Вам знакомо чувство, когда страстно желаешь главного успеха своему кумиру, а он, этот чертов успех, всё никак не приходит? И вроде делается максимум возможного, и дотянуться осталось самую малость, а все никак и никак. Понятное дело, все следят за чемпионскими ристалищами, обсуждаются перипетии судьбоносных матчей. Куда без этого? Но это не мешает пристально и с замиранием сердца следить за выступлением и игрой гроссмейстеров, которые дороги нам не своим высоким Эло, победами в этапах Гран-При, межзональных и турнирах претендентов. А просто потому… Да просто потому, что нравятся и все! И не всегда возможно объяснить почему. Вряд ли погрешу против истины, у каждого болельщика есть такой тайный фаворит, а чаще несколько. В глубине души сопереживал всегда из иностранцев Кавалеку и Адорьяну: иногда взлетали, но и падений хватало. Из наших советских тоже были те, кого страстно хотелось видеть во главе турнирных таблиц, однако оправдывали авансы они далеко не всегда. ИЛЬЯ СМИРИН. Так уж получилось, что в советский период находился в тени своего друга и земляка Бориса Гельфанда. Потом после развала Союза выиграл несколько больших турниров, стал шахматистом топового уровня, приблизился было к вершине, но… Продолжать, полагаю, не стоит, догадались сами. Круговики, удачные и не очень, сборы, Олимпиады, опены, снова круговики. И… дальше по списку… как выразился один из героев наших интервью. Вот, наконец, и довелось поговорить о лаврах и терниях спортивного пути, кочках и ухабах, увлечениях и планах состоявшихся и нет и многом, многом другом.

Шансов на то, что гроссмейстер согласится на беседу, когда до чемпионата Европы оставались считанные дни, было немного. Илья Юльевич развеял мои сомнения, отступив от привычных стереотипов. Респект и признательность от наших читателей! Первые вопросы, естественно, были связаны с предстоящим событием.

Фото: Е.Атаров

Многие шахматисты суеверны и отказываются от каких-либо контактов перед турниром. «После – пожалуйста!» Похоже, вы этим не страдаете?

В принципе я суеверен во время турнира. В определенной степени. Например, ручку стараюсь заменить, если проигрываю. Такие мелочи присущи многим шахматистам. Но преувеличенного чрезмерного суеверия нет.

Сколько за плечами подобных европейских форумов? Спортивные задачи чаще всего удавалось решать?

Дай бог памяти… Играл в самом первом чемпионате Европы. Это был, кажется, 2000 год? В Сент-Винсенте. Он не был тогда отборочным. А вообще играл раз шесть и дважды выходил. Спортивная задача какая? Выйти в Кубок мира. Два раза из пяти или из шести я выходил. Точно не помню. Но в предстоящий Кубок я вышел по итогам прошлогоднего чемпионата.

Значит, в этом турнире можно поиграть творчески?

На самом деле я всегда стараюсь играть творчески. Да, сейчас спортивные задачи будут меньше сковывать, может быть, не такое напряжение…  

В адрес организаторов европейских чемпионатов в последнее время было выпущено немало критических стрел. Замечания в основном связаны с тем, что профессиональным шахматистам тяжеловато «отбить» дорожные и прочие расходы. Призовой фонд невелик… Насколько удалось решить эту проблему на «земле обетованной»?

Смотря для кого. У меня в данном случае нет расходов. Гостиницу членам сборной оплачивает федерация. Что касается других – знаю, что многим расходы оплачивают их национальные федерации. Но подобный факт говорит, конечно, о том, что система проведения шахматных соревнований еще очень, очень далека от оптимальной, если приходится обращать серьёзное внимание на такие мелочи, как оплата дорожных расходов, проживание в гостинице и т. д. Для профессионального спорта подобного рода вопросы должны решаться автоматически, на них не должно акцентироваться внимание. Я, например, не слышал и никогда не читал, чтобы аналогичные проблемы были в теннисе.

В этом чемпионате АШП и Эмилю Сутовскому удалось добиться увеличения призового фонда.

Установлены дополнительные призы. Относительно небольшие. В принципе нормально, но это все локальные успехи. Я бы не сказал, что из-за лишнего десятка призов в 500 евро проблемы исчерпаны. Но для шахматистов не самого высокого уровня, второго эшелона финансовая планка расположена довольно низко и поэтому любое незначительное улучшение воспринимается с энтузиазмом. Так что это хорошо и это надо приветствовать. Пока масштаб еще не тот, хотя в данный период времени думать о большем, может, и нереально. В общем, трудно сказать.

Фото: В.Левитин

Вы родом из Витебска. Город сравнительно небольшой. Но, очевидно, шахматная школа и соответственно «питательная среда» имелась неплохая?

Да. Моими первыми тренерами были Лев Исакович Мельцер и Лев Рувимович Пак. Два Льва. Оба, слава богу, живы. Лев Исакович живет в Израиле, ему, наверное, уже лет 85. А Пак в последние годы проживает в Германии. Лев Рувимович по шахматной квалификации был более высокого уровня тренер. Играл в районе кандидата в мастера. Что интересно, шахматист вроде бы не сильный сам по себе, но для маленького Витебска вырастил четырех гроссмейстеров! Андрей Ковалев, Евгений Агрест, Рая Эйдельсон и я. Как мне кажется, четыре гроссмейстера в маленьком городе у одного тренера – это большой успех. Тем более надо учитывать, что стать гроссмейстером в те годы было несравнимо сложнее, чем сейчас.

Согласен, причем гроссмейстеры, даже если не брать в расчет вас, достаточно сильные и известные шахматисты.

Да, конечно! Рая Эйдельсон, например, неоднократно играла в чемпионатах СССР.

У меня почему-то сложилось впечатление, что вы имеете музыкальное образование. Если это так, каковы ваши музыкальные пристрастия?

Нет, это вас информировали неправильно. Просто нравится музыка, увлекаюсь бардами. Но никаких музыкальных школ не заканчивал.

А кто именно из бардов?

Здесь я не буду оригинальным. Высоцкий, Окуджава, Визбор, Галич – старая школа. Сейчас я в хороших, приятельских отношениях с Тимуром Шаовым. Общаемся на протяжении нескольких лет. У него есть очень хорошие, оригинальные вещи. Но, в целом, мои симпатии связаны с годами моей молодости, и я по-прежнему больше всего люблю этих четверых.

Мне тоже нравятся и особенно Галич.

Галич, может быть, предпочтительней с точки зрения поэзии. Как говорят профессионалы, его поэзия наиболее сложная из мною названных.

Впечатляет уровень гражданственности его поэзии?

