В разговоре с ним сразу бросается в глаза отсутствие какой бы то ни было пафосности в оценке собственных достижений. Напротив, постоянно подчеркивает: «был не самым лучшим студентом», «я плохой профессионал». Жизненный путь и спортивная карьера утверждают, однако, совершенно обратное.

«Летом 1977 года на занятиях юношеской шахматной школы я познакомился с симпатичным парнишкой из Таллинна: Яан Эльвест играл в шахматы в стиле Кереса…», – писал Ботвинник. В завуалированной форме слова эти выглядели не просто комплиментом, а своего рода руководством к действию, косвенным прогнозом на будущее. А здесь Патриарх ошибался редко. И… Несколько засидевшись на старте, эстонский шахматист за каких-то пару лет совершил стремительный рывок, ворвавшись в бомонд мировых шахмат. Он и сейчас с какой-то затаенной грустью говорит о тех безвозвратно канувших в Лету временах, «золотом веке» советских шахмат, одним из главных героев которого ему было суждено стать. Вспоминает о сверстниках, с ними начинал в детских и юношеских чемпионатах, а позже бескомпромиссно сражался в бесконечной череде внутрисоюзных и международных турниров. Каспаров, Соколов, Салов, Войткевич, Канцлер, Ненашев… Поговорим о шахматах, Яан?

Фото: И.Одинцов

 

«THE STORY OF A CHESSPLAYER»

Яан, для большинства любителей шахмат вы были и остаётесь эстонским шахматистом. И всё же, как получилось, что вы представляете федерацию США?

По многим причинам. Шахматным – прекратился розыгрыш второго Кубка мира. Политическим – распался Советский Союз. Изменилась вся система спортивной и шахматной жизни. В Эстонии, например, люди играли в шахматы сами по себе. Прекратилась помощь со стороны государства, не стало учебно-тренировочных сборов, стипендий спортсменам и т. д. В 90-е годы получилось так, что я стал практически безработным. Я, конечно, играл в шахматы, но не было уверенности в завтрашнем дне. Поэтому в какой-то момент… Вообще-то я его чуть не прозевал: мне надо было смотреть на Америку раньше! Получилось так, что мой друг (к сожалению, ушедший из жизни) Александр Войткевич стал студентом Университета в Балтиморе. Позже туда поступил известный гроссмейстер Александр Онищук. Сейчас в Америке немало университетов с программой поддержки шахмат. Но в то время (конец 90-х годов) была только пара таких, и один из них в Балтиморе. И в какой-то кризисной для себя ситуации я принял совет своего друга и отправился в США.

Но вы уже имели к тому времени высшее образование?

Я закончил Университет в Тарту, исторический факультет, отделение психологии. К моменту моего приезда в Америку вышла какая-то неприятная история, связанная с выпускником университета венгерско-американским гроссмейстером Шерцером. И руководители шахматной программы университета приняли решение, что больше не будут принимать «старых студентов», таких как мы с Войткевичем. Поступить можно было только на общих основаниях в магистратуру (Master^,s degree). Я так и собирался сделать, но выяснилось, что там сложные условия для поступления, а потом, в случае если я прохожу по конкурсу, играть в шахматы точно не смогу. Получилось, что я как-то отошел от первоначальной идеи и просто остался играть в шахматы.

Почему я перешел в американскую шахматную федерацию? Чтобы квалифицироваться в Кубок мира, надо было участвовать в первенстве Европы, но к тому времени я жил в Америке. Не так близко, а спонсоров не было, всё за свой счет. Поэтому я решил поменять федерацию. Но в дальнейшем вышло немного странно. В шахматах я, гражданин Эстонии, представляю США, хотя американского гражданства не имею. Конечно, я представляю американскую федерацию, но остаюсь эстонским шахматистом!

«The story of a chessplayer», так называется книга, изданная в Америке и посвященная вашему творчеству?

Вы знаете, что сейчас бизнес, связанный с продажей книг – тяжелый. Весь тираж не разошелся. У меня до сих пор осталась еще пара ящиков. Издана на английском языке, по-моему, в Нью-Йорке. В ней я постарался ответить на многие вопросы, связанные с моей карьерой. О первом Кубке мира, роли советской шахматной школы и др. Написал её потому, что в Эстонии я один из лучших шахматистов после Кереса. Думаю, что лет через восемь, когда мне исполнится шестьдесят, придется писать вторую часть (с улыбкой). Конечно, есть смысл, чтобы эта книга была переведена на русский, эстонский языки, появилась версия «он-лайн».

Ваши родители продолжают жить в Эстонии?

Да, оба живы, им уже за восемьдесят. Летом живут на острове Сааремаа, а зимой, когда портится погода, переезжают в Таллинн.

Какова роль первого наставника в шахматах? У вас им стал Тыну Труус. Он тренирует до сих пор?

Тыну уже немолодой человек, но до сих пор преподает шахматы. Финансирование маленькое, идет через республиканский шахматный клуб. Сейчас это очень тяжелый труд, большинство таких тренеров, как Труус, просто сильно любят шахматы… Педагогика не очень хорошо оплачивается, но он продолжает работать с детьми.

Почему мне повезло с ним? Дело в том, что он был первым квалифицированным тренером в Эстонии. Закончил в Москве шахматную специализацию в институте физкультуры. Первые годы Тыну был отличным наставником. Я пошел в шахматную школу с семи лет. Занимался дважды, потом трижды в неделю. Считается, что первый наставник – это на всю жизнь… Когда я играл в первом Кубке, он тоже участвовал. Сам он кандидат в мастера, шахматные советы гроссмейстеру давать не мог, но поддержка первого тренера пригодилась.

А у кого занимался Лембит Олль?

Первого его наставника не помню, но знаю, что работал с Яном Нарва, который тоже закончил отделение шахмат в Москве.

Когда речь заходит об эстонских шахматах, невозможно не вспомнить легендарного Пауля Кереса. Вам приходилось общаться со своим великим земляком?

