ChessPro

Остап осмотрел помещение шахматной секции. На стенах висели запыленные
фотографии беговых лошадей, а на столе лежала запыленная конторская книга
с заголовком: «Достижения васюкинской шахсекции за 1925 год».
Ильф и Петров «Двенадцать стульев»

Недаром что-то мешало мне разделить радость Капабланки по поводу царского приема в Москве. Не прошло и года со времени международного турнира, проведенного с большой помпой и на широкую ногу, как трудящихся в очередной раз призвали потуже затянуть пояса. Надо было крепить обороноспособность страны. «Рабочий класс СССР и всего мира с величайшим вниманием следит за тем, как английские империалисты пытаются создать единый фронт с капиталистами других стран для войны против Советского союза, – нагнетал журнал «64», не отставая от партийной прессы. – Трудящиеся массы нашей страны отчетливо видят, как велика опасность этой войны, и готовятся стать на защиту первого в мире рабочего государства, которое является также отечеством всего международного пролетариата и факелом социальной революции».

Большевики уже тогда были большие доки по созданию врагов – реальных и мнимых. Под предлогом отражения внешней угрозы или борьбы с внутренней контрреволюцией можно было без помех прибрать к рукам частную собственность, а заодно и «пощипать» нэпманов. Дав развиться свободному предпринимательству и за счет этого удержавшись у власти, наследники «кремлевского мечтателя» теперь приступили к свертыванию нэпа. Как объяснил со свойственным ему специфическим юмором товарищ Сталин: «Хотя нэп введен «всерьез и надолго», но… не навсегда».

Пострадали и шахматы. «Режим экономии, жестко проводимый в нашей стране, – писал Н.Крыленко в январе 1927 года, – наложил свою тяжелую руку и на шахматное движение, уничтожив для целого ряда организаций материальные возможности, на которые эти организации опирались. Из-за режима экономии в 1926 году пришлось отказаться от очередного чемпионата и очередного съезда».

Но советские шахматисты проявили высокую сознательность. Понимая, что в первую очередь надо «усиливать наш воздушный флот, строя новые боевые единицы и целые эскадрильи», они выдвинули почин: соорудить на свои средства «Самолет шахматиста им. Н.В.Крыленко»! «Постройкой своего самолета рабочие-шахматисты нашей страны вновь подчеркнут, что они не принадлежат к числу тех аполитичных любителей, для которых шахматы – искусство для искусства и которые дальше этого ничего не видят и не хотят знать. Рабочее шахматное движение есть часть всего рабочего движения. В дни, когда рабочему государству грозит опасность войны, каждый член нашей организации отодвинет в сторону деревянные фигурки и возьмется за винтовку». А чтобы придать делу международный размах, послали «приветствие Рабочему Шахинтерну и предложение о постройке самолета им. Н.В.Крыленко».
Не дремал и «внутренний враг». Двукратный чемпион СССР на поверку оказался змеей, пригретой на пролетарской груди. Не получив, как советский подданный, визы на въезд в Италию, Боголюбов в декабре 1926 года прислал письмо Крыленко, в котором заявил о выходе из советского гражданства! И это после того, как его включили в исполбюро Всесоюзной шахматной секции, доверили вести шахматный отдел в «Правде», да еще, в порядке исключения, дали добро на участие сразу в трех заграничных турнирах. Реакция была жесткой: «Считая, что гражданин Боголюбов, пойдя по стопам Алехина и явившись не первым, а может быть, и не последним ренегатом в этой области, сам поставил себя вне рядов шахматных организаций СССР, – шахсекция постановляет: 1) лишить гражданина Е.Д.Боголюбова звания шахматного чемпиона СССР; 2) гражданина Е.Д.Боголюбова из числа членов шахматной организации СССР исключить…»
Этот документ, как и письмо Боголюбова, уже не раз публиковался. Но то, что я прочел в «Шахматном листке» за подписью П.Романовского, повергло меня в состояние шока. Не содержанием – оно вполне в духе времени, а своей лексикой, взятой, такое ощущение, из 30-х годов: «Каждому честному человеку понятно, каков удельный и моральный вес субъекта, продающего свое подданство за несколько сот фашистских лир. Каждому честному человеку теперь очевидно, что то доверие и внимание, которое было оказано шахматному экс-чемпиону Советской Республики, было ошибкой... Гр. Боголюбов наплевал на это внимание и доверие, как только сиятельному королю фашистов Муссолини угодно было сделать жест неудовольствия. Нас, однако, не охватывает чувство негодования или возмущения. Это было бы слишком много для пары сот итальянских лир, которые заплатит при удобном случае светлейший фашист обнаружившему свою настоящую природу гр. Боголюбову…»
Могу представить, какое впечатление всё это произвело на Алехина. Из постановления о Боголюбове он узнал не только о том, что является для Шахсекции «ренегатом», но и что «она не сочла возможным вступать в какие бы то ни было переговоры с Алехиным об участии его в международном турнире в Москве, считая этого мастера чуждым и враждебным Советской власти элементом». Какие переговоры? Он же сам написал тогда Григорьеву, увидев в «Шахматном листке» свое имя в списке предполагаемых участников турнира, чтобы его не приглашали: «До начала будущего (1926-го) года я вообще не собираюсь участвовать в шахматных состязаниях, так как всецело поглощен подготовкой к экзаменам на доктора права, каковые будут сдавать в конце ноября сего года». На мой взгляд, подоплека письма понятна: Алехин хотел избежать официального приглашения, чтобы не быть вынужденным к публичному отказу, что в Москве могли воспринять как демонстративный шаг. То есть в тот момент он явно не хотел сжигать мосты! Хотя… вряд ли экзамены были единственной причиной; возможно, Алехин боялся ехать в СССР без «охранной грамоты» в виде французского гражданства, которое он получит только в 1926 году. Я вот думаю: а вдруг слова о «чуждом и враждебном» – это как раз реакция на французский паспорт, когда исчезли последние иллюзии относительно того, что Алехина удастся заманить на родину?

ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ НЭПОВСКОЙ ПЕРЕДЫШКИ

Богатырчук: «Шестой год нэпа (1926-й) еще был терпим в материальном отношении, в особенности для меня. Я установил свой новый рентгеновский аппарат, прибывший вскоре из Германии, и продолжал развивать свою практику. Таким образом, я разрешил свою личную жизненную проблему вполне удовлетворительно и мог бы почить на лаврах, если бы не видел и не слышал того, что творится кругом. На поверхности ущемлений нэпа еще не чувствовалось, но косвенные признаки того, что петля на шее у наших народов затягивается всё туже, – были. Самым основным из этих признаков было усиление налогового пресса на частный сектор. Ясной политикой правительства было благоприятствование развитию так называемого государственного капитализма. В связи с этим многие частные торговые предприятия стали закрываться и взамен открылись государственные магазины. В новых магазинах товаров было мало и качество из ниже среднего, но даже и за ними выстраивались длинные очереди. Начали давить налогами и меня, но пока терпимо.
Между тем техника работы ГПУ (вскоре переименованного в НКВД) всё более совершенствовалась. Стало известно, что при всех почтах организованы перлюстрационные отделы, которые просматривают не только все без исключения письма, посланные за границу и оттуда полученные, но и письма, идущие внутри страны, всех тех, кого НКВД уже взяло «на мушку». Об этом нам сообщали многие, побывавшие в НКВД, рекомендовавшие нам воздержаться от переписки с родственниками и знакомыми, живущими за границей. Поползли слухи, вскоре подтвердившиеся, что приступлено к организации концентрационных лагерей для «особо чуждого элемента». Создавались лагеря главным образом на Севере. Начинал вводиться институт доносчиков, обязанных сообщать в НКВД о всяких опасных мыслях и настроениях жителей. В доносчики шли по доброй воле не только коммунисты и комсомольцы, но и оппортунисты и все попутчики, сочувствующие партии; хотя последних был и небольшой процент населения, но они все же были. Особенно легко попадались в лапы НКВД те, у кого были родственники за границей. Следователь вызывал такого кандидата в доносчики и, потрясая пачкой перлюстрированных писем, говорил:
– В этих письмах есть немало материала, чтобы вас арестовать и репрессировать по статьям, карающим за передачу секретных сведений врагам пролетарского государства.
И он цитировал одну или две совершенно невинные фразы, которые при желании можно было понять в компрометирующем смысле. Надо войти в положение будущего осведомителя НКВД. Ведь ему негде было искать защиты, чтобы доказать нелепость обвинений. Под угрозой строгих репрессий он не имел права рассказать об этой беседе даже членам своей семьи. И если это делал, то только тем, кому абсолютно доверял.
– …Однако, – продолжал следователь, – вы знаете, как великодушна пролетарская власть в отношении тех, кто помощью нам хочет загладить свои ошибки. Мы предлагаем и вам искупить свою вину тем, что вы будете сообщать нам обо всех антисоветских настроениях и разговорах среди ваших сослуживцев, знакомых и родственников. Каждую неделю вы должны будете составлять рапорт обо всем виденном и слышанном. Имейте в виду, что подобные сведения нам даете не только вы один. Поэтому не советую вам замалчивать или искажать смысл этих разговоров, ибо мы о правде так или иначе узнаем.
Только считанные люди имели волю и мужество отказаться от предлагаемой им роли. Но о твердости этих людей НКВД заранее знало и их обычно к «работе» не привлекало. Дьявольским приемом было вербовать в доносчики таких людей, которых по их репутации либо положению никак нельзя было заподозрить в этой гнусной работе» (из книги «Мой жизненный путь к Власову и Пражскому манифесту», Сан-Франциско, 1978).

НУЖЕН СВОЙ, ПОДЛИННО СОВЕТСКИЙ ЧЕМПИОН!

Ильин-Женевский: «В Москве открывается V Всесоюзный шахматно-шашечный съезд. Необходимость в его созыве назрела давно. Ведь уже два года прошло со времени последнего Всесоюзного съезда.
С 1923 года у нас установилась твердая традиция созывать съезды ежегодно. Почему же образовался провал в два года? Это объясняется тем, что сразу после Всесоюзного съезда 1925 года был организован Московский международный турнир, который отнял у нашей шахматной организации столько материальных и моральных сил, что созвать очередной съезд в срок она не смогла. Такая возможность наступила только теперь…

Основным и главным состязанием съезда будет, конечно, шахматный чемпионат СССР. Со времени измены последнего чемпиона Е.Боголюбова, СССР фактически остался без своего чемпиона. Новый чемпионат выделит достойнейшего, который примет на себя это почетное звание. То, что на V чемпионате СССР не будет заграничных гастролеров, является скорее плюсом, чем минусом. Нам нужен свой, подлинно советский чемпион, который жил бы в СССР, идеологически был бы близок нам и был бы тесно связан со всей нашей общественно-шахматной жизнью. Боголюбов, конечно, ни в какой степени не удовлетворял этим условиям. Что же касается силы игры, то если и нет сейчас среди нас такого, который мог бы сравняться с Боголюбовым, то это явление временное. Мы непрестанно растем, появляются новые дарования, и если прежняя чахлая шахматная жизнь родила Чигорина, а впоследствии Алехина, то молодая советская шахматная общественность наверняка выдвинет не менее яркие имена.

Как раз молодыми силами богат состав V чемпионата. Макогонов, Раузер, Холодкевич, Рохлин и, наконец, 16(!)-летний крупнейший талант Ботвинник должны будут выдержать в этом чемпионате первое серьезное испытание. Что они смогут предъявить нам, покажет ближайшее будущее» («Шахматный листок» № 18, сентябрь 1927).

Кстати, о Ботвиннике. Когда в примечаниях Шпильмана в «64» к партии И.Рабинович – Ботвинник из этого чемпионата я наткнулся на «17-летнего победителя», то не придал этому значения. Но потом вдруг и в «Шахматном листке» в подписи под фотографией молодых участников вижу: «Ботвинник (17 лет)». Это меня уже заинтриговало: все-таки журнал ленинградский, и там должны бы знать возраст земляка. Дай, думаю, полистаю журналы за 1926 год. В июньском номере «64» вижу: «Особенно следует отметить Ботвинника (16 лет)…» В июльском «Ш.Л.» – та же цифра: «Турнир неожиданно выдвинул 16-летнего Ботвинника…» А ведь в июне–июле Михаилу, если исходить из даты его рождения – 17 августа 1911 года, – не исполнилось еще 15 лет!
Впервые такую дату рождения приводит «Шахматный листок» за декабрь 1926 года. Там же указано, что Ботвинник «из пролетарской семьи» и «в этом году кончает школу II ступени». То есть девять классов, пояснил мне Юрий Львович Авербах. А ведь тогда принимали в школу с восьми лет. И если будущий чемпион родился в 1911 году, то пойти учиться должен был в 1919-м. Плюсуем девять лет – выходит 1928 год… Да и на всех ранних фотографиях он, согласитесь, выглядит уж слишком взрослым.