Да, но сказать, например, что я люблю того же Высоцкого прежде всего за гражданственность, не могу. Хотя она у него, безусловно, присутствовала. Высоцкого я люблю все же больше всех. Кстати, любимый мною замечательный поэт Иосиф Бродский тоже предпочитал Высоцкого. Что же касается Галича – он писал наиболее острые, диссидентские тексты. В те годы для этого требовалось немалое мужество. Высоцкий, конечно, сильно выигрывает за счет энергетики, у Галича такой энергетики нет, но уровень поэзии у него очень высок.

Он был всё же профессиональный литератор, писал сценарии, пьесы.

Вот был снят фильм «Папа» по его пьесе «Матросская тишина». Режиссура Владимира Машкова, который сыграл также главную роль. Блестяще, очень хороший фильм! Я, честно говоря, не особо слежу в последнее время за российским кинематографом, но этот фильм как-то выделяется.

Фото: М.Рабкин

Вернемся к шахматам. Возможно, память мне изменяет, но вам так и не удалось ни разу сыграть в юношеском чемпионате мира или Европы? Конкуренция была жесточайшая…

Сыграть не удалось, но на это были объективные причины. Конкуренция, действительно, была неплохая. Обычно проводились отборочные турниры к чемпионатам мира и Европы среди юношей. Я в них сыграл два раза. А может быть, три? И там обычно был примерно такой состав: Иванчук, Гельфанд, Дреев, Бареев, Широв. Надо было занять первое место, иногда допускали второе, если в предыдущем чемпионате побеждал шахматист из Советского Союза. Тогда, объективно говоря, шансов у меня было немного, турниры были очень сильные. По-моему, один из них выиграл Иванчук, другой Серпер – поймал он тогда свой звездный час. Вот так получалось…

Посмотрел не без интереса итоговое положение чемпионата Союза в Даугавпилсе, где вы стали серебряным призером. Гельфанд, Сакаев, Широв, Акопян, Тивяков, Улыбин…

У меня очень приятные воспоминания об этих турнирах. В первый раз я играл в 1984 году в Кировабаде (Азербайджан). Сейчас город называется Гянджа, вернули старое название. Вот тогда в первый раз я встретился с Иванчуком, Шировым. Леша тогда вообще был малышом, сидел на стуле, поджав колени, а если не сидел, то бегал по залу. Запомнил почему-то его. Дреев, будущий многократный чемпион США Шабалов... После девяти туров я лидировал, имея 7 очков из 9. Делил первое-третье места вместе с Халифманом и Дреевым. Но, к сожалению, проиграл обе последние партии. В десятке, правда, остался. В те времена это считалось нормальным результатом для дебютанта. А чемпионом стал Александр Халифман, который обыграл в последнем туре Алексея Дреева и набрал 9 очков.

Фото: Б.Долматовский

Как скоро удалось стать мастером? И где это произошло?

Это произошло, насколько я помню, в первенстве Белоруссии 86-го года. Перед тем, как я попал в армию, выполнил мастера. Мне было 18 лет. По нынешним временам это смешно звучит, но тогда были совершенно другие мерки и, главное, мало турниров. У меня и было всего в год обычно одна-две возможности. Начиная с 1984 года, когда я стал претендовать на это звание, мог сыграть в чемпионате Белоруссии или мемориале Сокольского. Мог подвернуться и какой-нибудь «случайный» турнир с нормой. В одном из таких, кажется, я выполнил еще одну норму мастера. Тогда требовалось выполнить два раза? В 1986 году в Свердловске было первенство профсоюзов среди мужчин, и я поделил там второе место. Не уверен на сто процентов, что именно в этих турнирах, но выполнил требуемые нормативы и мне присвоили звание. Стать мастером в восемнадцать лет тогда было не таким уж выдающимся достижением, но и не совсем простым делом. У нас в Белоруссии тогда было, может быть, 8-10 мастеров спорта, все известные в шахматных кругах: Дыдышко, Капенгут, Мочалов, Шерешевский… И один гроссмейстер – Купрейчик. Он вообще был как небожитель!

Фото: А.Елисеев

Как формировался ваш стиль? Нравилось играть остро?

Большую роль играет то, какие книжки ты читаешь в детстве. Одной из первых моих книг, верней тех, что мне больше всего понравились в тот период моего шахматного творчества, была «В огонь атаки» Таля и Дамского, которую я прочел от корки до корки и неоднократно возвращался в более зрелые времена. Не будет преувеличением сказать, что прочитал её десятки раз. Любимой была и «Леонид Штейн» Гуфельда и Лазарева. Тоже прочел много раз и периодически возвращаюсь. Во многом под влиянием этих книг сформировался мой стиль. Да, мне нравились комбинации, острая игра. Романтизм известный, который связан с этими моментами. Как это было подано в блестящем журналистском стиле у того же Таля. На меня, по крайней мере, это производило впечатление. Не то чтобы хотелось подражать, но очень нравилось! С 9-10 лет мне стали нравиться такие вот атаки, жертвы, какие-то рискованные вещи…

Какую партию сегодня вы назвали бы своей визитной карточкой?

Несколько таких у меня было. Самая ранняя, пожалуй, 1985 год, Спартакиада школьников СССР. Я играл на второй доске за сборную Белоруссии, а на первой был Боря Гельфанд. Мы играли с Эстонией, и нам надо было выиграть 7,5 на 0,5. Сверхзадача, но мы были близки к ее выполнению. Гельфанд сыграл вничью с Лембитом Оллем, к сожалению, уже давно покойным… А мы начали все выигрывать – 5:0. Но потом одна из девочек все же проиграла. Но дело не в этом. Я играл с Михаилом Рычаговым (он тоже стал впоследствии гроссмейстером) и получилась очень интересная партия. Первые ходов десять-двенадцать подготовил дома, пошел в варианте Найдорфа на очень острое продолжение с жертвами. Получилось довольно красиво, несколько жертв буквально на одном дыхании. Удалось заматовать. Это была моя первая партия, которую я прокомментировал для «Информатора». А ведь комментарии для «Информатора» тогда считались не рядовым делом, должно было выглядеть достойно!

С удовольствием вспоминаю партию черными с Костей Асеевым. Первая лига чемпионата СССР в Клайпеде. Интуитивно пожертвовал фигуру в дебюте и эффектно выиграл. В том же турнире сыграл еще одну памятную для себя партию с Гавриковым. Тоже черными в староиндийской защите. Жертвы, напряжение и победа. Хотя партия закончилась нетипично. Видимо, Гавриков был в легком шоке от произошедшего. Отложили (тогда еще были откладывания), и… Гавриков выбыл из турнира! Не помню, под каким предлогом. Результат присуждался, но очков в моей «копилке» не прибавилось. Тем не менее, в высшую лигу тогда отобрался.