С Кересом я встречался мало. Конечно, тогда он не мог предвидеть, что я стану профессиональным шахматистом. В Таллинне проводились международные шахматные турниры и параллельно для любителей организовывались сеансы одновременной игры. В основном сеансы давали эстонские мастера. Я охотно участвовал в них. Поскольку занимался в школе со второй смены, мама заказывала такси, чтобы я успевал к началу. Во время очередного тура профессиональные фотографы делали снимки великих шахматистов, которые потом с удовольствием покупали любители шахмат. Я их тоже, разумеется, приобретал и собирал автографы. Получил у Пауля Кереса и других великих гроссмейстеров. У меня до сих пор хранятся эти фотографии.

Не знаю, есть ли эта карточка у меня в архиве – весной 1975 года во время похорон Кереса я стоял вместе с другими молодыми шахматистами в почетном карауле у его гроба… По-моему, каждая смена продолжалась две-три минуты.

Фото: М.Рабкин

Вы были слушателем знаменитой школы Михаила Ботвинника, что она дала Вам в плане совершенствования?

На первую сессию попал в пионерский лагерь «Орлёнок». Конец лета 1976 года, мне было четырнадцать лет. По-русски я тогда понимал еле-еле, но было интересно! Там был организован тренировочный турнир, который я выиграл. Или разделил первое-второе места с Андреем Соколовым? Уже не вспомню… Как я попал в школу? Стал чемпионом Таллинна, в те времена выиграть в таком возрасте чемпионат – это все равно, что стать сегодня гроссмейстером (улыбаясь).

Некоторые попадали туда по знакомству, но потом выяснялось, что шахматные способности у них невелики. Большинство все-таки составляли известные мастера – Долматов, Юсупов, Каспаров…

Мы, подростки, показывали Ботвиннику свое творчество, а он давал советы, какие партии в связи с этим надо посмотреть. Я даже помню, что показывал в первый раз, это была партия как раз из чемпионата Таллинна. Даже не представляю сейчас, как я тогда демонстрировал? Но как-то справился. Ботвинник сидел с таким «авторитарным» лицом, я его даже немного побаивался, но все было хорошо. Наверное, он понял, что я еще не очень хорошо понимаю по-русски и свои рекомендации передал через Трууса.

Сам Ботвинник напрямую занятия не вел, и на следующей сессии, где я принимал участие, его уже не было.

Впервые в печати появились партии, сыгранные в остроатакующем, «мушкетерском» стиле. Вам нравилась именно такая игра?

Огромное влияние на мое творчество оказал московский тренер Владимир Юрков.

Но ведь он был тренером Андрея Соколова?

Да, но он был в дружеских отношениях с Тыну, и тот уговорил его приехать в Таллинн, когда мне было пятнадцать лет. В течение недели Юрков читал лекции по дебюту мне и Татьяне Фоминой (была такая известная в Союзе шахматистка). В те времена считалось, что ничья – это такой катастрофический результат, что необходимо всегда выигрывать. Почему? Была жесткая система отбора, и надо было много выигрывать во чтобы то ни стало. Помните, юношеские отборочные турниры проводились в Сочи? Один прошел в Бухаре… Ничего не поделаешь – из Союза на чемпионат мира до 20 лет попадал только один шахматист! Наверное, это была основная причина того, что у меня был такой стиль. В те времена даже не думали «сидеть в окопах» и ждать ошибки противника. Прямолинейная такая игра. Но я думаю, что это больше удавалось Андрею Соколову. В 1984 году он стал чемпионом СССР среди мужчин, я был где-то в середине…

Как я уже говорил, Тыну Труус был всё же хорошим наставником для детей, а вот Юрков всю жизнь работал с партиями крупных турниров. Смотрел, всё записывал, у него была хорошая картотека. Я думаю, что в какой-то степени это повредило Андрею, когда в начале 90-х годов он остался один, не сумел самостоятельно перестроиться и результаты уже не были хорошими. Сегодня такой помощник, как Юрков, может, не нужен. Если человек хотя бы немного разбирается в компьютере и может пользоваться ChessBase, то он сам способен выстроить свой репертуар и следить за новинками. А в те времена это было не так легко. Смотрели на сборах какие-то позиции, где «Гудини» скажет за секунду, что это неправильно. А мы смотрели днями. И было неясно, идти на них или не идти.

Юрков помогал мне до конца своей жизни. Последний раз помог мне на Кубке мира 2001 года в Москве, где я попал в число 16 сильнейших, в конце проиграл матч Барееву. Тогда Юрков был уже сильно болен и, к великому сожалению, вскоре умер от рака… Всю жизнь у нас были с ним дружеские отношения. Сейчас, можно сказать, его забыли, а ведь он наставник целой плеяды известных шахматистов. Не только Андрея Соколова, но и Балашова, Разуваева, Морозевича…

Но вы ведь были конкуренты в юношеских турнирах с Андреем?

Конкуренция, конечно, была, сыграли с ним много результативных партий. Помню, в 82-м году он выиграл в Сочи отборочный турнир к юношескому первенству мира, потом стал чемпионом мира среди юношей. Я занял, по-моему, третье место после Валерия Салова. Была у нас во втором круге турнира с Андреем сицилианская защита, я проиграл белыми. А какую-то партию выиграл черными уже я в испанской партии. Но, в жизни, несмотря на конкуренцию, сохранялись хорошие отношения.

Фото: В.Левитин

Ботвинник предупреждал, что с возрастом играть в счётные шахматы становится трудней?

У Ботвинника были проблемы с расчетом вариантов… Основная проблема, как мне кажется, заключается в другом. В Америке, например, часто играются турниры в конце недели – пятница, суббота, воскресенье. Получается, приходится играть по две партии в день. Просто не хватает энергии! На 4-5 часу более «старым» шахматистам играть трудней. У меня всю жизнь был «тяжёлый» стиль игры, часто попадал в цейтноты. Как Карпов, Корчной и другие великие шахматисты, я хочу делать самые сильные ходы. А на это уходит много сил, устаешь. Надо играть по-другому, более практично. В этом смысле я плохой профессионал: не могу играть легко, не думая о результате и т. д. Поэтому даже в молодости отличные результаты чередовались с провалами.

