Как могло случиться так, что ему, рожденному далеко от шахматных центров, судьба предначертала на протяжении почти всей его карьеры быть на расстоянии вытянутой руки от великих чемпионов? Причудливым образом некие высшие силы распорядились так, что те, кто писал своды шахматных законов (в прошлом, настоящем, будущем), сначала просто обращали свой благосклонный взор, а затем не без удовольствия приняли его в свой круг, стали привлекать в команды и аналитические бригады. Конечно, не сразу. Поначалу это выглядело как простая случайность. Кто мог, например, предугадать, что младший товарищ по юношеской российской сборной, тогда еще просто Толик Карпов станет Анатолием Двенадцатым? Потом фрагменты пазла стали складываться в единую законченную картину. Были на то основания? Судите сами. Пунктуальность – да, скрупулезность – да. Склонность к аналитической работе, научный склад ума? В первую очередь! И неукоснительное следование принципу «В здоровом теле здоровый дух». Неслучайно Ботвинник с симпатией отнесся к юному челябинцу. Узрел патриарх, вне всякого сомнения, в молодом шахматисте какие-то черты, присущие смолоду ему самому. Спустя годы те же самые качества плюс крепкое плечо товарища, на которого всегда можно положиться всецело и без оглядки, пришлись по душе стремительно взбирающемуся по горным кручам Тринадцатому Великому и Ужасному. А потом, когда разреженный воздух шахматного Олимпа стал невмоготу, он спустился в долины опенов и уютных европейских круговиков, с удовольствием занялся селекцией молодых талантов на родном Урале и… оказался в одной компании с богемным Десятым! Воистину судьба, от которой никуда не деться! Он и сейчас в строю: с удовольствием играет, тренирует, а недавно написал новую книгу...
Геннадий Анатольевич, слухами, что называется, земля полнится. Вы работаете над новой книгой?
Да. Книга посвящена одному из популярных дебютов. В ней будет 650 страниц и более 2000 новинок. Она должна появиться в продаже буквально в конце марта. Предисловие к книге написал лично Гарри Кимович Каспаров (что само по себе дорогого стоит), причем он высоко оценивает мою работу. Добавлю, я писал книгу три года, причем для работы использовал суперкомпьютер, поэтому и родились 2000 новинок. Подробней распространяться не стану, потому что, извините, верю в приметы. А вот когда она выйдет в свет, я с удовольствием поговорю о самой книге и о работе над ней.
Договорились, не сомневаюсь, нашим читателям будет не только очень интересно, но и полезно познакомиться с такой книгой.
Братислава, октябрь 2011 (здесь и далее фото без указания авторства - из архива Геннадия Тимощенко)
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. БОЛЬШИЕ НАДЕЖДЫ
Итак, начнем нашу беседу. Ваше шахматное детство пришлось на очень насыщенный событиями период. Здесь и взлет Михаила Таля, и противостояние Петросян – Спасский, и неуклонное восхождение Фишера, и многое другое. Были кумиры, оказавшие заметное влияние на формирование стиля?
Я начал заниматься шахматами в 1959 году, в возрасте десяти лет… Тогда гремело имя Таля, и он стал моим первым кумиром. Мне нравилось играть острые варианты, жертвовать фигуры, пешки… Когда в 63-м году игрался матч Ботвинник – Петросян, я был уже достаточно сильным игроком, примерно уровня кандидата в мастера. И ждал каждый радиорепортаж с этого матча, записывал ходы, анализировал позиции. Матч выиграл Петросян, но его стиль мне не очень импонировал. Как, кстати, и многим. Здесь очень важно отметить, что в том же 1963 году состоялась первая сессия школы Ботвинника. Каждый из нас приготовил по две выигранных и проигранных партии с комментариями. Посмотрев мои партии, Михаил Моисеевич сказал: «Гена, вы сначала разбрасываете фигуры по всей доске, а потом что-то жертвуете. Попробуйте играть что-то более солидное, например, испанскую партию». А я любил в то время играть шотландский гамбит. Но последовал совету Михаила Моисеевича и стал играть солидней. Через два года с запасом выполнил норму мастера спорта. Хотя мне было тогда всего шестнадцать лет… Мое шахматное детство на том закончилось. В 69-м чемпионом мира стал Борис Спасский, я внимательно изучал его партии и находил, что мой стиль очень близок к его стилю. Пожалуй, своих лучших результатов я добивался, когда играл именно в таком активно-позиционном стиле.