В юношеских турнирах тех лет в Белоруссии приходилось в основном конкурировать с Борисом Гельфандом?

В юношеских турнирах в Белоруссии я играл не так уж часто. А там, где играл я, он и не выступал особо. Один или два раза я был чемпионом республики среди юношей. Последний раз в Витебске в 85 году. Стал чемпионом у себя дома, но Борис там не играл. Не то, чтобы особо конкурировали, но вообще-то да, мы считались сильнейшими.

Фото: В.Левитин

Талантливые юные шахматисты были приписаны к знаменитым гроссмейстерским школам Ботвинника – Каспарова, Петросяна, Смыслова, Геллера… Вы были слушателем одной из них?

Самые хорошие воспоминания остались от того единственного раза, когда я был на сессии школы Петросяна. Какой это был год? Наверное, 82-й. Или конец 81-го? Я помню, только закончился чемпионат СССР, где Каспаров поделил первое место с Псахисом. Мне было почти четырнадцать. Приехал в Москву, в «Крылатское», через год после Олимпиады. Жили рядом со знаменитым велотреком, который, можно сказать, потрогали собственными руками. Увидели знаменитых спортсменов. Например, гимнаста Николая Андрианова.

Школа очень запомнилась. Тигран Вартанович произвел неизгладимое впечатление. Ясное дело, я, пацан, смотрел на него разинув рот. Подкупил он своей простотой, общительностью, и я ему чем-то понравился, как мне показалось. По крайней мере, в последний день он говорит: «Сессия заканчивается. Старшие ребята, идемте со мной, будете задавать мне любые вопросы. И ты, Илюша, пойдем с нами!» Я это хорошо запомнил. И я пошел, там были взрослые ребята, такие как Игорь Новиков, например. Он тогда среди нас считался «мэтром». Мы задавали вопросы, а Тигран Вартанович отвечал. Искренне, спокойно, без всякой тени рисовки. Запомнилась в нем демократичность и какая-то внутренняя теплота. Занятия вел также и Никитин. До этого два раза на школе был Гельфанд, но в тот раз его не было.

В республике имелась солидная теоретическая база. Началось, видимо с Болеславского – Сокольского, затем Вересов, Суэтин, Капенгут. Имелись какие-то фирменные дебюты, которые можно было считать лицом белорусских шахматистов?

Началось, конечно, с Болеславского. Я, правда, к сожалению, Исаака Ефремовича не застал. Он умер в 1977 году, когда я только начинал играть в шахматы. Вересова, конечно, тоже. Лицо было определенное, если подумать. Например, вариант со Сb5 в сицилианской защите. Фирменная марка белорусских шахматистов. Меня, кстати, в Витебске тренер научил этому варианту. Александр Сарбай, сильный кандидат в мастера, занимался этим вариантом. Имеется в виду 1.е4 с5 2.Кf3 Кс6 3.Сb5 или иногда шах в ответ на 2…d6. Но в меньшей степени.

В принципе самым ярким представителем теоретического направления был Альберт Капенгут. Последователь Исаака Ефремовича, он и сам себя так называл. Потому что он работал с ним, когда был помоложе. С Капенгутом я тоже занимался, но в более «солидном» возрасте. С 86-го, по-моему, года. Или, нет, с 85-го мы занимались. Три года, наверное.

Теоретические знания были всегда важны, но в те далекие годы не играли столь значимой роли. Как проходила подготовка к партии? Тренер возил картотеку?

Хм… Подготовка к партиям была интересная. Искали партии соперников по «Информаторам», по журналам – «64», рижским «Шахматам». Реже по западным журналам, тогда я познакомился с «New in chess». Не сравнить с тем, что стало в компьютерные времена. У Капенгута было более профессионально поставлено. У него имелась картотека… Он писал свою знаменитую книгу по индийской защите, «Модерн Бенони», где является признанным специалистом. И все время, когда я приходил к нему домой (занимались в основном у него), везде лежали коробки из-под обуви, заполненные карточками с вариантами. Сейчас это выглядит немножко смешно, но тогда было видно, какой огромный труд был затрачен, чтобы собрать, вырезать, подклеивать в эти карточки партии.

Хотя лично мне такая подготовка даже нравилась больше, чем сейчас, когда надо нажимать на кнопочки. Что-то было более творческое в такой подготовке, я бы сказал. Хотя уровень ее трудно сравнить с тем, что имеем сейчас. Тогда дебютная подготовка была моим относительно слабым местом, да и сейчас отчасти то же самое.

Кто-то ведь писал, что в этом даже своеобразная аура ощущалась, когда смотрели варианты по тетрадочке, освежали какие-то записи…

Это было забавно. Я помню, у меня тоже была своя тетрадка, где я комментировал свои партии, подклеивал чужие. Это было интересно и как-то человечнее, что ли… И с компьютерным анализом сейчас есть, конечно, творчество, нельзя сказать, что оно полностью ушло из шахмат. Просто оно стало другим. Другая методика работы, более математическая, более машинная. И все же, если сравнение неизбежно, наверное, тогда шахматы были более творческими.

Фото: В.Левитин

Альберт Зиновьевич Капенгут работал и с вами, и с Борисом Гельфандом. Следовательно, творческий портрет, вкусы, пристрастия Бориса вы знали очень хорошо. Равно как и он. Это не мешало взаимоотношениям? Как играли между собой?

Мы играли много раз, особенно в прошлые времена. Даже сыграли один короткий матч. Дело было так. Предстоял юношеский чемпионат СССР 1983 года, там играли еще «кадеты» не старше 16 лет. Мы как раз с Борей на тот момент были «кадетами», и белорусская федерация неожиданно решила провести между нами матч за право представлять республику в чемпионате СССР. Я узнал об этом матче, когда Боря уже приехал в Витебск. Меня в школе выловил завуч, освободил от уроков – в этот же день надо было уже играть, а я в это время участвовал еще в чемпионате области среди мужчин. Получилось, что играл по две партии в день. Днем с Гельфандом, а вечером еще там. Хотя это было для меня, как снег на голову, матч получился интересным. Я проиграл с разрывом в два очка – 1,5 на 3,5… При этом, правда, выиграл одну хорошую партию. Но в конце, как помню, очень сильно устал от этих двух партий в день. Немного сдал. Не только в матче, но и в турнире тоже.

Но это был не первый опыт нашего общения с Борей. Первую партию мы сыграли в 79-м году, по одиннадцать лет нам было. А вообще у меня нормальный с ним счет в серьезные шахматы, с классическим контролем. Мы как-то вместе подсчитали: восемь партий я проиграл, семь выиграл, и ничьих было в районе пятнадцати. Примерно так. Точное количество ничьих я не помню.