В шахматном смысле вы максималист?

Да!

Сейчас мало кто вспомнит, но до середины 70-х годов проходили чемпионаты мира среди юношей (у девушек чемпионатов вообще не было!) только в одной возрастной категории. А именно – до 20 лет. И вот года с 1976 стали проводить чемпионат мира среди кадетов, так стали называться первенства среди юношей не старше 16 лет. Логично было бы предположить, что конкуренцию юным советским шахматистам не сможет оказать никто в мире. И по классу, и по уровню подготовки, и по знаниям. Но сначала Гарри Каспаров (дважды), а потом и вы неудачно выступали на этих турнирах. Были объективные причины?

Я играл в Бельфоре в 79-м году. Мои основные соперники все стали впоследствии гроссмейстерами мирового уровня, чемпионами своих стран. Иван Морович (Чили), Жильберто Милош (Бразилия), Джоэл Бенджамин (США), Найджел Шорт (Великобритания). Поэтому нельзя сказать, что они играли намного слабей меня. Конечно, первая поездка за границу была очень интересна, глаза разбегались! Впервые увидел Париж… В турнире начал 5 из 5, но не смог… Всегда есть объективные и субъективные моменты. Объективно – конкуренты были очень сильными шахматистами. Морович меня, например, переиграл белыми в «шевенингене». Другое дело, что у них не было такой помощи, как у меня, личных тренеров, тренировочных сборов и многого другого. В общем, не могу пожаловаться на результат. Занял шестое место. Спорт есть спорт – кому интересно, если знаешь, кто выиграет заранее?

Но, может быть, давило то обстоятельство, что непременно надо привезти первое место? Ведь от советских шахматистов требовали только побед?

Был интересный момент. Ясно, что это была ПЕРВАЯ поездка за границу. В Спорткомитете подписал какой-то документ. Имелся там, например, такой пункт – после 23-х обязан находиться в гостинице и т. д. Тоталитарная система, всё должно быть под контролем! Был у Батуринского, сейчас не вспомню, до или после поездки. Но, к счастью, турнир считался не таким уж важным, поэтому за мой провал меня особо никто не критиковал. А ведь были и другие случаи. Не занимали первого места в студенческой Олимпиаде – людей дисквалифицировали. Со мной обошлось…

Фото: В.Левитин

Сыграв в 1984 году не слишком удачно в Высшей лиге чемпионата СССР, вы как-то «отошли в тень» на некоторое время, причем хорошие выступления чередовались с провалами… И вдруг бронзовая медаль на зональном чемпионате СССР 1987 года, затем почти сразу уверенный выход в претендентский этап. Как произошел столь резкий скачок?

Может, кризис жизненный какой-то был именно в эти годы: 84-85-й. Я уже не помню. Высшая лига проходила в Львове в 84-м году? Я не путаю? Для дебютанта, может, некоторые партии были хорошими. Но, конечно, не сравнить с моим другом Андреем Соколовым, который уверенно выиграл этот чемпионат. Потом осенью я играл в первой лиге в Свердловске и там тоже сыграл неудачно. И 85-й был такой же… В какой-то момент я решил сам для себя относиться к шахматам более серьезно. Пока ты студент, играешь и учишься – все хорошо, но это не вечно. Тогда было очевидно, что если ты не самый лучший студент, после университета придётся поработать пару лет в школе учителем. В дипломе у меня так и написано: психолог-педагог. Может, действительно это было связано с учёбой в Университете? У нас по понедельникам была военная кафедра, и я пропустил много занятий, ситуацию не могли спасти ни отработки, ни сдача каких-то рефератов. Был вынужден взять академический отпуск. В итоге получилось так, что в 85 году я учился на последнем курсе (поступил в 1979). Завершающий семестр лекций почти не было, готовились к госэкзаменам, писали дипломную работу.

Получается, что в первой половине 86-го года появилось свободное время?

Моему рывку помогло, как я думаю, даже не наличие свободного времени, а состояние духа! Но по порядку. В первый раз я попал в высшую лигу из полуфинала, который проводился по круговой системе. В 86-м была уже швейцарка, играли в Пинске. После пятого курса, как и полагалось тогда во всех советских высших учебных заведениях, у нас были военные сборы, которые проходили в Клайпеде. К счастью, я пробыл на них недолго. Тыну Труус каким-то чудом вытащил меня из военного лагеря! Сдал заранее все требуемые экзамены, оценки мне ставили, конечно, завышенные. Помогло хорошее (по сравнению с другими студентами) знание русского языка. И психологическое состояние было отличным. Ехал на поезде в Белоруссию окрыленным, где-то по дороге меня «поймал» Тыну. Как я уже говорил, трудно ему было советовать мне по шахматной части, но он сильно помог организационно. Все-таки он был настоящий патриот своих учеников. В Пинске запомнилась решающая партия в предпоследнем туре, которую я выиграл, а в последнем хватало ничьей для выхода в следующий этап.

А с кем была эта партия?