Самое удивительное, что в своих мемуарах «К достижению цели» Ботвинник – обычно весьма точный в деталях – ни разу не упоминает, ни когда пошел в школу, ни сколько классов кончил. А как вам такой пассаж: «1 июня 1924 года я стал членом шахматного собрания. Пришлось прибавить себе три года (требовалось 16 лет). Председатель правления С.Вайнштейн, конечно, догадывался о моей хитрости, но очки придавали мне солидный вид, и всё было правдоподобно»? Сомневаюсь. В неполные 13 лет вряд ли можно сойти за 16-летнего юношу; вот в 14 – еще куда ни шло. Видимо, для пущей правдоподобности Михаил Моисеевич добавляет: «В этом отношении я был не одинок – Сережа Каминер был лишь несколько старше». Как раз на три «недостающих» года: Каминер родился в 1908 году…
Вы спросите: уж не думаю ли я, что Ботвинник убавил себе год? А почему бы и нет? Если можно «для пользы дела» прибавить себе три, почему нельзя убавить один? По мнению Авербаха, идея скинуть годок могла принадлежать шахматному опекуну юного Михаила – Я.Рохлину, у которого самого путаница с годом рождения. В конце концов, мог же Яков Герасимович помочь Ботвиннику с документами при зачислении в университет, превратив его отца, зубного техника, во «врача-рабочего»… Что до шахматного начальства, то оно только радо было иметь своего, подлинно советского вундеркинда!

Из прессы: «25 сентября в Красном зале Дома союзов состоялось торжественное открытие чемпионата СССР. Открывший заседание Н.Д.Григорьев подчеркнул в своей речи, что даже проходящий сейчас матч на первенство мира Алехин – Капабланка отнюдь не затушевывает огромного интереса и значения чемпионата, чрезвычайно сильного по составу.

От имени ВЦСПС приветствовал чемпионат тов. С.С.Левман, который в своей речи указал на антиобщественную структуру шахматных состязаний на Западе и на тот общественный импульс, которым сопровождается каждое шахматное состязание у нас.
Затем была оглашена приветственная телеграмма т. Н.В.Крыленко.
Присутствовавший на открытии пролетарский поэт А.Безыменский прочел свою поэму «Шахматы», которая, являясь панегириком шахматной игре, все же напоминает: “…Что жизнь на шахматы похожа. Но жить – не в шахматы играть”» («64» № 18, сентябрь 1927).

Из прессы: «Состоявшееся вслед за официальной частью собрание участников чемпионата СССР постановило:
1) играть вместо 8 часов только 6 часов в день;
2) отказать Верлинскому в его просьбе начать игру 29 сентября (ввиду невозможности ему выехать по болезни из Одессы). Так как отказались от участия еще Розенталь и Руднев, жребий был брошен между 21 участником (среди них 11 мастеров). Результаты его: 1. И.Рабинович, 2. Ботвинник, 3. Перфильев, 4. Макогонов, 5. Романовский, 6. Вильнер, 7. Касперский, 8. Дуз-Хотимирский, 9. Ненароков, 10. Ильин-Женевский, 11. Павлов-Пьянов, 12. Богатырчук, 13. Холодкевич, 14. Фрейман, 15. Сергеев, 16. Григорьев, 17. Раузер, 18. Рохлин, 19. Смородский, 20. Селезнев, 21. Модель.
Назначены 7 почетных призов (жетоны), 3 приза за красивейшие партии…
Чемпионат СССР разыгрывается в двух залах Дома союзов. Помещение небольшое, но уютное. По сторонам зала за барьером, сооруженным из стульев, сидят участники, в середине находится публика. Последняя обычно скопляется там, где результат уже предрешен и положение одной из сторон более чем безнадежное. Хотя публики и не очень много (200–300 человек за вечер), но в турнирных залах довольно душно и шумно. Много корреспондентов, фотографов, интервьюеров. Пресса, впрочем, пока уделяет турниру больше внимания, чем публика. Явление довольно необычное для крупных шахматных событий» («Шахматный листок» № 19, октябрь 1927).

ВСЕМ СЕСТРАМ ПО СЕРЬГАМ

Богатырчук: «Два года прошло со времени предыдущего чемпионата, и этим объясняется огромный интерес к настоящему. Особенностью данного турнира было то, что наряду с известными по предыдущим чемпионатам шахматистами было приглашено семь, то есть треть числа участников, впервые играющих в чемпионате; турнир, таким образом, был не только соревнованием уже известных шахматистов, но и экзаменом для молодых. Тот факт, что некоторые из них заняли призовые места, показывает, что наша молодежь с честью выдержала испытание.
Романовский является крупной величиной в шахматной жизни СССР, и то, что он оказался на первом месте, не стало ни для кого неожиданным. В одних партиях проявился весь блеск его комбинационного творчества (например, с Рохлиным, Смородским), в других он добился победы последовательно позиционной игрой (против Вильнера, Селезнева). Несомненно, он сейчас находится в полном расцвете своих шахматных сил и от него следует ожидать еще больших достижений.

Ботвинник: «Еще в поезде (едем, конечно, в общем вагоне) Романовский говорит: «А вдруг Миша будет первым?» – и сам смеется. Шахматист Романовский был незаурядный. Техника невысокая, но неистощим на выдумки и опасен в атаке. Шахматы любил бесконечно. К деньгам относился равнодушно, поклонение обожал… Ко мне, как и всё старшее поколение мастеров, Романовский относился ревниво и без особого дружелюбия. До моего появления он и его сверстники царствовали безмятежно – и вдруг появился «выскочка»…» (из книги «К достижению цели», Москва, 1978).

Третий и четвертый призеры Дуз-Хотимирский и Модель. Первый – блестящий комбинационный игрок с ярким и оригинальным дарованием. Его победы над самыми выдающимися международными мастерами всем памятны, тем более приятно было видеть, что талант Дуза ярко цветет, проявляясь сейчас с необычайной силой; его блестящие партии с Романовским и Ненароковым – истинные перлы шахматного искусства. К сожалению, у Дуза есть один большой недостаток – чрезвычайная неровность игры, и это мешает ему занимать те высокие места на турнирах, какие он, бесспорно, заслуживает по своему дарованию. Его компаньон по призу Модель занял высокое место благодаря действительно прекрасной игре. Отличительной чертой его своеобразного стиля является умение ориентироваться в самых сложных положениях и находить в них подчас головоломные возможности выигрыша.

Романовский: «Модель, 1-й призер турнира городов в 1925 году, уже давно известен в Ленинграде как один из сильнейших любителей в бывшей столице. Алехин, говорят, в свое время пророчил ему блестящее шахматное будущее.

Абрам Модель

Многие из нас были уверены, что он вернется с турнира мастером, но никто не ожидал видеть его в качестве третьего призера наравне с таким крупным, неподражаемым бойцом как Дуз-Хотимирский. Мы считаем, что Модель получил не только звание мастера, но и третье место по заслугам. Всё лучшее, что имеется в его даровании, он ярко, больше чем кто-либо другой, выявил на этом состязании. Философски спокойно переносил он организационные тяготы и звонкими, изящными победами строил в таблице против своей фамилии многозначительный «частокол». Его игра изобилует интересной, тонкой выдумкой, большим остроумием, и от нее, как и от всей натуры Моделя, веет жизнерадостным оптимизмом» («Шахматный листок» № 21, ноябрь 1927).
Ботвинник: «Моделя как шахматиста я хорошо узнал осенью 1927 года. Играли мы в 5-м чемпионате СССР в Москве; вместе жили в комнате № 217 в гостинице «Ливерпуль» (ныне «Центральная»), что в Столешниковом переулке. Вместе анализировали партии, готовили дебютные схемы. Модель слабо знал теорию начал, предпочитая играть «нетеоретические» дебюты, – он и научил меня играть французскую и голландскую!
Анализировал он мастерски, с большой точностью и тщательностью, а я в анализе в свои 16 лет был птенцом. «Мишель, не торопись», – говорил Абрам Яковлевич, когда я быстро показывал ему «форсированный» многоходовый вариант, и вскоре он находил «дыру» в моем анализе уже на втором ходу… У Моделя я и научился искусству анализа!
В чемпионате Модель играл блестяще, он лишь на очко (на полтора) отстал от победителей турнира. Опустив руки между колен и низко держа голову над доской, он полностью отрешался от остального мира – в эти минуты для него шахматы были всем» (из книги «Аналитические и критические работы 1928–1986. Статьи, воспоминания», Москва, 1987).

Следующие двое, Ботвинник и Макогонов, подобно Моделю, впервые выступали на таком серьезном состязании. Первый, несмотря на молодость, играет очень солидно, не упуская случая перевести игру в выгодный для себя эндшпиль, но и комбинационные его способности тоже стоят на большой высоте; по стилю игры он очень напоминает покойного киевского маэстро А.М.Эвенсона. Макогонов тоже вполне заслужил завоеванное им звание мастера; наряду с упорством в защите его игра отличается стремительностью в контратаке.

Романовский: «Не так сильна (как у Моделя), но зато более солидна, более уравновешенна игра молодого Ботвинника.

Владимир Макогонов

Большая выдержка и глубокое понимание разносторонних позиций обеспечивают ему его великолепный успех.Минусом его творчества является некоторая шаблонность в оценке позиции, вследствие которой он упускает иногда сильнейшие продолжения, довольствуясь реализацией порой недостаточных для победы преимуществ. Макогонов чересчур пассивен. Игра его робка, но заложена на фундаменте неплохого позиционного понимания. Сопротивление его упорно и не раз принесло ему почти неожиданные победы… Чтобы оправдать достигнутое звание, ему необходимо внести будет в свое творчество больше фантазии, выдумки, решительности и вообще активности».
Ботвинник: «Это было очень трудное соревнование: следовало сыграть двадцать партий. В первом туре проиграл А.Моделю, во втором – блестящая победа над И.Рабиновичем. И в дальнейшем играл с переменным успехом, но на финише набрал 5 из 6 (спортивный характер сказался!), поделил с В.Макогоновым 5–6-е места, на 2,5 очка перевыполнив норму, завоевал звание мастера, но никаких восторгов это не вызвало… Наоборот, московский журнал «Шахматы» опубликовал лишь все четыре проигранные мной партии (на самом деле только две – столько же, сколько «Шахматный листок» и «64»), а Романовский на страницах «Шахматного листка» отметил «уравновешенность» моей игры. Я отнесся к этому спокойно – уже тогда доверял в основном собственному мнению» (из книги «Аналитические и критические работы 1923–1941», Москва, 1984).

Занявший седьмое место Ненароков, хотя и проявил много стойкости в защите, но должен был уступить более высокие места молодежи; на его игре сказывалось физическое и нервное переутомление.
Кроме упомянутых трех призеров высокое звание мастера получил и Григорьев. Мы приветствуем его успех, так как по высоким качествам своей глубокой и своеобразной игры он уже давно заслужил это звание, но преследовавшие его всегда турнирные неудачи не позволяли ему добиться его раньше. И в этом турнире капризная богиня турнирного счастья вплоть до предпоследнего тура не хотела ему улыбнуться, и целый ряд случайно потерянных единиц, казалось, лишал его надежды на необходимые 10 очков. Только выигрыш в последних двух турах прекрасно проведенных партий против Романовского и Вильнера дал ему заветные 50 процентов.

Романовский: «Творчество Григорьева по идеям разносторонне и богато. Но оно часто страдает, особенно в миттельшпиле, в своем техническом исполнении. Кроме того, он не крепок в защите, и в дальнейшем ему свое звание придется поддерживать такой же упорной работой, какой ему удалось его достигнуть».

За ним идет хорошо известный по своим успехам на международном и русских турнирах Ильин-Женевский; его неуспех следует объяснить случайными обстоятельствами, так как некоторые хорошо проведенные партии показывают, что сила его игры ничуть не ослабела. Рабинович и Фрейман лишь в силу турнирного счастья (точнее говоря – несчастья) не оказались на призовых местах, которые ими были вполне заслужены. Высокий класс обоих этих мастеров достаточно хорошо известен.
Рядом с ними встал Павлов-Пьянов, вполне солидный игрок, представляющий опасность на турнире для всякого противника; нельзя не отметить, что только чистая случайность (присуждение ничьей в совершенно выигранной для него партии вследствие повторения им лишний раз хода) не позволила ему добиться того недостающего пол-очка, которое дало бы ему звание мастера.

Романовский: «Большая досада случилась с Павловым-Пьяновым. Над ним тяготел какой-то рок… Чрезвычайно нервный, до болезненности, он вложил много честной, добросовестной черновой работы в свое творчество, и эта работа в целом была очень неплохой, подчас даже и очень тонкой. Однако не хватило выдержки, да и само творчество Павлова требует все же известного обогащения, главным образом со стороны его идейного содержания».