Фото: В.Левитин

Каким образом удалось «загреметь» в армию? Многие шахматисты (и не только) рассматривали это как своего рода трагедию. Частенько так оно и бывало…

Ну, как сказать… «Я, гражданин Советского Союза…» (смеется) Дело в том, что я не искал особых путей, чтобы уклониться, а может, и не было их. Что там говорить? Я, конечно, не хотел идти в армию, но трагедии из этого не делал. Тем более, что обещали спортроту. Так, кстати, в итоге и получилось. Что такое спортивная рота? Служишь срочную службу, но на более льготных условиях. В первое время, месяца два особенно было тяжело. Когда я безвылазно сидел в части, курс молодого бойца… Я призвался в конце ноября, а после Нового года вышел из части. Первый выход «на свободу» произошел по инициативе Николая Степановича Кизилова, ответственного за шахматы в округе. Сделал он немало хорошего для шахматистов-солдат, он же и организовал командировку на сборы – без ночевки в спортроте. Поясню эти нюансы, вдруг будет интересно для читателей. С «ночевкой» ты утром уходил, вечером возвращался в часть. А бывало – сборы без ночевки. Отпускали, а через двенадцать, скажем, дней ты возвращаешься. Вот так было у меня в первый раз. Как сейчас помню: одно из самых радостных переживаний в жизни, когда ты едешь в военной форме в автобусе, и вот появляются первые дома в Минске. Воинская часть была расположена под Минском, хотя сегодня это уже черта города. А тогда был пригород. И вот появляются первые дома, и ты понимаешь, что это символ свободы. Вспоминаю до сих пор это волнующее чувство. Особенно на первых порах службы. Когда стал выезжать, стало заметно легче.

Был один период, несколько месяцев, когда мы служили вместе в одной роте с Борей Гельфандом. Даже вместе попадали в наряд. По кухне, например, как-то раз. Чистили картошку. Сидим, чистим. Потом надоело и сделали то, что делали другие спортсмены нашей роты до нас. Рядом было окошко в полковую кухню. Слазили в него и перетащили к нам уже очищенную картошку. Это сделал, как сейчас помню, я. Помню и реакцию на это повара: «Я думал, вы тормознутые ребята. А вы так, ничего оказались!»

С армией вообще связано очень много смешных историй. Вот, например, служили с нами братья Атласы, Дима и Валера. Живут сейчас в Австрии, Валера стал гроссмейстером. Вышли мы как-то вчетвером в город – Дима, Валера, Боря и я. И Валера говорит: «Надо идти строевым шагом, чтобы патруль не придрался» – «Ты что?!» – возмущаюсь я. Он в ответ: «Отставить разговорчики, я старший по званию!». Валера был сержант. Ничего не поделаешь, пошли строевым шагом, пришли в клуб. Там переодевались в «гражданку» и расходились по своим делам. И Валера снова стал делать мне замечания. «Валера, – говорю, – здесь я старший по званию!» Логично: потому что я уже был мастером, а он еще нет. (Смеется) Тогда мне казалось, что это был довольно непростой период в моей жизни. Сейчас вспоминаю с удовольствием. Если первый год я довольно часто был в роте, испытывал, как принято говорить, «тяготы и лишения военной службы», то второй практически не бывал. Только на праздники. Это был приказ – на большие праздники, такие как годовщина Октябрьской революции или Первомай, все собирались в роту. А так практически был на свободе. Играл, тренировался, наслаждался жизнью!

Году в 87-м или 88-м на чемпионате СССР среди молодых мастеров вы играли с довольно серьезной травмой. Даже помню снимок, где вы запечатлены с загипсованной ногой. Увлекались физическими видами спорта? Больше в таких экстремальных условиях играть не приходилось?

В 88-ом. Фотографию в «64» помню, хорошая получилась. Была такая смешная история. В день своего двадцатилетия (надо же было такому случиться!) 12 января 1988 года я сломал ногу. Шел домой с бутылками, причем в бутылках было не спиртное, а лимонад. Шел домой, чтобы отмечать день рождения, там уже был накрыт стол. И буквально в ста метрах от дома не заметил гололед, припорошенный снегом. Резко крутанулся, инстинктивно пытаясь удержать в руках бутылки, и… Неделю провел в больнице, сделали операцию, складывали, как положено, кости. В Витебске я не имел права находиться, потому что был солдатом и если бы узнали, могли быть неприятные последствия. Командировка у меня была только в Минск, получается, я нарушил маршрут следования. Как только чуть-чуть смог ходить на костылях, сразу поехал в Минск. Со мной впервые поехал папа, это был единственный раз, когда он мне помогал в поездке. А уже через неделю или десять дней после того как я сломал ногу, надо было ехать на турнир в Вильнюс. Я рвался на этот исключительно интересный для меня чемпионат. Несмотря на мое состояние, вдохновлял пример Александра Белявского, который со сломанной рукой отлично сыграл на Олимпиаде-84. Но дело в том, что сломанная рука и сломанная нога – это совершенно разные вещи. Потом я это понял. С рукой ты можешь спокойно сидеть за доской, и нет ничего страшного по большому счету. А тут нельзя никуда пойти, на костылях это не так просто. Я во время партии всегда любил гулять, вести во время турнира активный такой образ жизни. А там был этого всего лишен. Играл очень плохо. Пусть турнир был очень сильный, но последнее место все-таки… Это было, кстати, спустя несколько месяцев после первой лиги чемпионата СССР, которую я выиграл. Сегодня мне и в голову не пришло бы ехать в таком состоянии на турнир! А вот тогда я был оптимист (хохочет).

Фото: В.Левитин

До звездного финала чемпионата СССР 1988 года вы были, скажем так, просто сильным мастером. Но победа сначала в отборочном турнире в Норильске, а затем в турнире первой лиги в Свердловске показала, что состоялся выход на какой-то принципиально другой качественный уровень. По сути дела, это был очень сильный гроссмейстерский турнир. Пришлось пройти все круги отборочного ада, причем с отличной оценкой!

Начать пришлось с чемпионата Белоруссии, который удалось убедительно выиграть. Потом был массовый отборочный турнир чемпионата СССР в Норильске. Это было в августе или в начале сентября 1987 года. Помню, стоял еще полярный день. Единственный раз я был в Норильске. Мы с Гельфандом разделили первое место.

Первое-четвертое?