Боровичи, 1961. Первенство России среди юношей
В шестнадцать лет мастер спорта… По тем временам это было очень рано! Хорошо запомнили турнир, где покорилась норма?
Раньше была такая традиция – выбирали перспективных кандидатов в мастера. Меня, например, выбрали за то, что я в мужском чемпионате Урала уверенно занял второе место, опередив сильных кандидатов в мастера. А в мастерском турнире обычно играли тогда семь мастеров и семь кандидатов в мастера по шевенингенской системе. Таким образом, мастера играли только с кандидатами. Соревнование так и называлось «Всероссийский квалификационный турнир». Сегодня можно, конечно, спорить. Какой стимул играть был у мастеров? У кандидатов все ясно… Потом эти турниры ушли в небытие. А тогда я прекрасно помню: поехал на турнир, взял школьные учебники. Первые дни пытался совмещать учебные занятия и игру – начал одно очко из пяти возможных! Потом отложил учебники в сторону, стал больше отдыхать, немножко поменял стиль игры. На более спокойный. В следующих девяти партиях набрал 7,5 очков! Норму перевыполнил на очко, хватило, собственно, лишь последних девяти партий. Раньше было не так просто, как сейчас: выполнил норму – получи звание. Чтобы исключить возможность каких-то закулисных сделок, сыгранные в турнире партии подвергались анализу. Хотя какая сделка может быть у шестнадцатилетнего парня? Но, тем не менее, наши партии смотрел Василий Васильевич Смыслов, насколько я понимаю, в те годы он был председателем Всесоюзной тренерской комиссии. Он дал достаточно высокую оценку моему творчеству, и я стал мастером спорта.
Вы занимались у очень известного в те времена тренера Леонида Гратвола. Какими, на ваш взгляд, качествами должен обладать детский наставник? Поменялись с течением времени требования к детским шахматам?
Я действительно занимался у Леонида Гратвола. Через его руки помимо меня прошли несколько гроссмейстеров: Свешников, Панченко, Двойрис. И даже живший в соседнем городе Толя Карпов. Насколько мне известно, хотя я не был очевидцем, Гратвол иногда ездил к Карпову в Златоуст на занятия. Но об этом лучше спросить у самого Анатолия Евгеньевича.
Что касается тренеров, то есть разные их категории. Если говорить о детских наставниках, то детский тренер самого начального уровня должен выдерживать неизбежные детские шалости, простыми словами объяснять сложные вещи и при этом суметь определить, кто из группы, в которой он ведет занятия, имеет наилучшие шансы добиться успеха в шахматах. А это в общем-то опытный тренер видит сразу. Требования к детским шахматам изменились, так как сильно изменились и сами шахматы. Чтобы быть в числе лучших, необходимо освоить огромное количество информации. То, что наше поколение осваивало за месяц, включая сбор материала, который занимал большую часть времени, теперь можно освоить за пару дней с помощью компьютера. Тот же компьютер можно использовать в качестве спарринг-партнера, причем сильного спарринг-партнера. А сами шахматы стали более агрессивными. Такая игра требует много энергии, естественно, что ее больше у молодых. Вот и получается, что детям надо начинать занятия шахматами раньше, чтобы успеть подготовить себя к игре на высоком уровне еще до того момента, когда энергия пойдет на убыль.
Должен ли тренер высокой квалификации быть сильным практиком?
Это зависит от того, с кем он в данный момент работает. Если с совсем начинающими, то нет. Там скорей нужен тот, которого я называю тренер-нянька. Потому что дети не могут долго выдерживать напряжение, это вполне естественно и этому есть вполне научное объяснение.
