Я сижу у окна. За окном осина.
Я любил немногих. Однако сильно.
Иосиф Бродский
Два важных события произошли на прошлой неделе. Вуди Аллену исполнилось 70, а я посмотрел гениальный спектакль «Косметика врага». Может, кто-то думает, что важных событий было не два, а несколько больше? Ну, не будем спорить; необъятного все равно не обнимешь.
Вуди Аллен (в миру - Аллен Стюарт Кенигсберг) отметил свое 70-летие. В ш-ты Аллен не играет; а играет, как всем известно, на кларнете - в ординарном нью-йоркском ресторанчике. Этого человека, во всех его проявлениях, я очень люблю. Вуди Аллен - писатель, режиссер, автор сценариев, актер - и все это он делает блестяще и совершенно ни на кого не похоже. Он снимает по одному фильму в год - последний то ли уже вышел, то ли вот-вот выйдет в Лондоне. Плюс к этому Аллен женат на своей приемной дочери, молоденькой азиатке. А прежде, его пред-пред-последней женой была невероятной красоты женщина Дайан Китон. И это при том, что Аллен, как он сам о себе сообщает, - «маленький очкастый еврей, вовремя бросивший писать». Что маленький - так и есть; писать он не бросил, пусть не врет; а к очкам добавилась внушительная лысина, которую он предъявляет благодарному человечеству в каждом фильме. Вуди Аллен - мой герой, если уж говорить всю правду.
К ш-там, как уже сказано выше, Вуди Аллен отношения никакого не имеет. А к моей колонке - некоторое имеет. Постольку, поскольку я собирался в самых энергичных выражениях высказаться по поводу фидешных законодателей. То, что они сочинили в Беер-Шеве, уму непостижимо, а то, что придумали в Ханты-Мансийске, и вовсе выходит за границы моего понимания. Но потом передумал. Случай помог. И я понял: по сравнению кое с кем мозговтиратели из ФИДЕ - просто ангелы небесные. Кое с кем из НТВ.
А на НТВ посреди недели решили отметить алленовский юбилей. Сказано - сделано: после полуночи по каналу пустили «Манхеттен». Не просто любимый мой фильм Вуди Алена, а мой самый-самый любимый фильм. Фильм, входящий в тройку моих самых-самых любимых фильмов всех времен и народов. Фильм, смотреть который я могу с любого места - и до любого места. Фильм, в котором имеет значение каждый жест, каждый поворот головы. И решающее значение - интонация! Аллен не Тарковский, он не снимает натуру - он снимает диалоги, и интонация - это то, что не дает маленькому очкастому еврею упасть с проволоки, по которой он балансирует. А балансирует он по проволоке очень тонкой.
Юмор Аллена, если уж на то пошло - это похабень. Вернее, не похабень, а та тонкая грань, что отличает острое покалывание от похабени. И переводчик должен соответствовать, обладать великим мастерством, чтобы эту грань вслед за Алленом не перейти, а, напротив, удержаться и, взяв зрителя за руку, провести через весь фильм и не испачкаться.
Перевод на НТВ был чудовищный. Чудовищный? Он был АБСОЛЮТНО чудовищный! Не считаю себя кровожадным человеком, но если тех, кто эту дрянь пропустил в эфир, посадить на электрический стул, а мне доверить рубильник, то я бы не растерялся.
Вот до чего это был плохой перевод!
К примеру, та сцена, где Айзек и Трейси решили перевести дух, и Трейси говорит: «Давай сделаем это еще раз», и Айзек говорит: «Еще?.. сколько же раз ты можешь?», а Трейси говорит: «Много», и Айзек говорит: «Ну, много... Много - это мое любимое число», а Трейси говорит: «Давай сделаем это каким-нибудь необычным способом, о котором ты всегда мечтал, но стеснялся попросить», и Айзек говорит: «Я в шоке... услышать это от ребенка... Хорошо, сейчас я принесу акваланг и покажу тебе ТАКОЕ...» И мы понимаем, что хотя Трейси и выше Айзека на две головы, но ей действительно 17, и она еще ребенок, в то время как Айзеку - 42, и он в этой сцене, как выразился один мой знакомый, «под статьей ходит».