Да, именно так. Попал в первую лигу. Перед этим получилось так, что безвылазно просидел в роте дней сорок пять. Тоже получился какой-то непростой период – через день ходил в наряды. За эти полтора месяца получилось около двадцати нарядов: по роте, по столовой. К шахматам не то что не прикасался, даже не думал о них. Зато хорошо помню свои ощущения, когда приехал в Свердловск на лигу. Такое было приподнятое настроение от того, что я снова играю в шахматы, снова на свободе и снова волен распоряжаться самим собой. Голова была абсолютно чистая и, наверное, никогда больше так хорошо не соображала. Поразительное состояние – теоретической подготовки, разумеется, никакой не было, но присутствовал огромный эмоциональный подъем, и игралось легко, творчески, с жертвами. Там же выиграл единственную партию у Льва Псахиса, больше я у него никогда не выигрывал. Один раз проиграл, все остальные закончились вничью. У этой партии любопытная предыстория. Первая лига была осенью, а весной в Минске проходила высшая. Я был просто зрителем, приходил посмотреть. И нас, солдат, куратор по спортроте попросил помочь поднести чемоданы гроссмейстерам к поезду. Помочь так помочь, ничего особенного. Вот так я познакомился с Львом Борисовичем. Перекинулись парой слов, а через полгода выиграл у него хорошую позиционную партию в испанке – без тактики, именно хорошего позиционного уровня. И вот Псахис сказал шутливо Гельфанду: «Смотри-ка – полгода назад чемоданы подносил, приобщился, так сказать. А теперь обыграл меня!» (смеется) Играл я действительно очень хорошо, занял первое место и попал в высшую лигу, которая проходила в следующем 88-м году в Москве. В Хаммеровском центре международной торговли. Тогда это было что-то необычное для советских людей. Валютные рестораны, даже участнику попасть в турнирный зал было непросто, как на секретный военный завод. Была строгая проверка на входе, строгая система безопасности. Мама дорогая!

Недешево стоили и входные билеты, рублей пять…

Но тем не менее зал был полон – несколько сотен зрителей, действительно было интересно играть! Абсолютно неординарное соревнование. Карпов, Каспаров… И сейчас это было бы что-то из ряда вон выходящее, а уж тогда и подавно. Я начал хорошо, имел 2,5 из 4-х. Помню сообщение в программе «Время». (А шахматы в спортивных новостях тогда стояли на первом плане, особенно если играли два «К». Прекрасно помню, что когда, например, шел их матч, начинали новости с него, а потом уже все остальное) И вот по телевизору передают: «В Москве проходит чемпионат СССР, после двух туров лидируют Каспаров и Смирин – по 1,5 очка».

Запомнилось еще и тем, что когда приехал в Москву, оставил чемодан в камере хранения, помните, были такие автоматические? Пошел по своим делам, а когда пришло время забирать вещи, вдруг обнаружил, что не помню номер ячейки! Код прекрасно помню, а вот куда именно положил, забыл! Поискал минут десять, но безрезультатно. Обратился к дежурной, мне говорят: «Ничего страшного, приходите через три дня, ячейки открываются автоматически, если из них не забрали вещи за это время». Остался я без вещей. Все выглядели тогда так солидно – Карпов, Каспаров, Белявский. В костюмах, при галстуках. А мне почему-то и в голову не пришло пойти купить новые вещи, и я играл несколько дней в таких «вареных» джинсах и желтой тенниске. По вечерам стирал одежду в гостинице. Вот с этим «старым» в прямом смысле этого слова багажом я был в числе лидеров. А когда через три дня получил, наконец, свой чемодан и смог переодеться, до конца турнира не смог выиграть ни одной партии. Хотя по результату сыграл не так ужасно – «минус три». Хорошая партия получилась с Каспаровым, которую я проиграл. Продемонстрировал он тогда нечто великое. Он сам и Никитин писали потом, что это одна из лучших его партий. Компьютер в наши дни нашел многие усиления, в том числе и ничью за меня. Которая тогда не могла прийти в голову никому из шахматистов! Сейчас же машина находит ее за доли секунды. В зале находилось много гроссмейстеров, но никто, и я в том числе, не догадывались о ее существовании. А тогда, я помню, Каспаров очень нервничал, был творчески возбужден, попал в цейтнот, но когда возникла критическая позиция, заиграл на одном дыхании. И это произвело на меня колоссальное впечатление. Действительно, на мой взгляд, это был всплеск гениальности.

Как можно догадаться, временами вы страдаете рассеянностью. Проявляется только в бытовых моментах или вредило иногда в шахматах?

В принципе у меня хорошая память, но избирательная. Например, без ложной скромности, хорошо помню очень большое количество стихов. Зато гораздо хуже запоминаю дни рождения друзей и близких или номера телефонов. С другой стороны, в шахматах я никогда не делал акцент на память, не стремился запоминать длинные форсированные варианты. По крайней мере, редко такое бывало…

Отыграв подряд три высшие лиги, в последнем швейцарском чемпионате вы участия не принимали…

К этому времени я уже уехал в Израиль. А вообще мной был установлен своеобразный рекорд: трижды подряд я отбирался из первых лиг в высшую. А первая лига считалась для мастеров суровым испытанием. Хотя в финалах, честно скажу, играл неудачно. Видимо, тогда я был еще довольно сыроват для таких турниров. Даже по сравнению с первой лигой там были шахматы совершенно другого уровня. Находились и другие обстоятельства. В Ленинград-90, например, поехал через несколько дней после женитьбы (смеется).

После развала СССР вы переехали в Израиль и продолжаете играть за эту страну. Многие шахматисты предпочли Америку. На чем базировался ваш выбор?

Трудно сказать. Во-первых, меня всегда притягивал Израиль. Причем с детства. Хотя информации не было никакой, а та, что имелась, была сплошь негативной. Может быть, это и стало одной из главных причин моего любопытства. Для меня это была страна-загадка, какие-то обрывочные сведения доходили. Папа мой слушал «Голос Америки», там давали более правдивую информацию. И хотя я был довольно мал, мне было все равно очень интересно. Приехав в 91-м году в Израиль, я полюбил эту страну. Хотя у нас не любят пышных фраз о том, что мы такие большие патриоты… Напротив, это считается дурным тоном. Внешне чаще поругивают: «Что за страна! Откуда столько бардака!» Но когда начинаются серьезные испытания, войны, например, а мы периодически сталкиваемся с настоящими войнами, то становится очевидным – подавляющее большинство израильтян искренне любит свою страну, и, не боясь высоких слов, многие готовы отдать (и отдают!) за нее свою жизнь.