Совсем другие качества нужны тренеру, работающему с детьми, которые уже добились серьезных успехов. Здесь тренер-нянька уже не поможет. Вспомните эпизод из занятий в школе Ботвинника, когда Михаил Моисеевич быстро определил главный минус в моей игре и сразу дал совет, в каком направлении надо работать. Тренер-нянька, конечно, на это не способен. Потому что он, возможно, знаком с педагогикой, но совсем не знаком с настоящими шахматами. Когда тренер работает уже с серьезным шахматистом, то, безусловно, чем больше его опыт, чем больше он испытал на своей шкуре, тем лучше он сможет помочь своему подопечному.
А какова была практическая сила Гратвола?
Он был чемпионом Челябинской области, сильный кандидат, в какой-то момент подходивший к мастерскому уровню. Но он не был профессиональным шахматистом, работал учителем истории. Это очень редкий случай! Был еще Виктор Эммануилович Карт во Львове, где выросли Белявский, Романишин, Михальчишин… Тренер для хороших сильных шахматистов должен быть в первую очередь умным, образованным человеком, который может широко смотреть на вещи, иметь богатый жизненный опыт. Только при таких условиях не очень сильный шахматист, не мастер спорта может быть хорошим тренером. И это естественно, потому что если вы не испытали, что значит играть с сильнейшими гроссмейстерами, как вы объясните это своему ученику?
Но, если я правильно понимаю ситуацию, своего личного тренера, который занимался с вами индивидуально, у вас не было? Гратвол занимался с группой учеников?
Совершенно верно, у меня никогда не было своего тренера, и это создавало дополнительные трудности. Более того, когда я выполнил норму мастера спорта, Гратвол мне просто сказал: «Гена, теперь я тебе ничего дать не могу, давай сам!» С другой стороны, я часто участвовал в различных тренировочных сборах. Школы Ботвинника, российской команды для молодых талантов. В последних часто принимал участие Игорь Захарович Бондаревский, приезжал Спасский, не говоря уже о сильнейших российских мастерах. Например, мне очень сильно помог с дебютами Виктор Евгеньевич Голенищев. Мы с ним даже переписывались, очень жаль, что он преждевременно ушел из жизни…
Голенищев – автор знаменитых учебных программ подготовки шахматистов-разрядников?
Верно. Прекрасный был тренер…
1966. Свежеиспеченный мастер спорта
Фото: В.Ульянов (архив "64")
Как произошло знакомство с «челябинским вариантом»? Не было первоначального отторжения, ведь он шел вразрез со всеми декларируемыми тогда (и сейчас!) принципами?
Я думаю, ваш вопрос точней формулировать так: когда вы заинтересовались вариантом с пятым ходом черных е7-е5 в сицилианской защите, и что послужило толчком к тому, что вы начали глубоко изучать этот вариант?
Давайте сформулируем так!
Потому что тогда просто не существовало такого названия «челябинский вариант», был вариант в сицилианской защите с пятым е7-е5. Начнем с того, что в 65-м году я был уже без пяти минут мастер, Женя Свешников имел только первый разряд, но я симпатизировал ему и помогал своими советами. Иногда мы играли тренировочные партии, и их результат в большинстве случаев было несложно предугадать. Но вот 5 июня 1965 года произошло историческое событие. Встретились два будущих автора знаменитого варианта, который в России теперь называют «челябинским». Я играл белыми, и пятый ход соперника е7-е5 стал для меня неожиданным. В книгах в то время этот ход считался второсортным… Я подробно описал этот момент в своей статье в книге Гарри Каспарова «Дебютная революция 70-х», поэтому буду сейчас краток. Недооценив соперника и сам ход е5, я партию проиграл. Важен не результат партии, а тот импульс к изучению варианта, который получили оба соперника. Женя, воодушевленный победой над более сильным противником, стал увлеченно его изучать. А я заинтересовался вариантом всерьез, почувствовав «на своей шкуре» динамические возможности черных. Замечу: если бы я выиграл эту партию без приключений, что больше отвечало соотношению сил соперников, то, возможно, и у Жени снизился бы интерес к ходу е7-е5. И я сам бы продолжал считать этот ход второсортным, не заслуживающим внимания, и мы бы не увидели дальнейшего развития варианта. Возможно, здесь мы имеем дело с вмешательством каких-то высших сил, которые оказали свое влияние на результат партии напрямую и на развитие варианта как следствие косвенно. Считайте, что я пошутил, если вы существование высших сил отрицаете (с улыбкой).