Обыграл белым цветом Сергея Смагина в «кембридж-спрингсе». Сложный миттельшпиль. Я не очень суеверен, но если отматывать все назад, выясняется – не сделаешь один ход, и вся судьба может сложиться по-иному. Если бы я не выиграл её, не попал бы в первую лигу, высшую и т. д. Сейчас у молодых шахматистов не так. Не повезло в этом турнире, скоро начнется другой. Но те времена были суровые. Первую лигу в Куйбышеве я играл уже очень хорошо. Разделил после Тукмакова второе-третье места с Халифманом. Было много хороших партий. Снова помогал Тыну Труус, играл еще Лембит Олль. Команда была хорошая! И словно не было этих тяжелых моментов. Третье-четвертое места с Вячеславом Эйнгорном и вышел в межзональный! Валерий Салов был посмелей меня и разделил первое место с Белявским. На зональном чемпионате было два помощника – Тыну Труус и Александр Вейнгольд. У меня в течение всей карьеры хромал черный цвет, а в этом турнире я выиграл черными в итальянской партии у Псахиса, в «сицилианке» у Цешковского и в новоиндийской защите обыграл Тукмакова. Меня хотели многие побить в этом турнире, но я уже был довольно сильным шахматистом, и необоснованная игра на победу часто подводила моих противников. «Зато» на финише проиграл всем ученикам Дворецкого: Долматову, Чернину, Юсупову. Потом Дворецкий писал, что Эльвест очень плохо играет эндшпиль. Думаю, это чересчур эмоционально. Вообще-то в эндшпиле у меня всегда были неплохие результаты.

Сразу после зонального чемпионата СССР вы прекрасно отыграли и в межзональном турнире. Разделили второе-третье места и стали претендентом…

Корчной был первым, а я оказался на 2-3 местах с Ясером Сейраваном. Но в претендентском матче с Артуром Юсуповым объективно надо признать, что чисто шахматной силы для победы не хватало. Хотя мои помощники, возможно, считали, что я обязан побеждать. Дело в том, что я поднялся наверх слишком быстро. Требовалось что-то пересмотреть заново, все мое оружие было использовано.

А для Кубка мира меня хватило! После непрерывной серии на протяжении ряда лет отборочных сначала юношеских, а потом взрослых турниров, в Кубке я, наконец, мог играть спокойно и по ситуации. Во время первого Кубка мира моим помощником был Александр Вейнгольд, а секундантом Евгений Владимиров. Я поменял дебютный репертуар, играл уже не сицилианскую, а французскую защиту, атаку Маршалла. Все это пошло мне на пользу. Конечно, иногда были и провалы. На этапе в Рейкьявике должен был играть белыми с Каспаровым. Компьютеров тогда не было, смотрели любимый каспаровский «шевенинген», консультировался по телефону с тренером (секунданта со мной не послали). В общем, не смог определиться и сыграл сдуру английское начало. Проиграл ходов в двадцать пять. По сравнению, допустим, с Гельфандом, который может заниматься десять лет одним вариантом, я шахматист более эмоциональный, никогда не рассматривал шахматы как работу. Наверное, я больше практик, как Спасский. И когда удавалось правильно подобрать дебют, результаты были очень хорошие.

Когда я попал в Кубок мира, сразу понял, что попал туда, где есть привилегии, и надо там остаться. Это как с политиками (с улыбкой). Сначала говоришь, какие они плохие, а когда попадаешь в их число, хочешь остаться среди них. И я занял четвертое место в общем зачете после Каспарова, Карпова и Валерия Салова. В следующий Кубок попадало шестеро, я остался!

Жаль, что такая прекрасная идея оказалась столь недолговечной!

Сыграли серию из четырёх турниров первого Кубка мира (1987-88), потом один турнир второго розыгрыша, и все закрылось. По официальной версии, спонсорам и публике было малоинтересно. Я думаю, это не совсем так. Турниры были великолепно организованы. По неофициальной версии, друг главного спонсора Бессела Кока Ян Тимман выступил неудачно, что стало причиной снижения интереса с его стороны. По другой: Каспарову и Карпову это тоже не особенно нравилось. У нас были два великих чемпиона. Трудно демонстрировать, как в большом теннисе, каждый день свое превосходство. Лучше играть матч за миллион долларов, чем доказывать, что ты сильней Эльвеста или Шорта в каждом турнире.

Многие помнят, как я играл в первом Кубке, но у меня были и другие успехи. Отлично выступил на турнире в Реджо-Эмилии на рубеже 89-90 годов. Позади остались Карпов, Иванчук, Белявский, Портиш, Андерссон, Гуревич…

Кого всегда не хватало, так это хорошего секунданта и тренера, который поставил бы мне дебютный репертуар. Мы говорили про Юркова, но он, к сожалению, работал с Андреем. Помогал, но таких сборов, где мы сидели бы часами вместе, не было. Часто играешь дебюты помощников, но… Вейнгольд, например, играл «Грюнфельд». А в нем мои результаты были плохими. Лучше шли классические системы. В Кубке мира играл принятый ферзевый гамбит под влиянием нашего мастера Харри Похла и Евгения Владимирова. Было нелегко, когда месяцами на сборах изучали один дебют, а потом на турнире выяснялось, что это не годится. Сейчас с помощью компьютера можно за несколько дней подготовить новую линию, а тогда хорошие теоретики часто отлавливали меня на варианты. Венгерскому гроссмейстеру Саксу я проиграл во французской защите, в «Маршалле», а потом и в «шевенингене». Здесь, конечно, впереди всех был Каспаров, разница между ним и остальными была огромная. Можно вспомнить и Карпова. На чемпионов работало много людей. Когда такой теоретик французской защиты как Ульман приезжает на специальный сбор и докладывает по основным вопросам, то это здорово помогает. По сравнению с ними остальные находились в неравных условиях.

При каких обстоятельствах произошел ваш олимпийский дебют за сборную СССР в 1988 году? Играть в компании Каспарова, Карпова, Иванчука, Белявского, Юсупова – что может быть почётней?