Результат Сергеева следует признать вполне удовлетворительным, если принять во внимание, что во всё время турнира он был занят сложными работами по своей специальности (Сергеев был инженером-электриком). Можно лишь пожелать, чтобы на следующих турнирах симпатичный московский мастер получил возможность отдать игре больше сил; не сомневаюсь, что тогда его успехи будут выше.

Романовский: «Как всегда, неплохо играл Сергеев. Его простая, здоровая позиционная работа иногда вдруг прерывается неожиданной изящной комбинационной выдумкой, как, например, в труднейшем конце против Богатырчука, где ходом g6-g5 под пешки f4 и h4 он форсировал изящную ничью… Еще немного оживления внести бы в его фантазию, и перед нами был бы законченный мастер во всех стадиях шахматной битвы».

Перфильев – молодой, острокомбинационный игрок, но, как ввиду его молодости и можно было ожидать, с недостаточной выдержкой. Несомненно, всё его будущее еще впереди, причем ему предстоит над собой серьезно поработать.
Следующие два места заняли мастера Селезнев и Вильнер и один из сильнейших ленинградских любителей Рохлин. Неуспех первых двух всецело следует объяснить тем, что они провели весь турнир, будучи наполовину больными. В те немногие дни, когда их здоровье было более или менее в норме, они давали прекрасные партии, в дни нездоровья проигрывали подчас грубыми зевками. Так, Вильнер в нескольких партиях подставил фигуры, в других же (против Смородского, Холодкевича, Рабиновича, Ненарокова) показал весьма высокий, подлинно мастерский класс игры. Точно так же и Селезнев, наряду с партиями весьма высокого класса (например, против Ненарокова, Ильина-Женевского) и тонкими «селезневскими» эндшпилями (например, против Перфильева), дал в дни нездоровья ряд весьма слабых партий, проигранных даже грубыми зевками.

Романовский: «Селезнев, четвертый призер крупного международного турнира в Остраве-Моравской, едва-едва не становится на последнем месте. Разбив в неплохом стиле Женевского и Ненарокова, он, к сожалению, спасовал перед целым рядом более слабых участников и, как всегда, не в состоянии был избежать большого процента ничьих. Мешала ему и больная нога (Фрейман по этому поводу остроумно заметил, что Селезнев давал всем вперед ногу). Но в основе его неуспеха все же лежит его стиль. Селезнев жаловался на то, что его стиль не может противостоять царящему на турнире духу «швинделей». Но до тех пор пока он не отдаст должную дань времени и не пойдет навстречу открывающей каждому свои объятия комбинационной стихии, его результат всегда будет близок к последним достижениям».

Результат Рохлина для первого выступления следует признать удовлетворительным; ему, как и Перфильеву, предстоит еще немалая работа над собой.

Николай Григорьев

Касперский также должен еще много работать над серединой игры; главным его недостатком является то, что он недостаточно ясно разбирается в сложных положениях. У молодого Раузера еще всё впереди; дарование у него несомненно есть, но опыта еще мало – для турнира же важно и то, и другое. Мастер Смородский также провел весь турнир наполовину больным; кроме того, ему мешает недостаток тренировки, являющийся следствием жизни в провинции. Впервые выступающий в серьезном состязании Холодкевич теперь, надо надеяться, приобрел уже часть того турнирного опыта, который ему пригодится в будущем.

Скажу несколько слов о себе. Во время турнира многочисленные журналисты задавали мне вопросы о моих взглядах на шахматную игру, о моих вкусах в области шахматного искусства и проч. Пользуюсь случаем ответить на эти вопросы. Я являюсь учеником и последователем той так называемой «киевской школы», из рядов которой вышли Е.Д.Боголюбов, А.М.Эвенсон и другие. Учился я играть главным образом по партиям и комментариям М.И.Чигорина и, в более позднее время, – А.А.Алехина.

То немногое время, какое я могу уделить шахматам, я посвящаю разбору и изучению партий главным образом этих мастеров. Никакой современной школы я в своей игре не придерживаюсь и считаю все современные построения таких школ, как, например, гипермодернизм, супергипермодернизм и прочее, совершенно искусственными. Предстоящий матч с П.А.Романовским расцениваю как весьма серьезное испытание для всего моего понимания шахмат, которое далеко не во всем совпадает с шахматным миросозерцанием моего будущего противника.

Теперь об общих результатах турнира. Прежде всего, необходимо отметить высокий класс игры всех участников, на что указывает то, что все они, не в пример предыдущим турнирам, набрали одну треть выигранных партий. Этот результат тем более показателен, что многие из участников выступают впервые в серьезном состязании и, несмотря на это, не смущаясь неудачами, все же продолжали играть в полную силу. Даже турнирный опыт и выдержка первых призеров подчас пасуют перед стойкостью дебютантов. Это, конечно, повышает ценность турнира…
В заключение отмечу, что, несмотря на неблагоприятную внешнюю обстановку для игры, Оргкомитет в лице всегда приветливого и любезного В.Е.Еремеева, неутомимого мастера Н.Д.Григорьева и С.О.Вайнштейна, по-видимому, сделал всё, что было в его силах, чтобы пойти навстречу желаниям участников. Эту внимательность и чуткость следует отметить и за нее сердечно поблагодарить» («Шахматы» № 11, ноябрь 1927).

«ТАК УСТРАИВАТЬ ТУРНИРЫ НЕЛЬЗЯ»

Романовский: «Казалось, что после двухлетнего перерыва всесоюзное состязание, которого с таким нетерпением ожидали широкие шахматные слои, должно было втянуть в свой состав всё лучшее по квалификации, что таит в себе Советское Государство.
В основу турнира был заложен строгий идеологический общественный фундамент. Денежные призы были отменены. Первому призеру турнира, помимо обычного звания чемпиона, должно было быть присвоено почетное звание «гроссмейстера» СССР. Были предприняты меры к тому, чтобы дать возможность принять участие в бою с испытанными мастерами молодым побегам шахматной мысли СССР.
И вот когда, наконец, съехались и закаленные старые бойцы, и безусая еще молодежь, то увидели, что в составе турнира, ответственнейшего состязания СССР, зияет брешь, роняющая значение турнира, с каких бы сторон мы к этому значению ни подходили, на много процентов.
«Товарищи! – воскликнули мы. – Пусть среди нас нет наших былых корифеев, грандиозного Алехина или ренегата Боголюбова, но где же гроза русских мастеров и победитель Ласкера, Левенфиш? (Через полгода в чемпионате Ленинграда он занял 2-е место, опередив Романовского, Ильина-Женевского, Моделя, Рохлина…) Где победитель Капабланки Верлинский? (Он с блеском выиграл чемпионат Москвы 1928 года, обогнав Григорьева, Ненарокова, Сергеева…) Где Абрам Рабинович, блеск и красота творчества которого так четко сочетаются иногда с простотой и силой? Где остроумнейший А.Куббель, выдержанный Зубарев, опасный Готгильф, тонкий и оригинальный Блюменфельд, возродившийся, как Феникс из пепла, Руднев?»
Восемь мастеров! – какая бездна творчества должна пропасть ввиду их отсутствия! Какую бледность в звонкое и яркое имя победы должно это внести…
Пестрый состав участников, всегда увеличивающий случайности в процессе борьбы, отсутствие ряда выдающихся мастеров СССР, низкий процент для достижения мастерского звания (50 процентов) – все эти обстоятельства делали задачу будущего чемпиона нелегкой, но втройне она была затруднена теми условиями, в которых суждено было начаться и протекать до конца всему состязанию.

С внешней стороны никогда, кажется, не было так трудно играть, как в этот раз. В небольших залах Дома союзов, предоставленных для турнира, при самом незначительном числе зрителей быстро наступала такая духота, что даже физически крепкому человеку она была не под силу. Но это еще пустяк. Оргкомитет не смог достать даже ковров. Все мольбы участников в этом отношении были гласом вопиющего в пустыне. В зале стоял непрерывный шум. Зрители мало стеснялись, и вежливые обращения к ним отдельных распорядителей (Товарищи! Участники просят не шуметь) таяли, как снежинки в жаркий майский день. Никаких репрессивных мер не принималось, и участники были обречены прямо на горькую участь. Во второй половине турнира был уничтожен полуторачасовой перерыв, который давал еще некоторую возможность вздохнуть после четырехчасовой бани, и тогда стало уже безнадежно плохо. Мотивировка – интересы публики и коммерческая сторона дела. А интересы участников? О них было забыто, к ним отнеслись с полным безучастием. Свободных дней почти не было. На второй день съезда (Всесоюзная шахконференция работала с 8 по 10 октября, в самый разгар чемпионата), прошедшего в горячих, страстных и нервных дебатах, заставили играть активнейших участников работы, а именно с него начался провал Женевского, руководившего работой одной из секций, проигравшего в тот день Ботвиннику.

В.Нейштадт: «Только перед самым началом 11-го тура закончились работы съезда. Неудивительно, что некоторые участники и съезда и турнира не выдержали тяжелого двойного напряжения, и их работа на съезде отрицательно отразилась на игре в турнире. В таком именно положении оказался Ильин-Женевский, которого, несмотря на его просьбу, Оргкомитет не счел возможным освободить от игры. В результате Женевский, играя с Ботвинником, попал под атаку и после ряда слабых ходов вынужден был отложить партию в безнадежном для себя положении» («Шахматный листок» № 20, октябрь 1927).

Сознание своего бессилия развинчивало нервную систему,

вносило апатию в борьбу (лишь бы кончить партию скорее!), физически совершенно обессиливало, и к концу турнира наиболее нервные и физически некрепкие или нездоровые товарищи совершенно изнемогли. Вильнер, этот превосходный, изобретательный, интересный, подлинный мастер миттельшпиля, был сведен на нет обстановкой игры. Для него она была особенно тяжела ввиду болезни сердца (астма). И мы, будучи свидетелями трех, четырех образцово, блестяще проведенных им атак, с болью наблюдали, как беспощадно расправлялась с ним та обстановка, которая предложена была и ему наравне с другими для творчества.
Смешно сказать, но на международном турнире в Москве, как ни трудно, но все же было значительно легче.
И турнир со стороны качества партий – то есть со стороны наибольшей своей ценности (не всё ли равно, в конце концов, кто чемпион, не для этого же создавался турнир и тратились тысячи) потерял очень много. Так устраивать турниры нельзя, это очень плохой режим экономии и очень плохая услуга шахматному творчеству в Советском Государстве.

Около кого же сосредоточились чаяния общественного шахматного мнения в направлении будущего чемпионства?

Большие надежды возлагались на И.Рабиновича, на Богатырчука, на автора этих строк, наконец на Женевского.
Меньше на Дуз-Хотимирского и Ненарокова. С интересом говорили о Ботвиннике.
Перед отъездом же в Москву мне удалось столкнуться и с таким мнением. Либо Романовский, либо Григорьев (!). Под вопросом был Модель. Положительно говорили о Макогонове. И это, пожалуй, всё. Гадали, конечно, о последнем месте, но именно гадали. Всё было неясно. Пестрота состава нагнала такого тумана, что он мог бы конкурировать с хорошей октябрьской серой ленинградской мглой.
И вот началось: Перфильев выиграл у Рабиновича, далее Раузер выиграл у него же. Еще ранее поражение от Ботвинника, затем от Вильнера, в заключение от Моделя. Всё это на фоне ряда ничьих с другими противниками. И во время турнира, и сейчас, вероятно, сотни мнений концентрируются вокруг этой крупной неудачи виднейшего ленинградского мастера, чемпиона Северо-Западной области.
Найдется среди критиков немало таких, которые способны напевать погребальные мотивы и даже торжествовать над этим грустным, именно грустным, неуспехом тов. Рабиновича. Многие будут думать, что этот неуспех неслучайный. Что молодежь и время одолевают, что вообще не так уж трудно одолеть или сделать ничью с Рабиновичем. И среди них найдется немало таких, которые восторженно аплодировали ему когда-то, после его триумфального возвращения с международного турнира в Баден-Бадене. Многие не потрудятся вникнуть поглубже в тонкое творчество тов. Рабиновича, а знай себе начнут козырять его нулями и половинками. Таким прежде всего хочется дать отпор. А остальным легковерам придется посоветовать почитать его превосходный труд «Эндшпиль», недавно выпущенный издательством «Прибой», а затем поближе познакомиться с его партиями на… только что окончившемся турнире.