Что вы! Отнюдь нет!
Ну, вот и замечательно.
В 60-70 годы многие сильные шахматисты не боялись идти на специальности, «не совместимые» с деятельностью профессионала. Пример Ботвинника хрестоматийный, но допустим, Михальчишин и Альбурт заканчивали физфак, Эйнгорн – математический, вы учились в Политехе… По-моему, Свешников и Панченко тоже?
Вопрос с выбором специальности на самом деле обстоит намного сложней, особенно заметно это было лет пятьдесят тому назад, когда уровень жизни в Советском Союзе был несравнимо ниже. Сейчас молодежь об этом не знает, поэтому расскажу свою историю. Я родился в Челябинске, в семье со средним достатком. У меня был брат, младше меня на два года. Жили мы в маленьком деревянном бараке, в котором было всего пять квартир. Никаких удобств. В конце общего двора – туалет с выгребной ямой. При этом прошу заметить – зима на Урале долгая. За водой ходили к колонке, расстояние – примерно 700 метров. Топили небольшую печку и все были довольны. Когда мне было 10 лет, ушел из семьи отец. Я не хочу сказать, что он был каким-то плохим человеком. Прошел всю войну, закончил ее в Вене. Десантник. А три его родных брата погибли на той войне… Никогда не осуждал его. Это дело родителей, наверное, были причины для расставания. Моей матери пришлось одной воспитывать двоих сыновей. Конечно, родственники помогали как могли… Когда мне было шестнадцать лет, я, как уже говорил, выполнил норму мастера спорта. К счастью, у меня был дядя, Герой социалистического труда Александр Николаевич Киселёв. Никому ничего не говоря, он пошел в обком партии, где рассказал, в каких условиях живет шахматная надежда России. Вскоре мы получили двухкомнатную квартиру со всеми удобствами, и жить стало намного легче. Но для этого потребовались, во-первых, мои очевидные успехи в шахматах, и, во-вторых, дядя Герой социалистического труда. Итак, квартиру мы получили, но вопрос с деньгами стоял очень остро. Например, я в каникулы работал грузчиком на ликеро-водочном заводе, разгружал ящики с пустой тарой, которые привозили грузовики, иногда – с битой, и ставил их на конвейер. Иногда резал себе пальцы… Получал три рубля за смену. Хотя побывал уже к этому моменту в Англии.
А вот теперь скажите мне, мог ли я в такой ситуации, не имея ни богатеньких родителей, ни связей в шахматной федерации, которая находилась в Москве и работала в первую очередь на москвичей, принимать решение о том, что стану шахматистом-профессионалом? Конечно, нет. Более того, я с золотой медалью закончил физико-математическую школу (учеба шла достаточно легко), поэтому поступил в ЧПИ (Челябинский политехнический институт) на самую «крутую», введенную в качестве эксперимента специальность «физика металлов». В группе были только медалисты или те, кто получил все «пятёрки» на вступительных экзаменах. Вот так состоялся у меня выбор профессии.
Последний курс в ЧПИ, 1971. Теоретическая физика
Вы спросили также про Свешникова и Панченко. Свешников выбрал намного более приземленную специальность, он учился в школе не так хорошо. А про Панченко я не знаю, он поступал уже после того, как я закончил ЧПИ.
Когда вы стали привлекаться на сборы юношеской команды России, по сути дела вы стали кормильцем семьи? Получали талоны на питание и прочее?
Кормилец сильно сказано. Моя мать сумела найти хорошую работу, а я был только помощником. Когда выполнил мастера, челябинский областной спортивный комитет дал мне возможность получать время от времени талоны как участнику сборов, хотя никаких сборов не было. Это сильно помогало.
Расскажите о первом своем международном турнире. Тогда это было как полет в космос! Гастингс оставил неизгладимые впечатления?