Я играл в 1988 году в Салониках. Как я туда попал? В этом же году проходил суперфинал чемпионата СССР. В последнем туре я играл белыми с Карповым. Перед этой партией меня вместе с секундантом пригласили к Каспарову… Разговор был примерно такой… Может, и не напрямую, но меня спросили, как я собираюсь играть завтра. Я стоял около 50%, мотивации играть на выигрыш особо не было. Но я сказал, что и проигрывать не собираюсь. У меня никогда и в мыслях не было, что буду использовать шахматную партию в бизнес-целях… Каспарову стало ясно, что проигрывать я не собираюсь и ничего не хочу за это. После этого мне дали ясно понять, что мою кандидатуру поддержат при формировании олимпийской команды. Впрочем, меня это особо не волновало, на следующий день я играл в свою игру, и партия закончилась вничью где-то на 40-м ходу. В Грецию я поехал вторым запасным. Я играл мало, всего семь партий. И только в одном важном матче. В матче с Англией белыми имел большой перевес с Нанном… Но в этот момент и Каспаров, и Карпов уже стояли на победу, поэтому решил не искушать судьбу и форсировал ничью. По-моему, матч с основными на тот момент конкурентами и закончился так, как планировалось – 3:1. Олимпиаду сборная СССР тоже выиграла без всяких проблем.

Тогда в блестящей форме оказались два «К», набравшие на двоих 16,5 очков из 20!

Да, от остальных игроков мало что зависело…

Семь раз подряд, начиная с 1992 по 2004, вы играли на Олимпиадах за Эстонию неизменно на первой доске. Какая из них стала наиболее памятной? Может быть первая, где Эстония впервые после 1939 года выступала как национальная команда? Или 1994 года в Москве, где вы показали исключительный результат (10,5 из 14)?

В Москве была интересная Олимпиада, которая так и осталась моим лучшим выступлением за эстонскую сборную. Для команды она стала также лучшей за всю историю, если не считать довоенных выступлений. Весь турнир мы были в «десятке», но в последнем туре не смогли удержаться против Армении. Я проиграл Акопяну черными. Шахматная Олимпиада, конечно, всегда была большим шахматным праздником. Но сейчас, мне кажется, чересчур стали преувеличивать её спортивный характер. А я считаю это не столь важным, ведь встречаются профессионалы и простые любители шахмат. Для них это прекрасная возможность общения. Есть коллективы, которые сильно переживают, но для команды Эстонии, например, это был всегда именно праздник. А для молодых шахматистов это возможность показать себя, выполнить гроссмейстерскую норму. В этом году я не был в Тромсе, на прошлой Олимпиаде в Стамбуле тренировал женскую команду Латвии. Пригласили соседи… Для меня сейчас намного лучше участвовать в Олимпиадах в качестве тренера, а не участника (смеётся).

Приятно встретиться со старыми друзьями, знакомыми, окунуться в эту неповторимую атмосферу…

С точки зрения географии тоже интересно. Поэтому одной из лучших Олимпиад считаю ту, что прошла на Филиппинах в 1992 году.

На судьбу шахматистов, родившихся в период условно в период с 1960 по 1970 годы, существенное влияние оказал распад СССР?

Рухнул Советский Союз и одновременно Кубок мира. Для меня получилось все неудачно. Все эти события выпали на самый идеальный, с точки зрения совершенствования, возраст. Я даже отметил в своей книге, что я и многие мои сверстники (Салов, Юсупов, Соколов, Войткевич и др.) стали, как у Хемингуэя, «потерянным поколением».

Моя проблема заключалась в том, что я был из Союза. Даже несмотря на то, что я представлял Эстонию, всё равно считалось – советский. Я по итогам Кубка был четвертый-пятый в мире – этого было недостаточно. И меня как-то «отодвинули». Несмотря на мое успешное выступление в Кубке мира и успехи в некоторых других турнирах, я никогда в жизни не играл, например, в супертурнирах в Германии или Голландии.

Фото: Ю.Щенников

О РЕЙТИНГЕ

Что сейчас сильно преувеличено? Первое – гроссмейстерская норма, второе – рейтинг. Помните, была история с Гуфельдом и Корчным. Когда Гуфельд сказал: «Здорово, коллега!» А Корчной в ответ: «Дамянович тебе коллега!». Сейчас тем более, кому это интересно? Человеку, чтобы он похвастался в Facebook: я стал гроссмейстером? Или ребенку? Детей, конечно, надо поощрять, давать дипломы, небольшие призы. Но гроссмейстер… На самом деле люди и без этого знают, кто умеет играть, а кто не умеет. Возьмем первую сотню, они же друг друга прекрасно знают. И что, будут смотреть, у кого рейтинг на 5 очков выше? Это только для публики. Грищук и Свидлер, допустим, сыграли между собой много партий. Вряд ли их волнует, какой рейтинг у соперника.

Я очень люблю большой теннис. Сам играю. В нём всегда нокаут, всегда надо играть. Почему нет спонсоров в шахматах? Мешают привилегии. Многие не понимают: рейтинг – это тоже привилегия. А почему? Рейтинг просто должен показывать твою силу на сегодняшний день. Рейтинг не должен быть причиной квалификации в какой-то турнир. А люди автоматически делают выводы: «О! У него 2800, значит, он имеет право играть в Гран-при». А может, есть какой-то парень, который играет на 2900? Я считаю, что все это неправильно.

Пару слов о недавнем турнире в Лоо, в котором я принимал участие. Там была такая интересная ситуация. Я играю партию белыми с противником, у которого небольшой рейтинг. Но он опытный мастер, тренер. Где-то 2280. Играем. Во время партии мне казалось, что я все время делал хорошие ходы. Но было мне нелегко, хотя партию я выиграл. Проверил дома с «Гудини», только один ход я сделал по второй линии! Получается, сегодня в шахматах есть много людей, которые здорово играют. Ты можешь делать все ходы по первой линии Гудини, но это не означает, что ты чемпион мира. Хорошего шахматиста стало обыграть очень тяжело!