Александр Ильин-Женевский

Рабинович был болен в самой середине турнира. Многие бы на его месте вообще сошли с арены боя. Но он мужественно довел борьбу до конца и дал всё шахматному творчеству, что еще было в его силах и возможностях… (В упомянутом выше чемпионате Ленинграда 1928 года Илья Леонтьевич одержал убедительную победу, не проиграв ни одной партии!)
Иного характера был провал Женевского, проигравшего пять партий подряд, из которых более половины были сданы им почти без сопротивления. В некоторых случаях этого стойкого мастера, о которого обожглись Маршалл и Капабланка, брали прямо голыми руками. В чем же дело? И вот тут-то мы впервые сталкиваемся с той трагической обстановкой творчества, к которой обязали нас организаторы.
«Устал, больше не в силах!» – вот был ответ, который я получил от него на мой товарищеский вопрос. Этот ответ мог быть не понят тем беззастенчивым зрителем, который из нашей залы устраивал бульвар для прогулок, но он был глубоко понят и прочувствован мной, так как и я уже в тот момент ощущал, как с каждым днем стремительно падают мои силы.
«Еще сошел один, – подумал я, – из превосходнейших художников нашей шахматной мысли». Уже под конец сорвался Дуз, прекрасно игравший, и великолепный стиль которого испытал на себе и я в 12-м туре. Проигрыш выигранной партии Макогонову, тоже Павлову, отдал почти без борьбы поле битвы Богатырчуку – всё это свидетельствовало о том же. Сил не хватило.

Дуз-Хотимирский: «В этом соревновании я был в хорошей спортивной форме, только что вернувшись с юга, где участвовал в двух местных турнирах, и чувствовал себя натренированным и физически окрепшим. Однако на финише я потерпел несколько поражений и личное первенство СССР, к которому я был близок, ускользнуло от меня» (из книги «Избранные партии», Москва, 1953).

Мы с Богатырчуком к концу турнира форменным образом изнемогали. Во всех последних партиях я стремился к упрощениям, готовый почти в любую минуту удовольствоваться ничьей.

И когда после четырех часов игры в последнем туре мы, оба мокрые от пота, думающие только о том, как бы скорее окончить всё это дело, по взаимному соглашению предложили своим противникам ничью, нам стало почти весело – оттого что мы уже принадлежим себе, а не этому не понимающему нас инквизиторскому залу, требовавшему от нас всего и взамен не дававшему ничего. Наши мозги форменным образом были изнасилованы. Ненароков, отлично начавший борьбу, с каждым днем ослабевал и наконец сорвался так же стремительно, как и Женевский. Имея ничью, он зевнул мне мат в три хода. В выигранной позиции он зевает в тот же день пат Макогонову, свел вничью выигранный конец с Касперским и достиг последнего приза лишь потому, что его противник в последнем туре Холодкевич в выигранной позиции зевнул мат в один ход. Вообще, если мы начнем подсчитывать зевки, то легко убедимся, что «нет числа им». И притом ни одному из участников не удалось, кажется, избежать их. Это в отношении прямых зевков. А если коснуться просчетов на 3-м или 4-м ходу, то тут целое море… Огромное большинство партий вообще не получило своего логического завершения. Ценность творчества была на этом турнире разбита вдребезги…

Все же, несмотря на максимальный ряд случайностей, творчество в целом может быть охарактеризовано, как большая победа комбинационных идей. Весело вели свои партии Модель и Фрейман. Единственное утешение находил в комбинациях и я. Часто проваливались, но не унывали на этом пути Рохлин, Раузер и Перфильев. Утешился Богатырчук после ряда ничьих, разнеся в лучшем стиле Моделя, Ботвинника и Макогонова. Блестел чудными искорками выдумок Вильнер. Смело атаковал Григорьев, красиво душил противников Ботвинник… И вообще чувствовалось торжество фантазии – живой, яркой, полной иногда, может быть, еще не совсем созревших идей, но верующей в свою конечную правоту и потому смелой, уверенной и побеждающей. С этой стороны турнир был, несомненно, показателен, и остается лишь вновь глубоко пожалеть, что такие мастера комбинационных идей, как Левенфиш, Верлинский, А.Рабинович, Куббель и Блюменфельд, отсутствовали в боях, которые развивались в родной для них стихии…
Два разнохарактерных вывода хочется сделать в заключение. С трудом, но с верой в себя расчищает комбинация дальнейшие пути для своего развития – это по существу и во-первых. А во-вторых, пора бы подумать о том, как организовать наши турниры так, чтобы обстановка их содействовала поднятию творчества и вовсе не обесценивала его. А то мастеров у нас теперь хоть отбавляй, а «мазни» самой грубой и бесшабашной нет конца» («Шахматный листок» № 21, ноябрь 1927).

ДУШОК БОГОЛЮБОВЩИНЫ

Браво, Петр Арсеньевич! Это ж надо, не побояться пойти «против линии партии», бросив вызов самому Крыленко. И ведь не за себя выступил (ему-то ничто не помешало занять высокое место) – шахматное творчество ринулся защищать! А если шире – интересы мастеров, на глазах становящихся всё более бесправными. Отмена денежных призов, по сути, превращала их в пролетариев, полностью зависимых от воли начальства. В конце концов, советские шахматисты стали, как в колхозе, играть за «трудодни», получая во время турниров талоны на питание. Помните крылатую фразу Давида Бронштейна в ответ на заявление В.Батуринского, что он слишком рано белыми согласился на ничью: «Неужели вы думаете, что я буду атаковать Смыслова за три рубля в день, и к тому же талонами?!»
Отпор бунтарю призван был дать Семен Левман – правая рука Крыленко, его зам по журналу «64»:

Левман: «…В своей статье П.А.Романовский позволил себе ряд самых недопустимых выпадов против наших руководящих шахм. органов. Он резко нападает на организаторов: турнир протекал, мол, в невозможных условиях; оргкомитет не считался с интересами участников, в помещении было шумно и пр. Но все эти обвинения ничто пред основным грозным обвинением: руководящие шахм. органы поставили коммерческие интересы выше интересов шахм. искусства! В силу материальных соображений Исполбюро Шахсекции (а ведь именно оно ответственно за проведение турнира) принизило и свело на нет всё значение чемпионата.
Мы не будем здесь останавливаться на мелких выпадах т. Романовского. Может быть, и были упущения (в большом деле они неизбежны) – не в них, однако, дело. Дело в том, что один из наших мастеров осмелился бросить нашей организации обвинение в том, что она пренебрегла интересами шахдвижения из коммерческих соображений. Такое обвинение нельзя бросать на ветер – за него надо отвечать.
Совет Шахсекций провел грандиозный по своему масштабу турнир: тут были и всесоюзный шахматный чемпионат, и командные соревнования областей и профсоюзов, и женский турнир, и турнир Красной армии… Наши шахорганизации, и советские и профсоюзные, пошли на большие расходы, чтобы провести эти состязания возможно полнее. С величайшими трудностями Совету Шахсекций удалось раздобыть помещение в центре Москвы и нужные средства. Все участники состязаний получили отпуск с сохранением содержания и материальную поддержку на время турнира. Участники чемпионата получили сверх того особый гонорар непосредственно от Совета Шахсекций. Советскому государству и профсоюзам V съезд обошелся в добрый десяток тысяч рублей (один международный турнир, напомню, обошелся в три раза дороже). Интересно знать, во имя чего произведены были эти расходы в наши дни – в дни режима экономии, – неужели во имя коммерческих интересов?..
Мы знаем, что далеко не все участники турнира подпишутся под заявлениями Романовского. Мы уверены, что московские шахматисты-середняки (читай: Романовский – это шахматист-кулак!), присутствовавшие на турнире, категорически опровергнут все утверждения Романовского о «невозможных условиях». Мы знаем, что наша шахматная общественность ни на миг не поверит обвинению в коммерческом уклоне, брошенному по адресу Совета Шахсекций…
Помимо формальной стороны вопроса выступление т. Романовского имеет еще весьма неприятный душок и «по существу». Выставление на первый план своих специфических прав, как мастера, болезненное самомнение – не в первый раз уже характеризуют т. Романовского. Он не желает считаться с возможностями и ресурсами советской шахм. организации: его творчество – всё, в его творчестве – вся будущность шахматного искусства. Ежели слегка ущемили его творчество – значит, ущемили всё шахматное искусство и надо кричать караул. Ему – победителю чемпионата – всё позволено, он может выступать с самыми необоснованными обвинениями и к его голосу должны прислушиваться. Это болезненное самомнение, этот душок боголюбовщины сказался еще раз в выступлении т. Романовского – может быть, против его собственного желания. С этим раз навсегда нужно покончить. При всем нашем уважении к талантам и дарованиям шахм. мастеров, мы не можем и не хотим создать для них привилегированного положения в нашей организации. И точно так же, как мы боремся против недисциплинированности и безответственной демагогии со стороны рядовых членов наших секций, мы должны призвать к ответу и т. Романовского за его неуместную и вредную выходку.
Кстати, следует выяснить и другой вопрос: как это редакция «Шахматного листка», печатая столь одиозную статью, не снабдила ее даже своим примечанием? Неужели и она солидаризуется с автором?» («64» № 23, декабрь 1927).

На этом история не закончилась. Сначала «Шахматный листок» (№ 1, 1928) напечатал статью Ильина-Женевского «В защиту шахматного творчества», предварив ее словами: «Настоящая статья, равно как и статья Романовского «Тяжелые итоги», выражает мнение всей редколлегии “Шахлистка”». За недостатком места я не буду приводить эту статью; ее пафос полностью раскрывает заключительная фраза: «Перечтите еще раз, тов. Левман, свою статью, подумайте над ней, и Вам станет стыдно!»
Ответный залп нанес… Богатырчук! Суть статьи «В защиту шахматных чемпионатов СССР» («64» № 2, 1928) выражена в словах: «Мы, шахматисты окраин, более, нежели тренированные шахматисты центра, подвержены всяким случайностям, и все-таки мы идем на них и не боимся их, потому что мы любим шахматное искусство всей душой, желаем, чтобы оно развивалось и широко распространялось. И потому мы полностью поддерживаем все мероприятия нашей шахматной организации».
Место публикации, мне кажется, говорит об определенном дрейфе автора в сторону Крыленко (обычно он печатался в аполитичном журнале «Шахматы»). Хотя понять Богатырчука можно: в условиях свертывания нэпа ему, частнику, не с руки было ссориться с советской властью… Впрочем, это только мои домыслы. Возможно, Федор Парфеньевич был абсолютно искренен, и его точка зрения просто совпала с официальной. В конце концов, у столичных мастеров своя правда, у провинциальных – своя…

ДВА ЧЕМПИОНА: НЕ РОСКОШЬ, А ЭКОНОМИЯ

В.Нейштадт: «Подъем на вершину кончился. Таблица фиксирует его результаты. 21 путь по 20 этапов каждый, 420 результатов, раздвоившихся из 210 встреч, 420 знаков, выражающих удачи и неудачи, нарастание этих удач и неудач по отдельным путям и – элементарный арифметический подсчет, нарушающий порядок имен в таблице, заданный жребием. Как проста цифровая символика турнирной борьбы! Но как много скрывается под этими значками, как много они говорят и как – в простоте своей – много умалчивают. Они не говорят о зевках, о «турнирном счастье», о качестве отдельных побед, да и зачем им говорить, когда уже само количество побед переходит в качество победителя.
А зевков было достаточно много. Вильнер дважды зевнул по фигуре, Селезнев зевнул фигуру, Сергеев зевнул целого ферзя; стоит ли подсчитывать прозеванные пешки?..
Зевок – несомненно, обидная вещь. Но ведь ни один турнир не обходится без изрядного количества зевков. Зевок есть как бы необходимый элемент.
Результат турнира (всякого) не является абсолютным показателем силы участников. В борьбе есть всегда элемент случайности – «турнирное счастье», или «везение». Но зевки не опорочивают турнира. Они – психологическая закономерность шахматной борьбы. Вероятно, можно говорить о каком-то минимуме и максимуме зевков. Бывали, конечно, турниры, где уж чересчур много зевали, и это обесценивало их результаты. Чемпионат СССР зевками не обесценен. И особенно отрадно отметить два факта: 1) Романовскому и Богатырчуку зевали меньше, чем другим; 2) молодежь зевала реже, чем «старики».
Если говорить о Счастливцевых и Несчастливцевых этого турнира, то стоит, пожалуй, отметить «везение» Ненарокова, которому подарили минимум 4 очка, и «невезение» Григорьева, который подарил минимум 4 очка. Особо следует отметить Дуза: подарил он не больше полутора очков, но этим самым подарил и первый приз.
От молодежи ожидали меньше, чем она показала. Ботвинника и Макогонова ждали в середке. Моделя (если он тоже «молодежь») нигде не ждали. А в результате они на высоких призовых местах впереди многих старых бойцов. Успех Ботвинника и Моделя удивляет меньше: ведь оба выросли в Ленинграде, питаясь соком ленинградской плеяды мастеров. Но откуда эта уверенность в себе у Макогонова, сидящего в глухой шахматной провинции? На каком подножном корму вырастало его шахматное дарование?
Успех Макогонова – три года назад так же вырос до того никому не известный Созин, но он был один, а тут подает о себе пронзительный сигнал 13-летний Толя Уфинцов из Омска (видимо, будущий мастер был родом из сибирских промышленников Уфимцевых, и после гражданской войны в семье «от греха подальше» подправили фамилию); а Раузер, большое дарование которого не вызывает сомнений – пусть он и не добился пока еще звания мастера, а Перфильев, несомненно тоже достойно проведший чемпионат (выше трех мастеров!), а блестящая игра молодежи в командных и профсоюзных соревнованиях (Тышлер, Кан) и пр. и пр. – да, всё это позволяет сказать: есть уже (а не еще) порох в шахматной пороховнице СССР!..