Тем более переводчик должен был все свое умение вложить в эту сцену! Не просто механически перевести диалог, а передать интонацию, чтобы зритель понял: это девочка пришла к Айзеку, а не наоборот; это Айзек тяготится ситуацией и давно уже хочет пристроить девочку, а самому уйти к другой женщине - своих лет, своего круга. И что же делает переводчик? Когда сцена достигает кульминации, и Айзек, чтобы отвлечь девочку, хочет ее рассмешить, переводчик говорит: "Хорошо, сейчас я схожу за инструментами". За инструментами!!! Да не "за инструментами", кретин, а "сейчас я принесу акваланг", и если не чувствуешь разницы, то это тебя надо привлечь - за совращение малолетних зрителей, которые, может быть, в первый раз смотрят эту картину в твоем чудацком переводе.
А та сцена, где Айзек и Мери в первый раз вместе гуляют по ночному Нью-Йорку? Эта сцена просто уничтожена переводом.
Айзек и Мери, двое потерявшихся в огромном городе людей, случайно и бестолково идут рука об руку. Она - встречается с приятелем Айзека, женатым мужчиной, и ненавидит себя за это - потому что «я из Филадельфии, и у нас в браке не изменяют друг другу». Он - только что потерял работу по собственной глупости - почувствовал себя бунтарем, видите ли, и не захотел больше писать скетчи для телевидения. И вот они идут куда глаза глядят... Сперва тихо ненавидят друг друга: Мери прицепилась, что подружке Айзека всего 17, Айзеку не нравится, что Мери умничает и задирает нос; но потихоньку они начинают присматриваться, Мери видит, что Айзек не так уж плох, Айзек видит, что Мери - взбалмошная, но чудо как мила (ее как раз играет Дайан Китон). Мы наблюдаем за какой-то необязательной трепотней, и тут Мери рассказывает про свой ранний и неудавшийся брак: ее муж, Иеремия, был ее университетским профессором. «Представляете, - говорит она Айзеку, - мы уже были женаты, а он все еще продолжал ставить мне 'неуды'». «Неужели?.. - картинно машет руками Айзек, - неуды, в самом деле? То есть вы ублажали его каждую ночь, а наутро он все равно оставался неудовлетворен?» «Знаешь, - говорит Мери - а ты смешной». «Знаю, - продолжает махать руками Айзек, - я на этом довольно неплохо зарабатывал». И их накрывает музыка Гершвина.
Что же происходит? Да просто Аллен хочет показать зрителю: вот, смотрите, мужчина и женщина, у каждого за плечами прожитые годы, разочарования, неудачные романы - а они все еще верят в любовь. Но они не уверены. Как собачки, уж извините за сравнение, обнюхивают друг друга, так Айзек и Мери задают неслышимые, но понятные и без слов вопросы. Сможем ли мы быть вместе? Сможем ли мы жить вместе? Хорошо ли нам будет вдвоем? Или, пока еще ничего не было, для всех будет лучше, если ничего и не будет? Они боятся - опыт сам по себе подразумевает неудачу. И Мери понимает, что пока она ничего не может дать Айзеку, кроме своей искренности, а Айзек понимает, что он пока ничего не может дать Мери, кроме своего остроумия. И он импровизирует, находит эту пограничную, но ни в коем случае не переходящую грань пошлости шутку про неуды.
А что делает скотина-переводчик? Сцена достигает кульминации, и Мери дает Айзеку пас репризой про своего профессора, и тут переводчик говорит за Айзека: «Неуды? Мог бы поставить хоть тройку с минусом». Всё, туши свечи. Какое остроумие, какое сближение? Просто тупость и ничего больше. И так двести раз за фильм.
Я сижу у окна. Я помыл посуду.
Я был счастлив здесь. И уже не буду.