Американский чемпионат проводится в Сент-Луисе. Есть человек, который всё это спонсирует. Но они же забыли, что нужна какая-то квалификация в этот турнир! Все попадают по рейтингу и только иногда дают пару дополнительных мест. У меня есть двенадцатилетний ученик, и что я должен ему говорить? «Ты знаешь, мы будем работать с тобой еще два года, будешь очень сильно играть, но я не знаю, как тебе попасть в первенство Америки. Можешь выиграть US open (оттуда в чемпионат допускают победителя) или поднимай рейтинг!» А что такое рейтинг? Вы же сами знаете: сейчас его можно просто купить! Со мной в прошлом году случилось несчастье: играл в Риге больным и вместо того чтобы выбыть, продолжал играть и потерял 40 очков рейтинга. В чем беда? Играешь с человеком, у которого 2200, проигрываешь и теряешь сразу 8 очков. Выигрываешь – получаешь только одно. Поэтому при такой системе никто не хочет играть в «опенах». Широв тоже играл в Риге. Оставил 20 очков.

О КУБКЕ МИРА, ГРАН-ПРИ И ПРИВИЛЕГИЯХ

Я думаю, когда Илюмжинов стал президентом ФИДЕ, он прекрасно понял, что шахматы должны быть демократичным спортом, поэтому нужна четкая система отбора. И появилась нокаут-система, которая, конечно, не понравилась шахматистам, которые имели привилегии. На сегодняшний день это очень актуальная тема. Как вы помните, Каспаров участников этих турниров пренебрежительно называл туристами…

Идеально было бы то, с чего начинал Кирсан – с нокаута. Но шахматы всегда связаны с политикой и в какой-то момент, по-видимому, он немножко устал. А сейчас попал в какую-то ловушку, боится, что развалится система старых турниров. Я Илюмжинова знаю давно и очень его уважаю. Сейчас у него наблюдается некоторый застой. Но я надеюсь, что и он, и ФИДЕ будут двигаться.

Что интересно? Я болельщик из какой-то страны и обязательно надо, чтобы играл мой шахматист. За кого я могу болеть. Если в каком-то Кубке мира 16 человек, например, из России, это не так интересно для других. Мне кажется, что нокаут-пирамида должна разыгрываться чаще.

С чего начиналось? Говорили: «Возьмем из советских шахмат самое лучшее». Но взяли самое плохое. Что именно? Что чемпион мира «большой босс» и он диктует свои условия. Что некоторые имеют привилегии. Но нельзя иметь привилегии – это смешно. Понимаю тех людей, которые в этом заинтересованы. Когда ты чемпион мира, тебе, конечно, этого хочется. Но почему должны быть привилегии? Возьмем леди Гага, у нее миллионы фанов. Значит, она может что-то продавать? Если ты чемпион мира, создай себе хороший имидж. Должен быть менеджер, который сделает твой бренд. И продавай его! При чем тут приглашения на турниры?

Некоторые люди недовольны, что теперь не попадают в Кубок мира и Гран-при, и мне хочется сказать им: «Раньше, когда вы были там, вы же не протестовали, что система, может быть, неправильная?» Необходимо показать всем, что есть открытая система турниров, и каждый может попасть туда. Почему я это говорю? Я же был в Кубке мира и понял, что надо держаться там, потому что тогда ты будешь обеспечен турнирами, которые стоят в календаре. А сейчас я не знаю… Кого и по каким признакам берут. Но я попадал в Кубок мира через отбор!

Первые нокаут-чемпионаты проходили в больших городах мира. Баку, конечно, тоже огромный город и Азербайджан – богатая страна. Но… Все-таки шахматы теперь в основном пропали из мегаполисов. Что имеем? Есть движение местное. Движение изнутри. Когда появляется меценат с временной мотивацией. Он поднимает шахматы, находит деньги. Как Малкольм Пейн в Лондоне. И в Эстонии есть такой. Томас Валгмаэ, который устраивает фестивали в Вильянди. Все зависит от одного человека. Но таких все-таки мало. Понятно, что они всегда появятся, и эти люди нужны для шахмат. Но это во многом зависит от случая.

И появляется турнир, который я называю коммерческим. Про Сент-Луис уже говорили. Линарес, которого уже нет… Но это не ОТКРЫТЫЕ турниры! В них невозможно попасть.

Есть коммерческие турниры, где приватный спонсор приглашает шахматистов, платит гонорары, делает все, что захочет. Например, матч Крамника с Ароняном в Швейцарии. Это хорошо для шахмат. Неплохая реклама. Но есть и спортивный принцип. И он должен соблюдаться и для шахматиста с нулевым рейтингом.

Я не против коммерческих турниров. Но сейчас коммерческими стали Кубок мира и Гран-при. В Баку – это не шахматное соревнование. Это люди с привилегиями играют в коммерческом турнире. Я тоже иногда провожу турниры и приглашаю своих друзей. ЗАКРЫТЫЙ турнир.

Говорят: много ничьих. А когда проходят нокаут-турниры, делать ничьи смысла нет. Игра пойдет на результат. И надо, чтобы каждый месяц был хотя бы один такой турнир. А в конце года можно подвести итоги по сумме выступлений каждого игрока. В теннисе бывает, что фаворит проигрывает не в первом, а во втором круге, но это даже интересно. И снимает все привилегии.

Но ведь в теннисе сильнейшие вступают в игру со второго круга?

Ну, ясно, что те, кто имеет высший рейтинг, играют сильно. Можно и в шахматных нокаутах допускать первую десятку со второго круга.

Раньше были зональные, межзональные турниры…

Проблема в том, что всё это было очень долго, а сейчас жизнь быстрая. Как-то мы с Виорелом Бологаном обсуждали одну его интересную идею. Почему не разыгрывать турниры из 128 человек, скажем, за четыре-пять дней? Начинать во вторник-среду, и чтобы завершалось все в воскресенье.

Ясно, что если проводится нокаут из 128 участников, должна быть объективная предварительная квалификация. Шахматный мир очень большой. Если одних гроссмейстеров тысячи, то, конечно, и 128 очень мало. Но и в теннис играет немало людей и далеко не каждый попадает в Уимблдон. Но 128 больше, чем 24 или 16 шахматистов, имеющих привилегии!