Подъем на вершину кончился. Двое ступили ногой на краеугольный камень первенства, каждый зажимая в кулаке по 14,5 побед. Двое – острые, как кремень. Из кремня высекают искры. В марте посыпятся вновь шахматные искры. Чья разгорится сильней? Не угадаешь…» («64» № 20, октябрь 1927).

Из прессы: «25 октября под председательством тов. Н.В.Крыленко состоялось экстренное заседание Исполбюро Совета Шахсекций по вопросу о матче на первенство СССР. Ввиду того, что победители турнира Ф.П.Богатырчук и П.А.Романовский отказались вследствие переутомления от розыгрыша предусмотренного программой решительного матча, Исполбюро постановило:
1) матч на первенство СССР разыграть в марте–апреле 1928 г. в Ленинграде;
2) матч играется до 6 выигранных партий, причем при положении 5:5 матч считается оконченным вничью, звание чемпиона СССР остается неразыгранным, оба противника получают звание гроссмейстера;
3) первые 4 ничьи матча не считаются;
4) в основу матча положить правила матча на первенство СССР между Боголюбовым и Романовским» («Шахматный листок» № 21, ноябрь 1927).

В мае 1928 года «Шахматы» сообщили: «Матч между Богатырчуком и Романовским за первенство в СССР предположено устроить в октябре в Москве». А в намеченный ранее срок – видимо, «в качестве компенсации» – будущие соперники сыграли 23 апреля в Госцирке… партию в живые шахматы! «В качестве фигур выступали артисты, в числе них – некоторые из известнейших в Москве. Взятые фигуры исполняли номера из своего репертуара. Партия на 34-м ходу окончилась вничью».
Финальная точка была поставлена в декабре на пленуме Советов Шахсекций (цитата по «64»): «Ввиду проведения в 1929 году всесоюзных соревнований матча между Богатырчуком и Романовским не проводить». Какова же была подоплека такого решения?

Богатырчук: «В 1927 году я добился наивысшего успеха в своей шахматной карьере, разделив первый и второй призы в 5-м Всесоюзном чемпионате с Петром Арсеньевичем Романовским. Хотя нам было только по 35 лет, нас уже стали причислять к группе «стариков»… Я, как всегда, играл по-любительски, очень неровно. К примеру, у шести первых призеров я выиграл пять партий, а с тремя последними еле набрал полтора очка. Приходится удивляться тому, что я все-таки оказался среди первых двух…
По условиям турнира, в случае дележа между победителями должен был состояться матч на звание единоличного чемпиона. Ввиду того, что для меня отъезд из Киева был каждый раз сопряжен с большими финансовыми убытками из-за потери частной практики, я позволял себе отлучки только один раз в году, во время отпуска. Поэтому я потребовал от Всесоюзной шахматной секции хотя бы частичного возмещения своих потерь, если матч состоится вне Киева. Насколько мне известно, там были склонны удовлетворить мою просьбу, когда вдруг появилось новое осложнение: мой сочемпион Романовский, узнав о том, что я могу получить финансовое возмещение, потребовал вознаграждения и для себя в равном размере. Я никак не осуждаю П.А. за это требование, возможно, что он даже не знал подоплеки моей просьбы. Так или иначе, но гонорар обоим участникам шел вразрез с политикой Шахматной секции, которая никому гонораров не платила и возмещала лишь расходы по переезду и пребыванию во время турнира вне родного места жительства. Поэтому было решено матч отменить и считать нас обоих чемпионами СССР.
После эмиграции из СССР я не избежал общей участи всех попавших за границу. Меня не только вычеркнули из списка советских мастеров, но и стали упоминать Романовского как единоличного чемпиона СССР того года» (из книги «Мой жизненный путь к Власову и Пражскому манифесту», Сан-Франциско, 1978).

ПРОВЕРКА НА ВЫНОСЛИВОСТЬ

Просто удивительно, с какой легкостью разбрасывалось – во всяком случае, в 20-е годы – творчеством лучших шахматистов страны ведомство Крыленко. Вот и на этот раз о турнирном сборнике речь даже не заходила (хотя на издание стенограммы съезда деньги нашлись!), и из 210 партий 5-го чемпионата СССР дошло до нас всего 85. Как и прежде, «повезло» только прокомментированным партиям, попавшим на страницы журналов. Неужели так трудно было найти место в официальном органе шахсекции «64», чтобы напечатать без примечаний и все другие партии? Как-никак чемпионат теперь раз в два года проводится, участники к нему готовят разные новинки, всё самое лучшее хотят показать. Ценить бы надо их творческие усилия, по крупицам собирать для подрастающих шахматных орлят Страны Советов… Ан нет, даже сохранением всех партий призеров не озаботились: Романовский – 15 (из 20), Богатырчук – 10, Дуз-Хотимирский – 6, Модель – 7, Ботвинник – 12, Макогонов – 14, Ненароков – 7. Особенно обидно за Дуза и Моделя: из 39 сыгранных ими партий поток времени донес только 13 – жалкую треть! А ведь оба, по общему признанию, играли в турнире вдохновенно…
Конечно, из-за плохих условий творчество сильно пострадало. В статье «Тяжелые итоги» Романовский отнюдь не сгустил краски. «Недисциплинированность публики, беспрерывный шум, шарканье ног, духота в турнирном зале создают крайне неблагоприятную обстановку для игры, – пишет «Шахматный листок» о 4-м туре. – Этим обстоятельством следует объяснить невысокое качество партий чемпионата». На обилие ошибок сетует и И.Рабинович в обзоре, посвященном дебютным итогам: «Участники весьма часто допускали грубые ошибки, вследствие чего результат партий далеко не всегда соответствовал качеству избранного дебюта».
Тем не менее красивых полотен хватает. Правда, на сей раз в отборе «шедевров» пришлось опираться на отчеты о турах и собственный вкус, поскольку с призами за красоту вышла какая-то накладка. Поначалу, как вы помните, были назначены три таких приза. По словам историка И.Романова, «среди партий, выдвинутых на соискание этих отличий, больше всего было названо шахматных произведений Романовского, но почему-то – ныне, за давностью лет, причину уже не установить – присуждение не состоялось...» А по-моему, причина на поверхности: руководство шахсекции решило наказать Романовского за «вынос сора из избы» и не нашло ничего лучшего, как… вообще не вручать призов за красоту!

Битва титанов

«Воскресный день и боевая партия Романовский – Богатырчук собрали массу публики, внимание которой сосредоточено только вокруг этой схватки. Партия на самом деле оказалась исключительно напряженной и вполне оправдала надежды. Романовский, разменяв в дебюте ферзей, вслед за тем смело пожертвовал качество; прошло много ходов, прежде чем выяснилось, что жертва корректна и за качество дает белым три лишних пешки…» («Шахматный листок»).

Испанская партия C79
Петр РОМАНОВСКИЙ – Федор БОГАТЫРЧУК
Комментирует П.РОМАНОВСКИЙ

1.e4 e5 2.Nf3 Nc6 3.Bb5 a6 4.Ba4 Nf6 5.0–0 d6 6.d4 b5 7.dxe5 dxe5 8.Qxd8+ Nxd8 9.Bb3 Bd6. Другой возможный и лучший, по-видимому, ход – 9...Nd7 10.Nc3 (10.а4! И.Рабинович) 10…Bd6 с нарастающей угрозой разменять посредством Nc5 одного из белых слонов. Это план Рубинштейна, опробованный им еще в партии с Берном (Карлсбад 1911).
Вариант с ходом 9…Bd6 тоже очень редкий (в базе всего несколько десятков партий). В 1988 году его дважды применил Спасский: с Маланюком (Роттердам) мир был подписан сразу, а с Белявским (Бельфор) – после 9.Bg5 Ne6 10.Bxf6 gxf6 11.Nc3 d6 12.Ne2 Nc5.
10.Bg5 Ke7. Другого способа предупредить сдвоение пешек по линии «f» у черных нет. Тем не менее ни до, ни после Богатырчука никто так больше не играл: эта партия в прямом смысле слова уникальна! Обычные ответы – 10…Be6 и 10…Ne6.
11.Nc3 c6 12.Rad1 Nb7. Белые вновь грозили сдвоить пешки противника. Ходом в партии черные идут на крупнейшие осложнения с шансами у белых.
Однако после 12...Bc7 белые сохраняют сильное давление путем 13.Nh4 (угрожая f2-f4), например: 13…h6 14.Be3! Nb7 15.f4 Ng4 16.fxe5

16…Nxe3 17.Rxf7+ Ke8 18.Ng6!! Nxd1 19.Nxd1 Bb6+ 20.Kh1 Rh7 21.Rf8+ Kd7 22.e6+ Kc7 23.e7 с выигрышем.
Меня еще Авербах предупреждал: «У Романовского все варианты длиннее трех ходов надо проверять! Стремление к красоте нередко подводило его в анализе». Вот и здесь вместо 16…Nxe3? явно лучше 16...Be6, например: 17.Nf5+ Bxf5 18.Rxf5 Nxe5 или 17.Bxe6 Kxe6 18.Bd4 Rad8, сохраняя ресурсы защиты. А вместо самоубийственного 20…Rh7? к равной борьбе ведет 20...Nc5! 21.Nxh8 Nxb3 22.axb3 Be6 23.Rb7 Rd8 24.Nc3 Bd4 25.Ng6 Rd7 26.Rxd7 Bxd7, а потому надо играть не «на красоту» (18.Ng6?!), а по-простому: 18.Rxc7! Nxd1 19.Nxd1 Kd8 20.Rxg7+–.

13.Rxd6! Kxd6! На 13...Nxd6? белые могли разными способами продолжать атаку. Проще всего было 14.Nxe5 Bb7 15.Ng4! (недурно и 15.Nd3!), и если 15...h6, то 16.Nxh6! gxh6 17.Bh4 Nde8 18.e5 с достаточным преимуществом. А на вид у черных после 18…Kf8! 19.exf6 c5 неплохая игра: 20.a4 c4 21.Ba2 Rg8 22.f3 Bc6 или 20.Bd5 Bxd5 21.Nxd5 Rd8 (22.Ne7 Rh7!). Жаль, что Богатырчук не прокомментировал партию: тогда бы мы знали, почему он отказался от взятия конем.
14.Rd1+ Kc7 15.Nxe5 Be6 16.Nxf7 Bxb3 17.axb3 Rhe8. Возможно, на клетку ближе было точнее: 17...Rhf8! 18.Bf4+ Kb6, и тут 19.e5 белым невыгодно (19...Rxf7 20.exf6 Rxf6), а после 19.Ng5 Rae8 или 19.Ne5 a5 у черных полноправная игра.
18.Bf4+ Kb6 19.e5 Re7! 20.Ng5 Ng4! На 20...Nd7 очень неприятен был ответ 21.Ne6!, и если 21…Nxe5, то 22.Be3+, и белые выигрывают.
21.Nf3 Rf8 22.Bg3.

Хотя черным удалось отбросить белые фигуры и занять прекрасное положение ладьями, позиция их продолжает оставаться тяжелой из-за хорошо укрепленной белой пешки е5 и слабости черных полей в их лагере. Поэтому здесь лучше всего было решиться на обратную отдачу качества, играя 22...Rxf3 23.gxf3 Nxe5.
22…Nc5 23.h3 Nh6 24.Rd6 Kb7 (нельзя 24...Re6 ввиду 25.b4!) 25.Nd4 Nf5 26.Nxf5! После 26.Nxc6 Nxd6 27.Nxe7 у черных находился очень неприятный ответ 27…Nde4!
26...Rxf5 27.b4 Ne6. Несколько лучше 27...Nd7 28.f4 (28.e6 Nf8) 28...g5 29.e6 Nf8 30.Ne4 Nxe6 31.fxg5 Nxg5; белые и в этом случае сохраняют хорошие шансы, но все-таки уже без поддержки своей надежды – пешки «е». Ход в партии естественней: он затормаживает движение пешки «f» и грозит путем Nf4 атаковать пункт е5.
28.Ne4 Kb6. Черные не могут пустить коня на с5, после чего все затруднения белых кончались. Кроме того, грозило и просто 29.Rxe6.
29.Nc3 29...Kb7 30.Ne4 Kb6 31.Kf1! Критический момент.