Сначала объясню, как я туда попал. Дело в том, что во второй половине 1966 года проходило командное первенство СССР. Я играл на юношеской доске за общество «Труд». А на первой доске играл Ботвинник, который меня уже знал как ученика своей школы. Я уверенно занял на своей доске первое место. Вроде это был большой успех. Потому что мне было в тот момент семнадцать лет, а играть могли двадцатилетние. По итогам этого турнира шахматная федерация СССР решила послать меня на юношеский турнир в Гронинген (Голландия). А в Гастингс должен был ехать Миша Штейнберг. Не помню, за какой успех, но были, очевидно, основания. Но вмешался Ботвинник. Он сказал: «Я буду руководителем делегации и должен отвечать за Мишу Штейнберга. Но я его не знаю. А Тимощенко я знаю, потому что он занимался в моей школе. Поэтому прошу послать Штейнберга в Гронинген, а Тимощенко со мной в Гастингс». Вот такая получилась своеобразная рокировка. Ботвиннику никто не возражал, и получилось так, что я поехал в Англию. Причем в тот буржуйский Гастингс должен был ехать комсомолец, а я им не был. Когда в школе всех толпой принимали в комсомол, я был где-то на турнире, а когда приехал, обо мне забыли. А мне и так было хорошо (улыбается). Срочно созвали комитет ВЛКСМ института, чтобы принять меня в ряды «юных продолжателей дела партии», тогда это называлось так. Я был не против, но возражал заведующий спортивной кафедры. Он добивался моего перехода в «Буревестник» (студенческое спортивное общество – прим. интервьюера), а я стоял твердо за «Труд». Потому что там был Ботвинник, и до института я играл в соревнованиях «Труда», был там с самого начала своей карьеры. Мы так и не договорились, меня не приняли в комсомол и больше я таких предложений не принимал. Поехал в Гастингс «идейно неподкованным» (улыбается). Но должен заметить, антисоветчиком я никогда не был, просто реально смотрел на вещи.
Теперь о самой поездке. Нас было трое. Естественно, сам Михаил Моисеевич, Юра Балашов… Они играли в главном турнире, а я в так называемом турнире кандидатов, победитель которого получал на следующий год право играть в главном турнире.
Сначала мы ехали поездом через всю Европу. Яркое впечатление оставило пересечение границы между восточным и западным Берлином. В восточном Берлине перед границей по вагонам бегают пограничники с собаками, чего-то ищут. Как только мы пересекли границу, стало сразу тихо, спокойно. Никого не волнует, кто и зачем едет в поезде. Шпионы? Потом я понял: в ГДР искали тех, кто хотел бежать в Западную Германию (ФРГ).
Разных впечатлений было много… Например, Ла-Манш пересекали на пароме, что тоже запомнилось надолго, была плохая погода, конец декабря. Штормило…
О самом турнире. У меня был сильный соперник – опытный международный мастер Предраг Остоич из Югославии. Партия между нами закончилась вничью, остальные восемь партий он выиграл! Я, к сожалению, не смог выиграть в первом туре. Тогда я еще не понимал, что это будет иметь решающее значение. Остальные партии я выиграл и стал вторым с результатом 8 (!) очков из 9. Однако организаторам турнира понравилась моя игра, и они пригласили меня в главный турнир на следующий год. Но перед турниром в главной советской газете «Правда» появилась статья гроссмейстера Александра Котова, в которой он всем сообщал, что «мы слишком балуем молодых шахматистов». Вместо меня на турнир поехала одна шахматистка, значительно старше меня и значительно более слабая. Результат был соответствующий.
Англия мне, безусловно, понравилась! Тихо, чисто, спокойно, время Рождества, витрины магазинов соответственно украшены, люди доброжелательны. Я получил приз – 40 фунтов стерлингов. Тогда это были солидные деньги. Если добавить к ним те 16 фунтов суточных, которые я получил от Спорткомитета, то этих денег даже хватало на подержанный автомобиль. Магазины выглядели совершенно непривычно для СССР тех лет, полки просто ломились от изобилия товаров. Понятно, что уровень жизни был несравнимо выше, чем в СССР. Не помню, кто сказал: «Капитализм загнивает, но запах при этом очень приятный». Думаю, что Петросян, хотя и не утверждаю. Тем не менее, следующие двадцать пять лет у меня даже не возникало мысли переехать на Запад.