С чисто шахматной точки зрения, конечно, выгодней жить в Америке. По многим причинам. Там и турниров больше, и призы выше. Борис Гулько писал об этом, и я его хорошо понимаю. Он же поначалу эмигрировал в Израиль, а перед этим долгое время был «в отказе» в СССР. Приехал в Израиль, прожил несколько месяцев, а потом переехал в Америку. Сказал приблизительно следующее: «Я понял, что мне как шахматисту нужна более богатая страна». Я и сам каждый год бываю и много играю в Америке. Там живут моя первая жена и сын от первого брака. С сыном периодически видимся, он приезжает ко мне в Израиль. Америка – хорошая страна, я чувствую себя там совсем неплохо. Но Израиль мне, конечно, ближе.

Возможно, не слишком приятный вопрос, но… Молодой очень сильный гроссмейстер после переезда в другую страну имеет возможности играть в турнирах, имеет безусловную перспективу роста. Что помешало самореализоваться в полной мере? Ваш друг Борис сыграл матч на первенство мира… Что помешало выступить по максимуму вам? Объективные или субъективные причины?

Ну, собственные способности и талант трудно всегда оценивать. Но, во-первых, если уж называть вещи своими именами, помешала лень. Во-вторых, никогда не был так сосредоточен и сконцентрирован на шахматах, как Гельфанд, который с детства занимается шахматами по восемь часов ежедневно и ему это нравится. Для него это не трудовая повинность. Моя жена мне часто приводит его в пример: «Смотри, вот Боря как работает, а ты…» (хохочет) У меня в этом плане немного другой склад характера. Был бы, наверное, очень рад, если бы мог заниматься по восемь часов ежедневно и смог в полной степени реализовать свои возможности. Хотя никогда нельзя говорить в сослагательном наклонении, что было бы, если... Этого нам не дано знать по большому счету. Действительно думаю, что не до конца себя реализовал, но комплексов особых по этому поводу не испытываю. Некоторое сожаление, может быть, и есть в глубине души, но я на этом не зацикливаюсь.

Фото: Б.Долматовский

Лучший турнир постсоветского периода – Дос-Эрманас, Биль?

Много было неплохих турниров. С удовольствием вспоминаю Тилбург. Если не ошибаюсь, 92-й год. Первый опыт проведения очень сильного турнира по нокаут-системе. Раньше он проходил по круговой, и вот организаторы решили попробовать другую форму. Потом было еще два или три таких турнира, после чего тилбургские турниры канули в Лету. А в 92-м я дошел до полуфинала. В одной восьмой выиграл у Шорта, который должен был играть в следующем году матч на первенство мира! Чёрными мне немножко повезло. По большому счету, в ничейной позиции, в эндшпиле Найджел грубо ошибся, и я победил. А во второй партии, как сейчас помню, вышел белыми в очень острую систему во французской защите (1.е4 е6 2.d4 d5 3.Kc3 Cb4 4.e5 c5 5.a3 Cxc3 6.bc Ke7 7.Фg4 и т. д.) Шорта это поразило! Меня устраивала ничья (матчи игрались из двух партий), и он ожидал, что я побью на d5 третьим ходом. Сейчас я бы подумал, кстати, над этим, но тогда мне было очень интересно поиграть с Шортом. Не было особо меркантильных соображений. Гельфанд потом рассказывал, что Шорт во время партии подошел к нему и выдал довольно забористую фразу по поводу моего решения. И было от чего! Он блестяще вел игру, мог поставить красивый мат, наверное, была еще парочка выигрышей. Менее очевидных, но они, конечно, были. Представьте себе: в один из моментов мой король стоял на d1, а его пешки на с3, d3 и e3. Ужас! Объективно у меня было проиграно, но он где-то просчитался, попал в цейтнот. Избрал заманчивое, но ошибочное продолжение, и мне удалось защититься и выиграть второй раз подряд. Потом обыграл в интересном матче Николича, проиграв первую партию черными. Потом отыгрался белыми и в очень нервном «перебое» на тай-брейке удалось победить. Только в полуфинале уступил Микки Адамсу, ставшему в итоге победителем турнира (в финальном матче он выиграл у Бориса Гельфанда).

Сильный турнир был в Элените (Болгария) около Бургаса. Поделил первое место, играли Топалов, Халифман, Георгиев и еще несколько сильных шахматистов. Дос-Эрманас был тоже довольно силен. Первое-второе места… С кем? Наверное, с Дреевым.

Но особенно запомнились две вещи. Первое – четыре раза из четырех отобрался в финал РСА. Надо отдать должное Каспарову, он создал прекрасную систему турниров по быстрым шахматам. Которая через два – два с половиной года также благодаря ему была разрушена. Турниры проходили в Москве, Нью-Йорке, Лондоне, Париже, в шикарных местах. В Париже, например, играли в театре близ Елисейских полей. В Москве – в Кремлевском Дворце съездов, в Нью-Йорке – в крупнейшем выставочном центре мира и т. д. Десять человек допускалось (Каспаров, Ананд, Иванчук, Крамник и др.), а шесть участников выходили из отборочного турнира. Четыре раза из четырех я выходил из «швейцарок». Когда Каспаров увидел меня в четвертый раз подряд, был страшно удивлен. «Дааа, – сумел только вымолвить он на открытии, – великий Смирин!» Отборы были очень сильны, но я тогда здорово играл в быстрые шахматы. Это были 94-95 годы. Наверное, я входил тогда в десятку сильнейших игроков мира по рапиду. В пятый раз я попал уже без отбора, был в числе приглашенных! Обоснование было следующее: если человек попал в финал n раз, то попадёт и в n+1.

И второе. В самих финалах всегда сразу был довольно тяжелый жребий. В Москве в 94-м году первый же матч выпало играть с Анандом. Сыграли 1:1 (первую партию проиграл, вторую выиграл), потом был блиц, совершенно фантасмагорическая партия со многими ошибками. Я впервые увидел, как Ананд потерял хладнокровие и стал делать ужасные, совершенно нетипичные для него ходы. И в выигранном пешечном эндшпиле я вдруг ошибся «на флажках», получилась ничья… Я играл белыми и мне нужно было выигрывать… В Нью-Йорке я снова играл с Анандом и снова 1:1! Блицпартию я проиграл. Знаменитая партия, есть даже на YouTube.com. Я добровольно выбрал белый цвет, и у меня было 6 минут против 5. Нужна была победа! Знаменита она тем, что после ходов 1.е4 е5 2.Kf3 Kf6 3.d4 Kxe4 я ответил 4.Kxe5, и Ананд задумался над ответным ходом на минуту 50 секунд! Смотрю иногда эту партию в YouTube – выглядел я тогда по-другому. Да, волос было больше, чем сейчас (смеется).

Спросили его потом, над чем же он думал?