План белых состоит в том, чтобы, сыграв f2-f3, перевести слона на диагональ g1-a7, овладеть окончательно пунктом с5 и отразить атаку черного коня на f4 посредством перевода слона с g3 на d4. Без хода короля этот план имеет прореху ввиду шаха Nf4-e2 с последующим разменом слона.
31…h6. Черные опасались варианта 31...Nf4 32.Bh4 Rexe5 33.Rd7! g5 34.Nd6, но, играя 34…c5 и отдавая назад качество, они получали неплохие контршансы. Белые, однако, могут парировать атаку черного коня по-иному: 32.Nc5! Rexe5 (32...Rfxe5 33.Nd7+) 33.Rd7!, а если черные не берут сразу пешку, играя 32...a5!, то просто 33.c3.
32.f3 Nf4 33.Bf2+ Kc7 34.Bd4 Nd5. И сейчас, и на следующем ходу единственным путем к получению шансов на ничью была обратная жертва качества на е5. После того как черные от этого оказываются, их позиция быстро рушится.
35.c3 Nb6? 36.Nc5 Nc4 37.Nxa6+.

37…Kc8. Если 37...Kb7, то 38.Nc5+ Kc7(b6) 39.Ne6+ Kc8! 40.Rxc6+ Kd7 41.Nxg7!! Rxg7 42.Rxc4 bxc4 43.e6+ и т.д.
38.Rxc6+ Kb7 39.Rg6 Nxe5 40.Nc5+ (еще проще 40.Rb6+) 40...Kc8 41.Rb6 Nc4 42.Rxb5 g6 43.b3. Играя 43.Kf2, белые могли оставить проходные пешки соединенными. Но они стремятся уже к наивозможной простоте.
43...Nd2+ 44.Kf2 Nxb3 45.Rb6 Nxd4 46.cxd4. Здесь партия была отложена и затем сдана черными без доигрывания. Записанным ходом оказался 46…Rg5, после чего легко выигрывает как 47.Ne4 с завоеванием пешек «g» и «h», так и простое 47.b5.

Психологический этюд

«Прекрасным исключением из неудачных партий 13-го тура была партия Богатырчук – Ботвинник, выигранная первым благодаря глубокой маневренной игре» («Шахматы»). «Богатырчук получил преимущество в дебюте и превосходно разнес Ботвинника» («Шахматный листок»).

Французская защита C17
Федор БОГАТЫРЧУК – Михаил БОТВИННИК
Комментирует Ф.БОГАТЫРЧУК

1.e4 e6 2.d4 d5 3.Nc3 Bb4 4.e5! При других продолжениях, 4.exd5 или 4.Ne2, белые не получают никакого преимущества.
4...c5 5.Qg4! (этот ход не считают хорошим; мнение, по-видимому, неправильное) 5…Kf8. Лучше, по-моему, 5...g6, ибо, как показывает течение партии, черным теперь все время приходится считаться с возможностью шаха слоном с1. Проблема в том, что при таком короле им трудно завершить развитие и ввести в бой ладью h8.
Сильнейший ответ здесь – 5...Ne7, предложенный еще И.Рабиновичем в статье «Что дал 5-й Всесоюзный чемпионат теории дебютов?» («Шахматы» № 1, январь 1928); этот-то ход и отбил у белых охоту играть 5.Qg4. Но не сразу. Согласно ChessBase, практическую проверку вариант с 5...Ne7 впервые прошел в партиях Трейбал – Опоченский (Теплиц-Шенау 1937, Прага 1939), а также Бронштейн – Болеславский (Киев 1944).
6.Nf3 cxd4 7.Nxd4 Qa5 8.Bd2 Nc6 9.a3! В партии Вильнер – Модель из 5-го тура было сыграно менее сильно – 9.Nxc6, после чего черные получили даже лучшую партию. Но причиной этого был не ход 9.Nxc6, тоже неплохой, а неточная игра белых в миттельшпиле.
Интрига в том, что в той партии выпад 5.Qg4 был применен… впервые в турнирной практике! Вероятно, Вильнеру не понравилось, как Модель в 1-м туре расправился с Ботвинником, сыгравшим 5.а3 (и тогда, и сейчас это считается основным), и он решил пойти «другим путем». Модель в своих примечаниях оценил новинку невысоко: «Сомнительный ход, дающий черным хорошую игру в центре». Видимо, зная, что Ботвинник прислушивается к советам Моделя, Богатырчук и решил подловить юношу «на вариант». Психологически очень тонкий расчет!

9...f5. Положение черных уже нелегкое, но и теперь они делают не лучший ход. Больше всего шансов на защиту давало, по-видимому, 9...Nxd4 10.Qxd4 Bc5 11.Qf4 Qd8 – хотя на стороне белых определенный перевес, использовать его не так легко.
Нельзя было, конечно, 9...Nxe5, так как после 10.Qg3 черные теряли фигуру:
1) 10…Bxc3 11.Bxc3 Qc7 12.Nb5 Qb8 13.Bb4+ и Bd6;
2) 10...Bd6 11.Ncb5 Q~ 12.Nxd6, и нельзя 12…Qxd6 из-за 13.Bb4 (после 11...Qxd2+! 12.Kxd2 Nc4+ 13.Bxc4 Bxg3 14.hxg3 dxc4 черные уравнивают игру, поэтому верно только 11.Ndb5! Bb8 12.Nxd5 или 11… Nc4 12.Nxd6 Nxd2 13.Qf4);
3) 10...Nc6 11.Nb3 и 12.axb4.
10.Qf4 Nxd4 11.Qxd4 Bc5 12.Qf4 Qd8. Позиция белых лучше – но что дальше?.. При спокойных продолжениях черные просто развивают коня Ng8-e7-g6(c6) с атакой на пешку е5 и получают вполне удовлетворительную игру.
13.Na4! Be7. Черные вынуждены загородить выход своему коню, так как и после 13...b6 14.Nxc5 и 15.b4 слон d2 принял бы решающее участие в атаке, а 13...Bb6 14.Nxb6 и Bb4+ им явно невыгодно.

14.g4! Препятствуя черным сыграть g7-g6, так как тогда конь g8 оказался бы навеки запертым, и тем самым подготовляя изолированность пешки d5. «Позиция черных быстро рушится под сокрушающими энергичными ударами белых» (Модель).
14…Nh6 15.Rg1 Nf7. Вряд ли у черных было что-либо лучшее. Плохо 15...g5 16.Qf3 f4 17.h4 с полным разгромом королевского фланга. На 15...Bd7 последовало бы 16.0–0–0 Bxa4 17.Qxa4 Nxg4 18.Rxg4 fxg4 19.Qxg4, и белые, угрожая Bh3, Qxe6 и Rg1, за пожертвованное качество получают едва ли отразимую атаку.
Однако в первом варианте сильнее 16...Kg7! 17.gxf5 Nxf5 или 16...Bd7 17.gxf5 Nxf5, а во втором – 16...g5!, ибо после 17.Qd4 Nxg4 уже не проходит 18.Rxg4 (18.Nc5!?) 18…fxg4 19.Qxg4 из-за 19…h5. Так что, видимо, прав Модель, оценив ход 15…Nf7 словом «плохо». Да и машина теперь уверенно рисует «строчку».
16.gxf5 exf5 17.Qd4 (с угрозой е5-е6) 17…Be6. «Не помогало и 17...Ng5 из-за 18.Bxg5 Bxg5 19.Bg2 Be6 20.Nc5 и т.д.» (Модель).
18.Nc5 Qb6. Это гораздо лучше, нежели размен коня, после чего защищать позицию короля было бы еще труднее. Вообще, оказавшись в трудном положении, черные защищаются чрезвычайно упорно.
19.Nxe6+ Qxe6.

20.0–0–0! Храбрый «Джуниор» быстро высвечивает этот ход, а перестраховщик «Фриц» не видит его в упор и после чашки кофе (моей).
20…Qxe5 21.Qxe5 Nxe5 22.Bc3 d4. Явно нехорошо 22...Ng6 23.Rxd5 f4 24.Rf5+ Ke8, и белые при непрекращающейся атаке выигрывают пешку g7.
23.Bxd4 Bf6 24.Bg2 g6 25.Bxb7 Rb8 26.Bh1 Kg7. После 26...a5 27.Bc3 с угрозой на 27…Kg7 ответить 28.Rd6 белые получали бы сильную атаку. Грозит 29.Rxf6 и f2-f4.
27.Bxa7 Rbc8 28.b3 Rhe8 29.Bd4 Re7 30.Kb1 Ng4 31.Bxf6+ Kxf6 32.Rd2 Rce8 33.Bc6 Re2 34.Rxe2 Rxe2.

35.a4! Задержать эту пешку черные не могут. На 35...Rxf2 проще всего 36.Rxg4, и пешка «а» проходит в ферзи или черные должны отдать за нее ладью.
35…Ke5 36.Rd1 Nxf2 37.Rd5+ Ke6 38.Rd8 Ne4 39.a5 f4 40.Bxe4. Черные сдались. После 40…Rxe4 41.Re8+ Kf5 42.Rxe4 пешка «а» проходит в ферзи с шахом.

Игра не мальчика, но мужа!

Шпильман: «17-летний победитель провел атаку с большим талантом и искусством. На него можно возлагать большие надежды в будущем».

Голландская защита A95
Илья РАБИНОВИЧ – Михаил БОТВИННИК

1.d4 e6 2.c4 f5. Спустя годы, в «Аналитических и критических работах. 1923–1941» (1984), Ботвинник раскроет, кому он обязан появлением голландской защиты в его арсенале: «Мы жили во время чемпионата вместе с Моделем, и он учил меня играть это сложное начало».
3.g3 Nf6 4.Bg2 Be7 5.Nc3 0–0 6.Nf3 d5. Черные избрали огнеупорную систему «каменная стена». Вариант Ильина-Женевского (6...d6) обретет популярность после 7-го чемпионата СССР (1931).
7.0–0 c6 8.Qc2. «И тогда это считалось последним словом теории, и сейчас рекомендуется в первую очередь, но я считаю, что проще и лучше 8.Bg5, как я продолжал в 22-й партии матча-реванша со Смысловым (1958). Либо после Nf6-e4 произойдет выгодный для белых размен чернопольных слонов, либо черные сыграют h7-h6, а это – ослабление пешечного прикрытия короля» (Ботвинник).
8...Qe8 9.Bf4 Qh5 10.Rad1 Nbd7 11.b3 Ne4.

12.Ne5! Пользуясь тем, что перестал грозить выпад Ng4. Пешка, разумеется, несъедобна: 12...Nxc3 13.Qxc3 Nxe5 14.Bxe5 Qxe2 15.Bf3 Bb4! 16.Qxb4 Qxf3 17.Qd6 (Ботвинник).
12...Ng5. Комментируя партию в «Шахматном листке» (№ 19, 1927) Ботвинник указал в качестве лучшего хода 12...Bf6, так как «теперь белые могли сыграть просто 13.f3 Nh3+ 14.Bxh3 Qxh3 15.e4 с отличной партией». Этот же вариант он привел в «Аналитических и критических работах», хотя после 15…fxe4 16.fxe4 Nxe5 17.Bxe5 Bd7! у черных стесненная, но прочная позиция. Например, попытка выиграть пешку – 18.exd5 exd5 19.cxd5 чревата для белых неприятностями: 19…Bg5! 20.Qe4 (20.Rde1? Be3+) 20…Bf5 и т.д.
13.h4 Ne4 14.Bf3. «Нерешительно сыграно. Продолжая 14.Nxe4 fxe4 15.f3, белые получали лучшую игру, так как жертва качества 15…Rxf4 16.gxf4 не проходила», – пишет Ботвинник в журнале, однако после 16…e3! (не 16…Nxe5 17.fxe5 e3 из-за 18.f4! и Rf3) белые рискуют попасть под атаку. Например: 17.Qd3 Bxh4 18.Qxe3 Bg3 19.Ng4 dxc4! 20.bxc4 (20.Qxe6+? Kh8) 20…e5 и т.д.
Кстати, с примечанием к этому ходу произошла забавная метаморфоза. В журнале далее читаем: «После прекрасно разыгранного дебюта белые, начиная с 14-го хода, делают ряд слабых ходов и получают даже несколько худшую партию». В сборнике «Избранные партии 1926–1936» (1938) Ботвинник понизил оценку: «После хорошо разыгранного дебюта…» А в послевоенных книгах он эту фразу вообще снял!
14...Qe8 15.Nxd7 Bxd7 16.Kg2 (16.Bg2!?) 16…Bb4! 17.Bxe4? «Решающая ошибка. Нужно было играть, конечно, 17.Nb1 с возможностью защиты» (Ботвинник).
«Следует, однако, заметить, что последствия этого размена были далеко не очевидны и вскрылись лишь благодаря атаке черных, настолько же трудно находимой, насколько и сильной» (Шпильман).
17...fxe4 18.Rh1. Заслуживало внимания 18.Be5!? (и если 18…Qh5, то 19.f3), лишая черных возможности сыграть е6-е5 и пожертвовать ладью на f4.
18…Qh5 19.f3 Qg6! «Правильно было 19...e5! 20.dxe5 Qg6, получая позицию, как в партии. Теперь же белые могли избежать этого» (Ботвинник). Однако в приведенном варианте есть отличная реплика 21.Qc1!, не допуская жертву на f4 (21…Rxf4 22.h5 Qg5 23.Nxd5! cxd5 24.Qxf4 или 21…Bxc3 22.h5 Qf7 23.Qxc3). Поэтому ход в партии – сильнейший.
20.Kf1. «На 20.Kh2 решало 20...Rxf4», – утверждал Ботвинник по горячим следам. Годы спустя он изменил свое мнение: «Заслуживало внимания 20.Kh2, не разобщая ладьи, да и король был бы в большей безопасности».