Может быть, скажете парочку слов о Мекинге, который также играл в главном турнире?
Честно говоря, никакого особенного впечатления он не произвел. Ничего такого я в нем не увидел.
Уступал по силам и вам, и Балашову?
Я бы не сравнивал, уступал – не уступал. Но как-то несолидно он выглядел. По тому, как человек себя держит, видно, что он из себя представляет. Возьмите Бориса Васильевича Спасского, видно сразу, что это Фигура! А Мекинг выглядел как зажатый, закомплексованный мальчик. Да и карьера у него была короткая и какая-то не очень убедительная… Если кто-то со мной не согласен – извините, высказываю свое мнение.
Набрать 8 очков из 9 и занять второе место – обидно было?
Конечно, обидно, что говорить. Ведь для третьего места хватило 6 очков!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. БРОСАЮ ШАХМАТЫ!
После завершения института два года работали по специальности? Каково это было – совмещать шахматы и научную деятельность?
К концу пятого курса стало ясно, что у меня будет диплом с отличием. Замечательно. Но пришла новость из Москвы. Москва сообщала, что у нас в стране металлофизики мало востребованы. Зато есть дефицит металловедов, то есть людей, которые работают в заводских лабораториях и осуществляют контроль за состоянием металла. Практиков. А металлофизики – это люди, которые занимаются в институтах физикой металлов, чисто теоретической работой. Поэтому всех, кто изучал теоретическую физику, квантовую механику, физическую химию и другие мудреные науки, одним росчерком пера попросили забыть о высоких материях и готовиться к распределению в заводские лаборатории. Мне предложили, насколько я помню, поехать в город Усть-Каменогорск на трамвайно-строительный завод. К счастью, у меня был красный диплом, поэтому я сам мог решать, куда мне ехать. Я связался с Ильей Гилинским, физиком-теоретиком, мастером спорта по шахматам, и он организовал мне приглашение в новосибирский Академгородок в Институт физики полупроводников. Так я в очередной раз последовал принципу, который еще не сформулировал вербально, а только интуитивно. «Скажите мне, что мне следует делать, и я скажу, куда вам следует идти» (смеемся вместе). Другими словами, я всегда сам решал, что мне следует делать. Далеко не всем это нравилось…
О совмещении шахмат и науки. Никакого совмещения на самом деле не было, потому что такой проблемы не возникало. Дело в том, что после успехов 1965-67 годов я с нетерпением ждал, что меня вот-вот включат в состав традиционного международного турнира памяти Чигорина в Сочи. Так я и не дождался такого приглашения. Успехи были примерно такие: норма мастера спорта в 16 лет – раз; звание чемпиона России среди юношей в 66-м году – два; первое место на юниорской доске (за «Труд») в командном первенстве СССР – три; успешное выступление в Гастингсе – четыре; отличное выступление на Спартакиаде народов РСФСР в 1967 году в Ленинграде, где в последнем туре я боролся с Борисом Спасским за золотую медаль и даже в один момент после ошибки соперника мог выиграть. И, наконец, первое место команды России в Спартакиаде школьников СССР 1967 года и там же моё первое место на первой доске.