Ясно, что я уже не заинтересованная персона, не претендую на выигрыш крупных турниров, поэтому считаю, что могу давать такие советы. Когда система будет демократизирована – появятся спонсоры. Есть открытый рынок, есть система турниров, тогда, поверьте, всё будет. А сейчас получается так, что искусственно держат старую систему, чтобы она не развалилась.

Вы за ужесточение временного контроля?

В принципе да. Многим не понравится контроль час на партию. Но давайте оставим классический контроль в коммерческих турнирах и матчах на первенство мира.

Не избежать меркантильного вопроса: «За чей счёт будет оплачен банкет?»

Ошибка в том, что считают: нельзя найти спонсоров. Но когда есть демократичная система турниров, как в теннисе (может, наподобие «Большого Шлема»), тогда спонсоры видят, что работа поставлена и находятся сами.

Во многих видах спорта люди зарабатывают не тем, что играют в тот же теннис, а тем, что получают от рекламы. Исландский гроссмейстер Йохан Хьяртарсон, после того как стал претендентом, имел такой контракт. Рекламировал молоко, сняли клип, где он пьет его. «Потому что это хорошо для мозгов и т. д.» Сейчас за этим не слежу. Кто пьет «Red Bull»? Накамура? Не Гельфанд? Но больше ведь ничего такого нет!

ФИДЕ все время делает только показуху. А для кого? Выборы прошли, можно расслабиться и нормально поработать. Понимаю, что открывать шахматный музей в Москве это хорошо. Прекрасный музей. Но мы понимаем, что это просто политика, показуха. Это как в Союзе показывали, что Брежнев находится в хорошей форме, а он был при смерти.

Сейчас предстоит уникальное интереснейшее противостояние «человека Маугли» из Индии и «викинга» из Норвегии (смеется). Мне как психологу, например, это очень интересно. И это можно продавать, но такие попытки не делаются. Возьмите любого гроссмейстера из своей, скажем, страны. Посмотрите через «Гугл», сколько у него будет упоминаний. Предположим, что это будет Нормундс Миезис из Латвии. Найдем, допустим, 40 000 отзывов. У каждого шахматиста есть много друзей и в «фэйсбуке». Ведь через всю эту общину можно рекламировать, но для этого нужна система!

Очевидно, что можно продавать шахматный эфир. И что делается сегодня? Взять Олимпиаду и… Ну как бы вежливо выразиться?

Незрелищно?

Нет, не профессионально. Так продавать шахматы мы не можем. Кого интересует Жужа Полгар, которая все время говорит о себе? Такой шахматист как я может смотреть партии сам. Я это слушать не буду. Человек, который о шахматах вообще ничего не знает – тоже. В Дубае прошли чемпионаты по блицу и «быстрым». Комментировал человек на ТАКОМ английском! Люди смеются… Получается, все сделано только для шахматистов. А человек с улицы включится на секунду и уйдёт.

Фото: В.Левитин

РАЗНОЕ

Каким вы видите будущее шахмат? Это будут шахматы с укороченным контролем времени?

Сильные гроссмейстеры играют приблизительно одинаково с любым контролем. Не каждый имеет такие анализы, как Каспаров, или обладает таким позиционным чутьем, как Карпов, но это может компенсироваться другими факторами. Все сильные шахматисты хорошо играют и рапид, и блиц.

А шахматы Фишера?

Есть там один нюанс. Когда начинается партия «фишер-рэндом», логика игры все равно будет шахматная. «Испорченную» начальную позицию надо попытаться исправить. Ясно, что у сильного шахматиста это получится лучше. Я не специалист по этим шахматам, но мне сказали, что разница между сильным и слабым шахматистом здесь еще больше, чем в «нормальных» шахматах. Я не против этой разновидности, но не вижу в ней большого смысла.

Шахматисты вашего поколения начинают совмещать практические выступления с тренерской деятельностью. Вам, похоже, тоже не удалось избежать этой участи. Что поменялось в этой работе?

Считается, что молодым шахматистам надо выучить варианты, чтобы показать хорошие результаты. Я удивился, когда прочитал высказывания отца одного молодого шахматиста, который рассказал, что его сын занят заучиванием вариантов из ChessBase. Конечно, свои дебюты надо знать, но дело в том, что выучить наизусть – это очень мало. Это временная победа, потому что рано или поздно придется встретиться с людьми, которые также хорошо сделали эту работу. Надо не заучивать варианты, а попытаться понять шахматы. Человек может гениально играть в 12-летнем возрасте, но осознавать до конца, почему это происходит, он еще не может. В 18 лет, может быть, хотя я до конца не уверен. Ведь у компьютера есть недостатки, которые молодые шахматисты не понимают. В некоторых позициях компьютер дает оценку 0.00, но это подчас означает, что для равенства ты должен сделать 10 единственных ходов подряд! У меня было что-то подобное с моим бывшим учеником, индийским гроссмейстером Сандипаном. Играли в Гибралтаре, и он должен встречаться с Шировым. Он собрался играть какую-то закрытую схему. Я говорю: «Что ты делаешь? У тебя не такое хорошее позиционное понимание. Играй е4 и Найдорфа!» Мы смотрели в анализе, и я спрашивал, что будет, если пойти так. А так? Он говорит: «Компьютер считает, что это не так хорошо» Я говорю: «Если играет Гудини против Гудини, тогда не так хорошо. А человеку решать в острой позиции такие задачи очень тяжело. Почти невозможно». Он сыграл Найдорфа и довольно быстро выиграл. Поэтому я считаю, что никакая «компьютерная смерть» шахматам не грозит. Компьютер просто требует больше работать. Не только ведущим, но и простым гроссмейстерам. Находить новые проблемы, играть «с двух рук», «e4» и «d4». Иметь свои варианты для быстрых шахмат, блица и для классики. И многие часы работы еще не гарантируют успех! Поэтому шахматы – тяжелый спорт! Когда идешь на партию, никогда не знаешь, какая ситуация тебя ожидает. Это все определится в процессе игры!