Иосиф Бродский
Хвала штаб-квартире ФИДЕ, хвала ее обитателям! За то, что могут испортить многое - но руки коротки испортить всё. Могут запустить чемпионат мира с нечетным количеством команд - бред, ну да ладно. Могут, несмотря на нечет, пригласить две команды из одной страны - еще больший бред. Могут, наконец, сочинить такой регламент, при котором команда, выигрывающая все (ВСЕ) матчи, не гарантирует себе первое место - полный бенц!
Все равно, глупость, нагроможденная на глупость - как мазок серой краски, наносимый на предыдущий, не менее серый, - не производит какого-то особо гнетущего впечатления. Нагромождение нелепостей, как я теперь понял, в сумме не только не увеличивает впечатление, но и, напротив, притупляет его. А вот наблюдать, как серой краской мажут что-то талантливое, может быть, даже гениальное, невыносимо. Мазнули один раз, второй, третий - и в тебе уже накапливается критическая масса, готовая вот-вот взорваться. А страдают, за отсутствием скота-переводчика, все те же - ни в чем не повинный экран телевизора и клавиатура, терзаемая беспощадно. В битве ФИДЕ с НТВ победило НТВ.
Вторая остановка недельного путешествия - спектакль «Косметика врага». Играют всего два человека: Константин Райкин и Роман Козак. Играют очень хорошо: держать полный зал в течение двух с половиной часов не каждому под силу. Декорации подчеркнуто минималистские, музыка современная, подобрана блестяще. Краткое содержание спектакля:
Зал ожидания в аэропорту. Вылет самолета откладывается на неопределенное время; пассажирам это время надо как-то убить. Маленький человечек в шляпе и темном костюме (его играет Константин Райкин) подсаживается к большому человеку в шляпе и темном костюме (его, соответственно, играет Роман Козак). Подсаживаясь, начинает невыносимо болтать. Роман Козак не хочет слушать Константина Райкина, да и кто на его месте захотел бы? Ведь Константин Райкин несет жуткую дичь; например, как в детстве он попробовал кошачий корм, и ему так понравилось, что он потерял веру в бога. Я ничего не придумываю, именно такой текст у персонажа, которого играет Константин Райкин, и даже имя его в пьесе - «Текстор Тексель». И все время - постоянные интеллектуальные ссылочки-подковырочки: на янсенизм, на философию Пор-Рояля (да читал я эту философию Пор-Рояля, тех же Арно и Николя читал - и слово даю, что ничего у янсенистов про кошачий корм нет - И.О.). И так продолжается битый час. Даже, пожалуй, час с четвертью. Тут уж, конечно, Роман Козак не выдерживает и волей-неволей втягивается в разговор. Потом, на исходе второго часа, выясняется, что все это неспроста - и командировка Романа Козака, и даже задержка рейса. Все это подстроил Константин Райкин, с особой целью. Оказывается, накушавшись корма и потеряв веру в бога, он убил жену Романа Козака! Вернее, не так, а: сперва, ровно 20 лет назад, он ее изнасиловал, ровно 10 лет назад он ее убил, а сегодня, в день десятой годовщины ее трагической смерти он во всем признаётся и хочет, чтобы Роман Козак убил его. Причем хочет этого с непонятной пока настойчивостью.
Ну, то, что Константин Райкин убил жену Романа Козака, я догадался давно. И упивался своей проницательностью. Думал, это детектив. Дудки! В последние пятнадцать минут все летит в тартарары. Не Константин Райкин, оказывается, убил жену Романа Козака, а это сам Роман Козак убил свою собственную жену. Но и это лишь промежуточный этап; в конце выясняется, что и Константина Райкина-то никакого нет. То есть он есть, но он - это не он, а второе «я» Романа Козака, его внутренний враг. Осознав это, Роман Козак убивает Константина Райкина, своего внутреннего врага. И, убивая, трижды кричит: «Свободен! Свободен! Свободен!» И падает замертво. Потому что только что совершил самоубийство. Гениальный спектакль. Серьезно, мне очень понравилось.