Редкий порядок ходов, я сыграл так скорей «полуслучайно». Могу сказать, что его смущало. Сначала он хотел пойти 4…Кс6, но вспомнил, что он так похоже проиграл Запате – 5.Фе2 и черным плохо. Потом он считал 4…d6. Там выглядит опасно 5.Kxf7 – 5…Крхf7 6.Фh5 и теряется конь. Но на 5.Kxf7 есть 5…Фе7 и на 6.Кxh8 – Kxc3 – вскрытый шах! Он сыграл все-таки 4…d6, я 5.Кf3, и тут он заиграл как по нотам! А я азартно пожертвовал фигуру, но жертва была некорректной. В Париже в первом круге играл с Иванчуком – и вот его я обыграл. Две партии сыграли вничью, а в блиц на этот раз удалось выиграть. А в следующий раз в первом круге играл с Крамником. Вот такие у меня были соперники. Этот матч жаль до сих пор. В обеих партиях мог победить, и были они хорошего уровня, но… в итоге проиграл 0,5:1,5.

Фото: Б.Долматовский

Что вы думаете о нокаут-системе? Как приходится решать в турнирах подобного формата проблему «трудного соперника» и др.?

Мне кажется, теннис дает ответ на эти вопросы. Я вообще очень люблю теннис и, в первую очередь, игру Федерера. Я его давний (с 2003 года) болельщик. Скоро он, как я думаю, через год-два, завершит свою карьеру. Потому что теннис не шахматы. Но из всех видов спорта шахматы наиболее близки к теннису. Я бы мог упомянуть бокс, но это слишком грубое сравнение (смеется). А к теннису все-таки шахматы близки. По драматургии игры, по тому, как много зависит от психологии, от твоей не только физической, но и моральной стойкости. Они построили своего рода идеальную систему, которая смотрится просто здорово. У них есть свой календарь, в котором значится семьдесят или что-то в районе этого турниров. Одни послабей, другие посильней. Есть очень сильные Grand Slam, которых проводится всего четыре в году и теннисисты заранее знают расписание каждого турнира и свой график выступлений. Первые 50-60 человек всегда попадают в крупные турниры, а для остальных работает система Challenger, как отборочные соревнования.

Вот эту систему хорошо бы использовать и в шахматах. Нокаут-система по-своему жестока, но и также по-своему милосердна. Например, если ты в шахматах начал плохо турнир и видишь, что не в форме, тебе надо мучиться, играть еще, скажем, несколько дней, а шансов у тебя уже нет, но надо до конца «отбывать номер». Если же в нокауте неудачно сложилось, то проиграл первый матч, уехал домой. По-своему гуманно. Кроме того, система позволяет привлечь большое количество игроков. 64, 128… Кубок, который будет проходить в этом году в Баку, – это хороший формат, только должен он проводиться не раз в два года, а значительно чаще. Но, тем не менее, я готов сыграть.

Считаете себя игроком индивидуальным или больше нравится выступать за команду?

Зависит от ситуации. В команде я обычно играл неплохо. Люблю выступать в таких серьезных соревнованиях, как Олимпиада или чемпионат Европы среди клубов. В командных соревнованиях есть общение, а это большой плюс. Но для этого в команде должны быть люди, с которыми тебе интересно общаться! Как вы понимаете, в моей практике всякое бывало за многие годы выступлений. С другой стороны, за команду играть тяжелей. Что я могу сказать однозначно – такие турниры, как Олимпиада, отнимают как минимум энергии столько же, сколько тратишь в двух турнирах… Есть и другой момент. Нравится, конечно, играть, если команда идёт неплохо, а если с самого начала выступает плохо и становится ясно, что шансов нет, тогда настроение падает и соответственно желание уменьшается. Но это касается и обычных турниров.

С большим удовольствием слушаю, если предоставляется возможность, ваши онлайн-репортажи. Насколько нравится и интересна работа комментатора? Прибегаете к помощи компьютера?

Мне нравится работа комментатора. Хотел бы поблагодарить своего друга Андрея Филатова за то, что он пригласил меня комментировать матч Гельфанд – Ананд. Это был мой первый опыт. Кстати, израильское телевидение отсняло неплохой документальный фильм о Борисе на базе этого самого матча. Что касается меня, то остались самые приятные впечатления и о самой работе, и о матче в целом. Было очень интересно, я очень хорошо чувствовал себя в роли комментатора. После этого пробовал еще несколько раз. Последним опытом стал другой матч – Карлсен – Ананд в Сочи. Во многом комментирование для меня – творческий процесс. Компьютером никогда не пользуюсь. Во всяком случае, когда я отвечаю за трансляцию и принимаю решения. Но сейчас мы комментировали вместе с Сергеем Шиповым, и за трансляцию отвечал он. Он иногда включал компьютер, смотрел дебютную часть. Может быть, это и правильно, почему не освещать дебют с помощью компьютера? Вызывать базу и смотреть нужные партии. Но я считаю, что не нужно включать движок во время игры, комментатор должен быть примерно в таких же условиях, как игроки на сцене. Тем более и так есть определенная фора – можно посмотреть один вариант, потом, если он не очень хорош, сказать: «А это плохо, посмотрим другой».

Фото: Е.Атаров

Пишете книги или занимаетесь тренерской работой?

Книгу пишу. Уже больше года. Про мои лучшие староиндийские партии, которые я сыграл. Карьера еще продолжается, так что период, скажем, до сего момента. Большую часть уже написал и надеюсь, что через несколько месяцев работа будет закончена. Думаю, получится неплохая книга, потому что староиндийская мой любимый дебют, прошедший через всю жизнь. Кстати, после той знаменитой партии с Каспаровым, о которой я рассказал, ко мне через несколько дней подошел Александр Никитин и говорит: «Илья! Мой тебе совет. Не отказывайся от староиндийской, она у тебя хорошо получается». Я последовал его совету (смеется), никогда не отказывался, хотя она доставляла и немало огорчений. Дебют специфический, не такой простой, но зато интересный.

Что касается тренерской работы, то действительно, немного тренирую – избирательно, с кем мне интересно позаниматься. Есть способные ученики, но я их пока не множу, так как являюсь играющим спортсменом. Но это занимает незначительную часть моего времени. В будущем, как знать, если займусь этим по-настоящему, может, неплохо получится.

Прочел, что вы учились в университете Балтимора по серьезному профилю. Интересуетесь компьютерными технологиями? Насколько большое место занимают шахматы в вашей жизни сегодня?