Из предварительной переписки я понял, что вам далеко не безразлична программа «Шахматы в школе»?

Программа «Шахматы в школе» очень популярна. Не случайно на президентских выборах в Тромсе оба кандидата активно использовали ее в своих предвыборных целях. В Америке шахматы не получили признание как спорт, поэтому финансирования практически нет. Есть только приватные спонсоры и федерация, которая пытается проводить детские соревнования. Вместе с тем шахматы в школе в Америке – это большой бизнес. Поскольку русскоязычным читателям может быть не все понятно, попытаюсь объяснить. После победы Фишера в матче на первенство мира в США появились спонсоры. На средства одного из них был создан солидный фонд. Первоначально идея была – организовывать каждый год супертурниры. Помните, как в свое время были турниры Пятигорского?

Но затем некоторые попечители из созданного фонда вместо организации турниров предложили пустить деньги на программу «Шахматы в школе». И появилась крупная компания в Нью-Йорке, которая занялась ее продвижением. Подробно этот процесс описал в своей книге Джоэл Бенджамин. Подключились известные люди, например, вдова Джона Леннона Йоко Оно. Начало, таким образом, было положено, и сейчас многие бизнесмены вкладывают свои деньги в создание аналогичных компаний, связанных с внедрением шахмат в школу. У меня у самого была подобная небольшая компания в Балтиморе.

Но должна быть какая-то отдача? Прибыль? Кто платит?

Платят, конечно, родители. Занятия в хороших частных школах завершаются приблизительно к двум часам дня. Дети продолжают оставаться на территории школы и в течение следующих двух-трех часов занимаются факультативными предметами по выбору. Это может быть музыкальный факультатив, могут быть и шахматы. Все факультативы оплачивают родители, и оплачивают хорошо.

Проблема заключается в том, что нет никаких специальных пособий, методологии и т. д. В Америке говорят: «Ребенку должно быть весело!» Оно и понятно – плохо, если ребенок плачет на твоем факультативе. С другой стороны, почему дети очень быстро бросают шахматы? Им говорят поначалу шахматы – это очень весело. Но в дальнейшем выясняется, что шахматная борьба жестока, кто-то выигрывает, но кто-то должен проиграть.

Когда я занялся этим проектом, то начал создавать такое пособие. Использовал много материалов советской шахматной литературы. В результате был создан учебник для детей. Основная его идея – не спортивные шахматы, которые рекламируются повсеместно, а средство для тренировки ума, чтобы ребенку было легче заниматься какими-то другими вещами, а не для того чтобы он быстро выучил ходы и начинал обыгрывать. Имеются специфические задания.

Из моего педагогического опыта я вынес: лучше начинать заниматься шахматами с дошкольного возраста. Посмотрел у Каспарова: у него со второго класса. Думаю, что это уже поздно. Мой учебник рассчитан на два семестра, один год. 28 уроков. Через шахматные задачи ребенок получает подсознательно необходимые навыки. Того же логического мышления, например.

Вы сторонник того, чтобы шахматы выступали инструментом, помогающим ребенку развивать умственные способности и качества, которые пригодятся в дальнейшей жизни? Но не для того чтобы в обязательном порядке готовить заданное количество гроссмейстеров, мастеров.

Да. Совершенно не согласен с Язычи, который стал внедрять шахматы в школьную программу с дальним прицелом сделать их массовым видом спорта. Кому нужно большое количество профессиональных шахматных игроков? Политикам? Финансирование шахмат во многих странах – сложный вопрос, а чаще всего его попросту нет. Я считаю идеальным и достаточным, чтобы государство содержало за свой счет олимпийскую команду. 10-12 профессионалов. Это лицо страны. Талантов надо искать и поддерживать.

А детям надо в первую очередь развивать свой ум. Конечно, если некоторым из них нравится заниматься шахматами – пожалуйста. Но совсем не обязательно всем становиться легкоатлетами, только потому, что занимались бегом на уроках физкультуры.

Сейчас молодое поколение совсем забыло, что такое образование. Это слабое звено. Как мы можем рекламировать шахматы с такими героями? Ведь принято считать, что в шахматы играют умные люди, а многие гроссмейстеры на сегодняшний день не закончили школу. Шахматы являются уникальным средством для тренировки умственных способностей молодого человека. Именно так надо рекламировать шахматы. И не надо смешивать шахматы с другими видами спорта, которые также учат многим полезным вещам. Вот каратэ, например. И дисциплина, и уважение соперника. А шахматы в первую очередь – умственное развитие. Кто заинтересуется более подробной информацией, прошу на мой сайт

Последний вопрос. Что же такое шахматы?

В них заложен глубокий философский смысл. Почему-то нашу игру часто сравнивают с войной. Здесь есть небольшое недоразумение. Жалуются, что шахматы «ничейны». Но что означает, например, «патовая ситуация» в политике? Обе стороны не могут атаковать. Пора заключать мир, соглашаться на ничью! Поэтому шахматы не вполне модель жизни, как считает Каспаров. Мы совсем не обязаны уничтожать противника, а должны развиваться сами. Есть интересный рассказ, где прослеживается интересная мысль. Если ты играешь в шахматы с Богом, какой стратегии следует придерживаться? Если ты дурак, то будешь играть на выигрыш. А если умный – Бог укажет тебе на твои ошибки и партия закончится вничью. Я не большой теоретик по части войны. Но это явно не джентльменская деятельность. Попытка обмануть противника! А мы не должны учить тех же детей непременно обмануть, заманить в ловушку. Потом это может обернуться бумерангом. Шахматы идеально отвечают этому миру, который менялся на протяжении тысячелетий. Вот почему шахматы Фишера неактуальны, они просто не отвечают развитию человечества.

Интервью вел Сергей КИМ

Фото из архива «64»

Фото: В.Левитин