Последний тур юбилейной Спартакиады
Казалось бы, все прекрасно, список достаточно убедительный. Но в Москве он никого не убедил. Я подождал пару лет и подумал: «А что же еще должен сделать молодой человек, чтобы московские чиновники не перекрывали ему дорогу?» И решил просто сказать (про себя), куда им следует идти. Другими словами, просто бросил шахматы и в институте ими уже не занимался. Играл на старом багаже, ездил летом на фестивали в Лиепаю, играл иногда, когда просили, в командном первенстве института за свой факультет. Один раз меня пригласили на студенческое первенство СССР в 1969 году в Батуми. Причем, как позвали? Кто-то отказался за день до начала, нашли меня, я добрался до Батуми только к третьему туру. Далеко было от Челябинска, где я жил… Первые две партии пришлось играть в дни доигрывания, тогда были такие и даже выходные дни. Результат получился неплохой – бронзовая медаль, хотя многие соперники были на пять-шесть лет старше. В тех студенческих чемпионатах существовало ограничение до 26 лет. За этот успех (замечу, что на старом багаже) меня пригласили сыграть на первой доске в юниорском товарищеском матче СССР – Югославия. До 20 лет. Я сыграл с Любоевичем на первой доске 2:2. Любомир потом, как вы знаете, стал очень известным гроссмейстером. На второй доске играл Виктор Купрейчик, на третьей – Анатолий Карпов. И, если мне не изменяет память, на остальных трех досках играли Ваганян, Романишин и Свешников. Все фамилии вам прекрасно известны. Кстати, поэтому я думаю, что именно до 69-го года, несмотря на то, что перестал заниматься шахматами, я играл не хуже Анатолия Евгеньевича… Потом наши пути разошлись. Я совсем отошел от серьезных шахмат, определился с научной карьерой, поэтому, когда переехал в Новосибирск, первым делом зашел в областной спорткомитет и сказал: извините, больше в шахматы играть не буду, меня не беспокойте. То есть, я не собирался совмещать шахматы и научную деятельность. Вот так у нас в России молодые таланты становились не талантами и не молодыми (с усмешкой).
В книге «Девятая вертикаль» приведена фотография: в центре юный Толя Карпов, слева вы, справа – Юрий Балашов. Подпись: «команда Российской федерации». В 1965 году юные россияне стали чемпионами школьной Спартакиады?
Вопрос сформулирован неточно. Фотография была сделана в Оренбурге. В июле 1965 года в уральской зоне Спартакиады школьников РСФСР. Это не Всесоюзная Спартакиада. Другая неточность заключается в том, что в 1965 году мы не стали чемпионами. В Харькове, в марте 65-го года мы были только третьими. После этой Спартакиады я перестал есть шоколад. Почему? Руководителем команды РСФСР была Вера Николаевна Тихомирова. Из самых лучших побуждений она давала нам шоколад, причем в большом количестве. У меня было много очень важных, длинных партий, поэтому мне доставалось шоколада больше других. После того турнира мне больше шоколада не хочется. Просто объелся на всю жизнь!
Чемпионами школьной Спартакиады мы стали позже, в 67-м году в Ленинграде. Она состоялась почти сразу (может, с недельным перерывом), после взрослой Спартакиады РСФСР, где в последнем туре я играл со Спасским. Понятное дело, выложился, играли одиннадцать туров. Приехал на школьные сборы, не занимался никакой шахматной подготовкой, а спал по двенадцать часов в сутки, чтобы вернуть утраченную энергию. Потом мне рассказывали, как Толя Карпов, который также был на этих сборах, удивлялся: «как это ему удается спать двенадцать часов в сутки?» Удавалось, видимо, была хорошая нервная система. Слава Богу, не жалуюсь на это до сих пор. Никогда не лез в мелкие конфликты, даже если из-за этого что-то терял – Бог с ним! В России говорят «чихать», в Словакии – «вы́кашлять». Пусть ругаются те, кому это надо.
На «взрослой» Спартакиаде РСФСР 67-го года вы сыграли хорошо. В том же году проходил чемпионат СССР по швейцарской системе в Харькове. Почему вас не включили в него на основании этого результата?
Не включили, хотя среди российских юношей тогда я котировался высоко и пользовался большим авторитетом.
А вот тот же Михаил Штейнберг сыграл в Харькове…
Много было подобных вещей. Я на них не собирался останавливаться, но раз уж вы затронули… Например, однажды я довольно успешно играл в Первой лиге чемпионата СССР, боролся за выходящие места. В этот момент пришла информация о том, что в Высшей лиге освободились два места, отказались играть два шахматиста. Тогда она проводилась при 18 участниках. И я с учетом этого в последних партиях сделал пару лишних ничьих без игры. Вот в эти два кандидатских места я попадал. По всем законам. Я считал, что снова буду играть в Высшей лиге. И вдруг взяли и сократили Высшую лигу до 16 участников! Окажись на моем месте какой-нибудь московский шахматист, думаю, никто бы состав не стал сокращать. А какой-то никому не нужный Тимощенко… Не люблю плакаться, но много таких случаев было.