Как ни странно, ближе к истине был юный Ботвинник, вот только «решало» не 20...Rxf4, после чего возникали большие осложнения, а компьютерное 20…exf3! 21.Qxg6 hxg6 22.Rd3 e5! 23.dxe5 (23.Bxe5 fxe2 24.Re1 dxc4! 25.bxc4 Be6) 23...d4! 24.Rxd4 Bxc3 25.Rd3 (25.Rxd7? fxe2) 25...Ba5 26.exf3 Bf5 с фигурой за две пешки.
Добавлю, что не проходило 20.Qc1: без включения ходов 19...e5 20.dxe5 он проигрывает!
20...e5! Выигрыш пешки путем 20...exf3 21.Qxg6 hxg6 и fxe2+ был бы слишком малым достижением в такой позиции.
21.dxe5. «Белые должны были играть 21.h5, хотя после 21…Qf5 22.dxe5 exf3 23.Qxf5 Bxf5 24.Rc1 d4 25.Nd1 Bg4! у черных получался выигранный эндшпиль». В сборнике 1938 года Ботвинник закончил вариант ходом 25…Be4, что действительно сильнее.
Не помогает и 23.e4 из-за четкого 23…Qg4! (слабее 23…dxe4 24.Nxe4 с идеей Qd3 и Nd6), и если 24.Rh4, то 24…Qxh4 25.gxh4 Rxf4 – белых губит неудачное положение фигур.
21...Rxf4! 22.gxf4 Qg3!!

Впечатляет. Недаром Рудольф Шпильман, комментируя партию в «64», четыре подряд хода черных (19–22) сопроводил двойными восклицательными знаками!
23.Nxe4. На 23.cxd5 Ботвинник привел эффектный вариант 23…Bc5 24.Nxe4 Bh3+ 25.Rxh3 Qg1#. Но после 24.е3 мата нет, поэтому эффективнее 23…Bh3+ с выигрышем ферзя.
23...dxe4 24.Rxd7 (или 24.Qxe4 Bc5 25.e3 Bf5! Ботвинник) 24…Bc5. Только не 24...e3? из-за разящего 25.Rxg7+!!
25.e3 Qxf3+ 26.Qf2 Qxh1+ 27.Ke2 Qh3! 28.f5 Qg4+ 29.Kd2 Rf8 30.e6 Qxf5. До сих пор всё было по первой строчке компьютера! Но здесь имелась хорошая альтернатива: 30…h5! (c угрозой Rxf5) 31.Qf4 Bb4+! 32.Kc1 Rxf5 33.Qxg4 hxg4, и пешка идет в ферзи.
31.Qxf5 Rxf5 32.Rxb7 Rf2+ 33.Ke1 Rf6.

34.b4 Bxe3 35.Ke2 Bg1 36.e7. «За эту пешку белые уничтожают пару вражеских, но черным для победы достаточно проходной пешки “е”» (Ботвинник).
36…Kf7 37.e8Q+ Kxe8 38.Rxg7 Rg6! 39.Rxh7 Bd4 40.c5 Rg2+ 41.Kf1 Rf2+ 42.Ke1 e3. Белые сдались.
«17-летний победитель провел атаку с большим талантом и искусством. На него можно возлагать большие надежды в будущем» (Шпильман).

Победная табия

И.Рабинович: «Модель с редким упорством (во всех 9 партиях, игранных белыми!) применял следующую систему развития: 1.Nf3, b3, Bb2, e3 и d4. Несмотря на превосходный результат (6,5:2,5), трудно признать особую силу за данной системой; успех же, достигнутый белыми, объясняется главным образом тем, что черные стремились опровергнуть этот вполне приемлемый способ развития».
Увы, до нас дошли только две «белые» партии Моделя, а с его комментариями и вовсе одна. Между прочим, в ней он слегка видоизменил свою дебютную табию, сыграв 1.Nf3, b3, Bb2, g3, Bg2, 0-0 и d4, но… на результате это не отразилось.

Абрам МОДЕЛЬ – Александр СЕРГЕЕВ
Комментирует А.МОДЕЛЬ

19.b4! Белые намереваются перевести коня через b3-c1-d3 на е5. Черные вряд ли могут помешать этому плану. Машина здесь и на следующем ходу настаивает на 19.e5 Nh5 20.f4, захватывая жизненное пространство, – ей, бездушной, невдомек, какой адреналин в пешечном напряжении!
19...Qh6 (слабая попытка создать контригру на королевском фланге) 20.Nb3 b6. Ничего не давало 20...fxe4 21.fxe4 Ng4 22.h3.
21.Nc1 Rd8 22.Nd3 dxe4 23.Ne5 Rff8 (23...exf3? 24.Nxf7) 24.fxe4 Ng4. Единственный способ выжить коня с пункта е5. Но теперь белые быстро получают проходную пешку по линии «е», которая и решает партию.

25.Nxg4 fxg4 26.e5! (вот теперь пора) 26…Qg7 27.d5! cxd5 28.cxd5 Bb5 29.Rd2 exd5 30.Bxd5+ Kh8 31.Qe3 Rde8 (31...Rf5 32.Be6!) 32.Rf2 Rxf2 33.Qxf2 Rf8 34.Qe3.

34…h5 35.e6 Re8 36.e7. Нельзя допускать Re7. Коли так, может, черным стоило изменить порядок ходов: 34...Re8 35.e6 Re7 36.Qf4 h5?
36…Bd7 37.Qg5 Kh7 (сильнее было 37...Qd4+ 38.Kh1 Kg7) 38.Re5 Bf5 39.Qe3. Но не 39.Rxf5 gxf5 40.Qxh5+ Qh6 41.Qf7+ Qg7, и если 42.Qxe8, то 42…Qd4+ с ничьей вечным шахом.
39...Qf6 (грозило Bc6) 40.b5!

40…Bd7. Соблазнительно, но ошибочно было 40...Bd3 ввиду 41.Qf4! с выигрышем по крайней мере качества. Хорошо, что соперник не поддался соблазну, иначе после 41...Bf5! 42.Qe3 Bd3 белым пришлось бы смириться с ничьей. К цели вело 41.Bg2! Bxb5 42.Rxb5 Rxe7 43.Qf2.
41.Qc3 (угрожая выиграть ферзя путем 42.Rxh5+ Kg7 43.Rh7+) 41…Kg7 (41...Qg7 42.Qe1! Bxb5 43.Be4 или 42...Qf6 43.a4, загоняя черных в цугцванг) 42.Bc6 Bxc6. Единственное. На 42...Rc8 решает эффектное 43.Bxd7 Rxc3 44.e8N+!
43.bxc6 Kf7 (последние судороги) 44.Qc4+ (можно было и сразу 44.c7) 44...Kg7 45.Qd4 Kf7 46.Qd5+ Kg7 47.c7 Rxe7 48.c8Q Rxe5 49.Qcg8+. Черные сдались.

Из золотого фонда Романовского

«Гвоздем второго дня явилась партия И.Рабинович – Ботвинник… Из-за этой «сенсации» несколько в тени осталась блестяще выигранная Романовским партия у Смородского. Комбинационный талант ленинградского мастера проявился в этой партии чрезвычайно ярко» («64»).

Александр СМОРОДСКИЙ – Петр РОМАНОВСКИЙ
Комментирует П.РОМАНОВСКИЙ

32…a5! 33.bxa5? (лучше было ограничиться 33.a3, уступая черным линию «а», но упорно еще сопротивляясь) 33...e5! Интересно, что компьютер оценивает эту позицию как равную, а вот после 33.a3 отдает предпочтение черным. Видимо, проходная на крайней линии для него очень весомый аргумент…
34.g3 exf4 35.gxf4 Ra8 36.Bb4 h4.

37.h3. Черные грозили 37…Bf3 38.Ng2 h3 и Bxf4.
Похоже, более сложные задачи ставило 37.a4!? bxa4 38.Ra2. Теперь идея 38…Bf3 39.Ng2 h3 наталкивается на парадоксальное 40.Nh4! Be4 41.Rxa4 Ra6 42.Bc5!, и попытка выиграть коня чревата: 42…Rh7 43.Rb4 Bg7 44.Rb8+ Kf7 45.Rb7+ Ke6 46.Rb6+ Rxb6 47.axb6 Rxh4 48.b7 Rh8 49.Ba7 Bf6 50.b8Q Rxb8 51.Bxb8 и т.д.
К цели ведет другой маневр – 38...Bd3! 39.Nxd5 Re8! (39...Bc4 40.Nb6 или 39…Bxf1 40.Kxf1 Bf8 40.Rxa4=) 40.Rxa4 Bc4, например: 41.Nb6 Bxf1! 42.Kxf1 Bxf4 43.a6 Bb8; 41.Bf8 Bxf1! 42.Bxh6 Bd3 43.Ra1 Re2 или 41.Ne7+ Rfxe7 42.Bxe7 Bxf1! 43.Kxf1 Rxe7 44.d5 Ra7 с выигрышем.
37...Rg7 38.Kh2 gxh3! 39.Rdf2 Kf7! Вступление к к интересной матовой комбинации. По идейному содержанию и внешнему оформлению я считаю эту комбинацию одной из своих самых лучших (учтите, что это оценка 1954 года!).
Ввиду угрозы 40…Rg3 следующий ход белых вынужден.
40.Rg1 (40.Re1 Rg3 41.Ree2 Bf3 42.Nxf5 Bxf4!) 40...Rxg1 41.Kxg1 Rg8+ 42.Kh2. На 42.Kf1 выигрывает как 42…Bxf4 43.Rxf4 h2, так и 42...h2 43.Rxh2 Bxf4 44.Rh3 Bxe3 45.Rxe3 f4 и т.д.
42...Rg3!

43.a6. Последняя надежда! Если 43.Nf1, то 43…Rg2+. Или 43.Nd1 Ke6 44.a6 Bf3 45.a7 Bxf4 46.Rxf3 Rxf3+ 47.Kg1 h2+ и т.д. Но вместо 45.a7? белых выручает чисто компьютерный маневр 45.Nb2! Bxf4 46.Nd3, например: 46…Rg2+ 47.Kxh3 или 46...Bb8 47.Bc5 Rg5+ 48.Ne5! Rg2+ 49.Rxg2 hxg2 50.a7 Bxe5+ 51.dxe5 d4 со спасительным разноцветом.
Поэтому на 43.Nd1 правильно 43...Bf3! 44.a6 (44.Nb2 Bg2! 45.a6 Re3) 44…Bxf4 45.a7 Rg8+ 46.Kxh3 Bg4+ и т.д. Кстати, этот вариант указал сам Романовский, комментируя партию в «Шахматном листке», но в сборнике «Избранные партии» (Москва, 1954) почему-то изменил его.
43...Rxe3 44.a7 (не спасает и 44.Bd6 Bg2 45.a7 Re1 46.Rxg2 hxg2 47.Kxg2 Re2+ и Rxa2) 44...Re1 45.Kxh3.

45…Bxf4! 46.Rh2 Kg6! Король заканчивает им же начатую работу. Белые сдались: 47.Kxh4 Re3 48.Be7 Bg3+ 49.Kh3 Be1(f2)#. «Романовский провел партию с законченным мастерством» (Шпильман).

Жертва гипермодернизма

«В результате сложной стратегической борьбы Дуз-Хотимирский получил лучшую партию против Романовского и энергичной атакой красиво решил исход боя в свою пользу» («Шахматы»).

Петр РОМАНОВСКИЙ – Федор ДУЗ-ХОТИМИРСКИЙ
Комментирует Ф.ДУЗ-ХОТИМИРСКИЙ

14.Bc3? Гипноз! Романовский во что бы то ни стало стремится осуществить идею Рети – двойную атаку слоном и ферзем на пункт g7, упуская случай немедленно захватить открытую линию «с» своими ладьями.
16…a6 15.Nbd4. Теперь понятны отступление Bf5-h7 и выпад Bg2-h3, мешающий продвижению пешки е5.
15…Bd6! 16.b4 (не допуская хода Ba3) 16…Qe7 17.Qb2 Rec8 18.a4.