Компьютером я не интересуюсь. Действительно, учился в Балтиморе по специальности «computer science». С конца 95-го по середину 96-го. Есть там такой профессор и одновременно энтузиаст шахмат Алан Шерман, и тогда он начал собирать шахматную команду в своем университете. Я был первым из «могикан»! А после меня там училось много известных шахматистов. Я учился там полгода, но честно говоря, не увлекло это меня. Не то чтобы было трудно, но я понял в итоге, что это «не моё». Да и по Израилю скучал. Хотя с математикой, например, проблем не было (в школе последние два года я учился в специализированном математическом классе). Математика мне всегда нравилась, хотя многое позабыл. Но когда надо помочь дочке решить задачку, то это я еще в силах! Правда, ей тринадцать лет только, еще не та математика (смеется) Так вот, в конце концов, через семестр я прекратил учебу.

Шахматы, как всегда, занимают в моей жизни значительное место. Много играю. Сейчас чемпионат Европы, потом наша сборная поедет на командный чемпионат мира в Цахкадзор (Армения). Будут и другие интересные турниры. Так что надеюсь показать хорошие результаты и сыграть запоминающиеся партии. Что же касается комментаторских планов – собираюсь комментировать на женском чемпионате мира в Сочи.

Из увлечений – в последние годы стал интересоваться историей искусства, особенно живописью. Хотя до 30-ти лет был к этому равнодушен. Началось с того, что жена меня «таскала» по музеям – она искусствовед и человек увлеченный. Вместе мы побывали во многих крупных музеях мира, и поначалу это была классическая «повинность» мужа. Но потихоньку стал замечать, что мне стала нравиться живопись, я стал уже сам ходить на выставки. Люблю живопись с сильной энергетикой и художников сильных страстей – Ван Гога, Микеланджело, Караваджо. Люблю читать книги по мировой истории и особенно по истории Израиля… Да, и кино! Жена у меня театралка, я же скорее киноман. Люблю смотреть хорошие фильмы. В последнее время «прикипел» к Вуди Аллену, считаю его несколько последних фильмов просто великолепными. И это в восемьдесят лет! К сожалению, хороших фильмов в последнее время снимают не так много, но я люблю пересматривать любимые, в том числе старые из «орденоносных» лет. А еще я люблю хорошо покушать! (смеемся вместе).

Каким языком приходится пользоваться чаще всего? Русским, ивритом, английским? Освоили еще какие-то?

Чаще всего говорю на русском. На втором месте, наверное, иврит. А потом уже английский. Ивритом и английским владею приблизительно в равной мере. Неплохо, но не сказать, что идеально.

Книги читаете тоже в основном на русском?

Да. Книги в основном на русском. Очень люблю читать шахматные книги, что в какой-то степени, возможно, заменяет компьютерную подготовку. Получаю удовольствие от хороших книг, а их немало. На английском читаю тоже довольно свободно. Тяжелей на иврите. Мало опыта, мало читал книжек именно на этом языке. На нем мне легче общаться.

Фото: И.Одесский

Каким вы видите будущее шахмат? Будут дрейфовать к ужесточению контроля времени? Стремительно омолаживаться? Какие-то другие формы?

Искусственное омоложение, это, по-моему, профессор Преображенский делал в «Собачьем сердце»? (смеется) Есть тенденция, конечно. Шахматы стали более молодыми, но и, что уж говорить, более «механическими», что ли… Компьютерное влияние, никуда от этого не денешься. Можно ругать, можно негодовать, говорить: «Ай-яй-яй», но это данность, к которой надо приспосабливаться. Что касается будущего, то думаю, что скорей всего контроль будет сокращаться. Не знаю, до каких пределов, но будет. Может быть, будут еще какие-то специфические вещи, когда решат, что теория продвинулась слишком далеко. Сейчас действительно есть несколько дебютов, такие как берлинский вариант, например, которые в принципе направлены на разрушение, на взаимную нейтрализацию. На мой взгляд, не очень хорошая тенденция. А вообще хотелось бы, чтобы шахматы были более творческими. В этом плане мне очень импонирует Магнус Карлсен, Никак нельзя сказать, что он играет в «компьютерные шахматы»! Он именно интересно играет. Я всегда поражаюсь, как он умеет держать напряжение, делает ходы, которые, по крайней мере, не портят позицию. В сложных ситуациях. Это было особенно заметно в последней партии матча с Анандом. Виши пожертвовал качество, и казалось, что это многообещающая жертва. Но Магнус сделал несколько блестящих консолидирующих ходов. Произвело на меня впечатление, как он пошел королем на е4, просто для того, чтобы укрепить позицию коня на d5 в многофигурном эндшпиле. Карлсен – это, безусловно, явление в шахматах.

Идеальный стиль?

Не совсем, я бы так не сказал. Мне больше нравится, как играл Леонид Штейн. Михаил Таль, романтизм его атак. Таль – это Таль! Из более поздних – безусловно, Каспаров, который играл очень динамично. Агрессивный, рискованный стиль. Карлсен, конечно, может играть и в таком ключе, он шахматист универсальный. Но играет по-другому. Если брать его предшественников, то можно сравнить с Анатолием Карповым.

Пока интервью готовилось к выходу в свет, мой неугомонный собеседник успел финишировать в чемпионате Европы. При этом все получилось, как в приснопамятные времена, о которых столь много говорилось выше: план (попадание в число призёров) был не только выполнен, но и перевыполнен, в очередной «сверхнормативный» раз завоевана путевка на Кубок Мира. Возможно, имеются причины быть несколько недовольным своим выступлением, в ходе турнира (и не раз) были моменты, когда складывалось впечатление, что можно рассчитывать на большее, нежели дележ 5-го (пускай и в солидной компании) места. Да и отрыв от победителей составляет всего ничего. А вот непреложный факт, что в группе кубковых номинантов Илья старший по возрасту, с одной стороны, настраивает на несколько философский лад, с другой – являет собой мощное основание для оптимизма, которого нашему герою и так не занимать. В последней решающей партии он не изменил себе, вышел на бой черными с «открытым забралом» и одолел своего молодого соперника в любимой «староиндийке». Верность себе – великая сила! А мы не прощаемся, ведь гроссмейстер временно меняет теперь беспокойное амплуа игрока на место в комментаторской кабинке на женском чемпионате мира. До встречи в Сочи, Илья!

Беседу вел Сергей КИМ

И.Смирин – М.Рычагов
Сицилианская защита B95
СССР 1985

К.Асеев – И.Смирин
Английское начало A31
Клайпеда 1988

В.Гавриков – И.Смирин
Староиндийская защита E97
Клайпеда 1988

И.Смирин – Л.Псахис
Испанская партия C96
Свердловск 1987

И.Смирин – Н.Шорт
Французская защита C18
Тилбург 1992