В Академгородке начали писать диссертацию? Стали заниматься наукой всерьёз?
Начал сдавать кандидатские экзамены, я же не ожидал, что будет новый поворот в жизни и что мой «кандидатский минимум» не понадобится. Об этом я еще буду говорить.
На чемпионатах СССР среди студентов (потом они стали называться чемпионаты СССР среди молодых мастеров) с кем больше всего общались?
Был в России такой перспективный мастер Юрий Аникаев. У нас с ним были приятельские отношения, потом он, к сожалению, как-то отошел от шахмат… Хорошие отношения были с Геной Кузьминым, Володей Тукмаковым.
Фото: В.Левитин (из архива "64")
Как молодой ученый стал офицером Советской Армии? Хотя служба носила во многом условный характер, наверное, приходилось, и не раз сталкиваться со спецификой армейского быта?
Итак, я переехал в Новосибирск. Очень быстро выяснилось, что обещанное мне место в институте физики полупроводников уже отдали чьему-то сынку. После получения диплома до приезда в Новосибирск были двухмесячные каникулы, и место ушло. Мне предложили временно поработать уже не в Академгородке, а в самом Новосибирске в другом институте. Временно… Сами знаете, что такое временно. И уже не в качестве младшего научного сотрудника, где идет научный стаж, а обычным инженером. Я отнесся к ситуации с пониманием и согласился подождать. Однако тема, предложенная мне на новом месте, меня совсем не интересовала. Плюс невысокая зарплата, никаких шансов на получение квартиры. И вот лежу я как-то на кровати в своем общежитии трамвайно-троллейбусного треста (жилье помогли найти в спорткомитете). По стене ползают тараканы, за стеной идет драка, в комнате спят еще три жильца. И думаю я: «Как же возникла такая ситуация? Вроде бы все хорошо так начиналось. И хорошо продолжалось, пока я не бросил шахматы».
Пришлось снова принимать решение. Вот только здесь возникло решение совмещать шахматы и науку. Пусть даже эта наука будет и не физика. Я обратился к шахматистам из Новосибирского электротехнического института, там была неплохая команда. Они с радостью нашли мне место в институте, потом много лет вспоминали, что я у них работал и играл за их команду. Высокая наука закончилась, и я решил просто быстро сделать диссертацию. Таков был первоначальный план. А потом быстро вернуться к шахматам, имея за собой какой-то тыл. Может быть, вы помните, что за научное звание полагалась солидная прибавка к зарплате. Но и здесь выяснилось, что очередь на защиту диссертации очень длинная, люди работают много лет, нельзя их «перескакивать». Поэтому последовал следующий шаг. Я сказал начальнику лаборатории: «спасибо, извините, я решил уволиться и вернуться к шахматам». На что он попросил меня подождать полчасика и пошел в партком. Через полчаса он вернулся и сообщил мне неожиданную новость. Увольняться совсем не нужно, мне предлагают профессионально заниматься шахматами, защищать спортивную честь Новосибирска и Новосибирского электротехнического института. На работу ходить не надо, при этом я получаю должность младшего научного сотрудника, которой до сих пор у меня не было.
Видите, как интересно получается? Когда молодой человек был готов посвятить жизнь науке, даже был готов бросить шахматы, ничего не получалось, никому это не было нужно. А как только он с наукой распрощался, так сразу все получил. Вот такая интересная жизнь была в СССР. Параллельно я решал вопрос с квартирой. Пришлось зайти в облспорткомитет еще раз и сказать, что я передумал и буду играть в шахматы. Выступил на первенстве России 72-го года, где занял второе место после Цешковского, показал, что сила сохранилась. Просьбу о квартире приняли и дали ей ход. Вскоре я получил однокомнатную квартиру в хорошем районе, и жизнь шахматиста-профессионала начала налаживаться.
Беседу вел Сергей КИМ
Окончание следует