Правда, сюжет не новый. Как вам, к примеру, такой идейный предшественник:
«...Тогда Тикакеев выхватил из кошелки самый большой огурец и ударил им Коратыгина по голове.
Коратыгин схватился руками за голову, упал и умер.
Вот какие большие огурцы продают теперь в магазинах!» Даниил Хармс «Случаи»
А рядом со мной сидел такой... новый русский господин. С перстнем - что твой кулак - и со своей дамой. Мужчина явно не хотел скандала, но и терпеть это культурное издевательство было выше его сил. Он то и дело наклонялся к... думаю, все-таки, жене; мне показалось, что я слышу: «Ничего не понимаю» и еще: «Пойдем, а?» Но супруга не давала мужу поблажки.
Мне ужасно хотелось ему сказать что-то вроде:
- Не тушуйся, мужчина! Всю эту интеллигентскую мерехлюндию я тебе объясню в два счета. А ты мне за это решишь одну простенькую задачку.
- Давай задачку, - обрадовался бы мужчина возможности разнообразить свой досуг. - Все вопросы сейчас решим.
- Девять команд играют по кругу, - начал бы я.
- Девять - нечетное число, - перебил бы меня мужчина. - Давай десять или восемь.
- Не могу, - ответил бы я. - Не я придумал. Зато две - из одной страны.
- Ну вот же, - указал бы мне мужчина. - Убери одну, будет восемь.
- Не могу, - повторил бы я. - Но ты справишься. Должен справиться. Значит, девять команд играют по кругу. Две из одной страны, но для решения задачи это - несущественно. Далее, перед последней игрой одна из команд выиграла все матчи. Но она пока на втором месте. А на первом месте пока - другая команда. Но та команда, что пока на первом месте, не выиграла все матчи.
- Но она на первом, - вникая, уточнил бы мужчина.
- На первом, - подтвердил бы я. - При этом один матч она уже проиграла. А та команда, что выиграла все матчи, на втором. Причем по условию задачи в последнем матче она не может сыграть вничью с той командой, что не выиграла все матчи и идет на первом месте.
- Почему? - спросил бы меня мужчина, мрачнея буквально на глазах.
- Что почему? - не понял бы я.
- Почему не может сыграть вничью? Что за лохотрон? Та команда, которая выиграла все матчи, у нее же должно быть больше очков, чем у той, которая один матч все ж таки проиграла?
- Закон такой, - сказал бы я и вздохнул. - Не я придумал. Но точно говорю: сыграть вничью она не может. И 1:0 выиграть не может. И 2:0 не может. А может только 3:0. Только в этом случае она занимает первое место.
- Левая твоя задачка, - уже просто никаким голосом сказал бы мужчина.
- Простая задачка, - я бы прикинулся бодрячком. - Дано: перед последней игрой только одна команда выиграла все матчи и уверенно, с отрывом, идет на втором месте. Строго по закону. Еще дано: команда знает, что, выиграв последний матч со счетом 1:0 или 2:0, она все равно останется на втором месте. Вопрос: чего ради она рвет жилы? Только вот старую песню о главном, что «надо быть сильнейшим при любых обстоятельствах» - не надо заводить, хорошо? Выиграть все матчи - хотя бы со счетом 1:0 - и означает быть сильнейшим при любых обстоятельствах. И второй вопрос: понимает ли команда, что, совершая очередной подвиг, она в первую очередь прикрывает задницы тех, кто сочинил такой регламент?
Дальше я знаю, что было бы. Возникла бы пауза. Потом солидный мужчина обязательно сказал бы:
- Знаешь что, умник. Чем твою задачку решать, я лучше вот это - и он показал бы пальцем туда, где объевшийся кошачьего корма господин рассказывал, что он сделал с женой другого господина - досмотрю до конца.
Я сижу в темноте. И она не хуже
в комнате, чем темнота снаружи.
Иосиф Бродский
|
четверг, 21.11.2024