18…g5! Неожиданный удар по атакующим силам белых. Необходимо выбить коня d4, занимающего доминирующий над позицией черных форпост.
19.Bg2 e5! 20.Nc2 Rc7 21.Rfc1 Rac8 22.Be1. Проскакивая свою остановку. Играя 22.Bd2! e4 23.dxe4 dxe4 24.Nfd4 Be5 25.e3, можно было избежать тычка e4-e3.
22...e4! Линия «с» в руках черных, и они переходят в решительное наступление.
23.dxe4 dxe4 24.Nfd4 Nd5 25.Bh3! Вторая вылазка слона, опять причиняющая черным беспокойство. Этот слон – единственная активная фигура белых.

25…e3! 26.Bf5. Проигрывает форсированно. Стоило отважиться на 26.Nxe3!?, упрощая позицию и избавляясь от связки: 26…Nxe3 27.Rxc7 Rxc7 28.fxe3 Qxe3+ 29.Bf2 или 28...Nf6 29.Bf5 Qxe3+ 30.Bf2, и белые еще как-то держатся.
26...exf2+ 27.Bxf2 Qe5! 28.Bxh7+ (28.Bxd7 Rxc2!) 28...Kxh7 29.Qb1. Прозрачная ловушка! Упорнее было 29.Ne1, например: 29…Qe4 30.Rxc7 Rxc7 31.b5 или 29...Nxb4 30.Rxc7 Rxc7 31.Nef3 Qe4 32.Nd2 – конструкция шаткая, но мата не видно.
29...Kg8. Просто и убедительно. Теперь под связку попал конь с2. Поэтому белые вынуждены увести ладью с линии «с».
30.Rf1? Следовало играть 30.Re1. Сделанный ход позволяет черным эффектной комбинацией закончить партию.

30...Rxc2!! 31.Nxc2 Nc3 32.Qb3 Nxe2+ 33.Kg2 Rc3! Белые сдались. Грозит потеря ферзя – 34.Qxf7+ Kxf7 35.Bd4+ Nf4+! или мат в 3 хода.

Хладнокровие маэстро фон-Фреймана

Романовский: «Неровно, но идейно богато было творчество Фреймана. Подлинное мастерство в создании и проведении идей сверкало в ряде его партий».

Ферзевый гамбит D52
Сергей ФРЕЙМАН – Владимир МАКОГОНОВ
Комментирует С.ФРЕЙМАН

1.d4 Nf6 2.c4 e6 3.Nf3 d5 4.Bg5 Nbd7 5.Nc3 c6 6.e3 Qa5 7.cxd5. Здесь лучше играть 7.Nd2 dxc4 (7...Bb4!? 8.Qc2 0–0) 8.Bxf6 Nxf6 9.Nxc4 Qc7 10.Bd3 с хорошим развитием у белых.
7...Nxd5 8.Qb3. Слабый ход. Следовало играть 8.Qd2 (например: 8…Bb4 9.Rc1 h6 10.Bh4 0–0 11.Bc4 Nxc3 12.bxc3 Ba3 13.Rb1 с хорошей игрой, Алехин – Нимцович, Цюрих 1934). Теперь белые попадают в серьезные осложнения.
8...Bb4 9.Rc1 e5! Новинка Тартаковера, примененная им против И.Рабиновича на международном турнире в Москве (1925). В сыгранной накануне партии Левенфиш – Фрейман (чемпионат СССР-1925) черные избрали 9…c5 10.Be2 b5 11.0-0 c4 и после 12.Qc2 Nxc3 13.Rb1 Nb6 14.e4 постепенно проиграли.

Если сейчас 10.dxe5?, то 10…Nc5 и Na4, а в случае 10.Nxe5 Nxe5 11.dxe5 Be6! у черных активная позиция. Рабинович сыграл 10.a3, но после 10…Bxc3+ 11.bxc3 exd4 12.exd4 0-0 13.Bd3 Re8+ 14.Kd1 остался без рокировки и быстро сгорел.
И тут самое время раскрыть книгу «Ловушки Ферзьбери» (Москва, 1990), редактором которой мне довелось быть. Ее автор – замечательный шахматный писатель Борис Самойлович Вайнштейн, старший друг и наставник Давида Бронштейна, знаменитый и таинственный «гроссмейстер Ферзьбери»:

«Группа юных ташкентских шахматистов, среди которых был и я, внимательно следила за доступной нам информацией о шахматных событиях. Мысль о том, что черные в ферзевом гамбите могут столь быстро уравнять игру и даже достичь перевеса, казалась нам нелогичной и маловероятной. Мы обратились за разъяснением к превосходной книжке д-ра Тарраша «Защита ферзевого гамбита» и нашли то, что искали: «Если теперь (после 9.Rc1) черные продвинут пешку «с» или «е», то белые должны не брать ее, а играть 10.Bd3 с намерением рокировать».
Проверив вариант в нескольких партиях, я убедился в правильности рекомендации Тарраша и набрался смелости написать Тартаковеру в Париж, не имея, впрочем, ни малейшей надежды получить ответ…
Я никогда не забуду тот день, когда смуглый почтальон в тюбетейке принес мне, безвестному ташкентскому студенту, конверт с французской маркой и парижским штемпелем. Да – это было письмо Тартаковера! Сорокаградусная жара казалась мне райской прохладой, когда я бежал в клуб, чтобы поделиться радостью с друзьями.

Гроссмейстер подтверждал правильность анализа Тарраша и наших соображений по этому поводу (а впоследствии в своей теоретической статье, посвященной московскому турниру, рекомендовал именно ход 10.Bd3)…
Прошел год. Маэстро С.Н.Фрейман – наставник ташкентских шахматистов – готовился к чемпионату страны 1927 года и под большим секретом показал мне опровержение варианта с ходом 10.Bd3. Сергей Николаевич нашел поистине замечательный ответ 10…h6!, скрытая сила которого проявляется только через семь ходов… С этим секретным оружием и отправился маэстро фон-Фрейман, как его называли до революции, на чемпионат…
Использовать свою заготовку Фрейману всё как-то не удавалось. Но вдруг в одном из последних туров его соперник Владимир Макогонов избрал кембридж-спрингский вариант. Мне довелось тогда попасть в Москву (на какие-то командные соревнования), и я был свидетелем этой партии. Фрейман сидел в глубокой задумчивости, обхватив голову обеими руками, и своей длинной бородой почти касался фигур. К моему ужасу, он ход за ходом вел партию к той самой позиции, которую сам же недавно показывал мне как выигранную для черных. Я метался неподалеку от его столика и всем своим видом выражал крайнее волнение, но Фрейман был всецело поглощен игрой. И лишь сделав ход 10.Bd3, он поднялся и с улыбкой полного удовлетворения отправился бродить по залу.
Я подошел к нему и произнес трагическим шепотом:
– Что вы делаете, маэстро? Вы играете белыми тот самый вариант, который вы же и опровергли! Макогонову остается только сделать ход – какой, вы сами знаете, – и вы форсированно проигрываете!
– Так вот оно что! – ответил Фрейман, и ни один мускул не дрогнул на его лице. – Вот я и смотрю, что какая-то знакомая позиция получается.
И он продолжал спокойно прогуливаться…»

10.Bd3. Трудно указать удовлетворительное продолжение за белых. Ход в партии должен был повлечь за собой проигрыш.

10...exd4. Следовало играть 10...h6! 11.Bh4 exd4 12.exd4 (если 12.Nxd4, то 12…Nc5 с угрозой выиграть пешку ходом Na4) 12...Nf4. Если теперь 13.Bf1, то 13...0–0, и черные получают вряд ли отразимую атаку на не успевшего рокировать короля белых. Еще хуже 13.Bc4 Bxc3+ (интересно проверить сразу 13...Nxg2+ 14.Kf1 Nxh4 15.Re1+ Be7, оставляя пешку d4 без опоры) 14.bxc3 Nxg2+ 15.Kf1 Nxh4

16.Bxf7+ (16.Nxh4 0–0 17.Ng6? Qg5) 16…Kd8 17.Nxh4 Qg5!, и черные выигрывают фигуру. Но почему бы не сыграть 16.Re1+, заранее уводя ладью из-под удара? К примеру: 16…Kd8 17.Nxh4 Qh5 18.Ng2 Qf3 19.Re3 (19.Bxf7? Rf8) 19…Qf6 – у черных лишняя пешка, но трудности с завершением развития.
«После партии Фрейман, – пишет Вайнштейн, – имел неосторожность показать Макогонову выигрывающий ход, а затем, комментируя партию для журнала «64», обнародовал полностью весь вариант, который с тех пор, насколько мне известно, в турнирах не встречался».
Действительно, в базе только одна партия на эту тему: Пеев – Атанасакис (София 1967). В ней было: 13.Bc4 0–0 14.Bg3 Bxc3+ (14...Bd6!? 15.0–0 b5, сохраняя инициативу) 15.Rxc3 Nd5 16.Bxd5 Re8+ 17.Kd1 cxd5 18.Bc7 Qa6 19.Qxd5 Qe2+ 20.Kc1 Nf6 21.Qa5 b6 22.Qa3 Bf5 23.Qb3 Qe4 24.Kd2 Qe2+ 25.Kc1 Qe4 с ничьей.
11.exd4 N7f6 12.0–0 0–0 13.Ne5 Be6 14.Qc2 (14.Nc4!? Nxc3 15.Nxa5 Bxb3 16.bxc3 Bxa5 17.axb3 с преимуществом двух слонов) 14...h6 15.Bd2 Qb6.

Черные стоят лучше. При прекрасном развитии в их позиции нет слабых пунктов. Положение же слабой центральной пешки белых не внушает доверия.
16.Ne2 (16.a3!? Be7 17.Nxd5 Nxd5 18.Be3) 16...Bxd2 17.Qxd2 Nb4 18.Bb1. У белых стратегически плохая партия; 18.a3 Nxd3 19.Nxd3, и у черных значительный перевес. Ходом в партии белые ставят ловушку, в которую черные и попадают.
18...Bxa2 (18...Nxa2! 19.Bxa2 Bxa2 или 19.Nc4 Qa6) 19.Bxa2 Nxa2 20.Ra1.

20…Qb3? Проигрывает фигуру. Правильно было 20...Nb4 21.Nc4 Ne4, удерживая пешку. Однако после 22.Nxb6! Nxd2 23.Nxa8 Nxf1 24.Rxa7 она отыгрывалась.
21.Qd3! Qxb2 (21...Qd5 22.Nf4; 21...Qa4 22.b3) 22.Rfb1 Nb4 23.Rxb2 Nxd3 24.Nxd3 Rfe8. Дальнейшее сопротивление бесполезно, так как за фигуру у черных нет никакой компенсации. Последовало еще: 25.Kf1 b6 26.Rc1 Rac8 27.Rbc2 Ne4 28.f3 Nd6 29.Rxc6 Rxc6 30.Rxc6 Nb5 31.f4 Kf8 32.Ne5 f6 33.Nf3 Rd8 34.f5 Nd6 35.Nf4 Kf7 36.g4 b5 37.Ne6. Черные сдались.
Драматическая схватка! Думается, поразительный случай шахматной амнезии, приключившийся с маэстро фон-Фрейманом, заслуживает того, чтобы войти в анналы советских чемпионатов.

Птенцы Крыленко становятся на крыло

Пятый чемпионат СССР – 1927 год

ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ НЭПОВСКОЙ ПЕРЕДЫШКИ

НУЖЕН СВОЙ, ПОДЛИННО СОВЕТСКИЙ ЧЕМПИОН!

ВСЕМ СЕСТРАМ ПО СЕРЬГАМ

Абрам Модель

Владимир Макогонов

Николай Григорьев

«ТАК УСТРАИВАТЬ ТУРНИРЫ НЕЛЬЗЯ»

Александр Ильин-Женевский

ДУШОК БОГОЛЮБОВЩИНЫ

ДВА ЧЕМПИОНА: НЕ РОСКОШЬ, А ЭКОНОМИЯ

ПРОВЕРКА НА ВЫНОСЛИВОСТЬ

Испанская партия C79
Петр РОМАНОВСКИЙ – Федор БОГАТЫРЧУК
Комментирует П.РОМАНОВСКИЙ

Французская защита C17
Федор БОГАТЫРЧУК – Михаил БОТВИННИК
Комментирует Ф.БОГАТЫРЧУК

Голландская защита A95
Илья РАБИНОВИЧ – Михаил БОТВИННИК

Абрам МОДЕЛЬ – Александр СЕРГЕЕВ
Комментирует А.МОДЕЛЬ

Александр СМОРОДСКИЙ – Петр РОМАНОВСКИЙ
Комментирует П.РОМАНОВСКИЙ

Петр РОМАНОВСКИЙ – Федор ДУЗ-ХОТИМИРСКИЙ
Комментирует Ф.ДУЗ-ХОТИМИРСКИЙ

Ферзевый гамбит D52
Сергей ФРЕЙМАН – Владимир МАКОГОНОВ
Комментирует С.ФРЕЙМАН

V ЧЕМПИОНАТ СССР – 1927 год (26.9 – 25.10)