С Александром Белявским я знаком с 1973 года, когда он стал чемпионом мира среди юношей. Бывал у него дома. Запомнил его скромный секретер, скромную клеенчатую шахматную доску, фигурки (почему-то из пластмассы), тетрадку в клеточку, куда он записывал свои разработки. И фразу, которой он меня тогда порадовал: «Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом».
Потом часто пересекались на чемпионатах Союза, он выиграл четыре из них (!), общались на различных турнирах и матчах. Особенно часто это происходило в Линаресе, куда Белявского любил приглашать знаменитый организатор испанских турниров сеньор Луис Рентеро. Он называл Белявского «кабальеро». В устах Рентеро это была высшая похвала, которой удостаивались лишь самые бескомпромиссные игроки.
Что вышло из нашей беседы с моим старинным знакомым – на экране вашего компьютера.
- Александр, вас, наверное, вскоре занесут в Книгу рекордов Гиннесса: вы уже участвовали в 15 шахматных Олимпиадах: в четырех играли за советскую сборную, однажды – за Украину и десять раз – за Словению. И на этом ведь вы останавливаться, как я понимаю, не собираетесь?
- За Словению на восьми Олимпиадах я играл на первой доске, а на последних двух – на второй, Подрос рейтинг у сильного гроссмейстера Луки Ленича, он занял место лидера. А сколько еще буду играть? Пока смогу приносить пользу команде.
Двадцать лет тому назад словенцы меня пригласили к себе, чтобы научить чему-то своих молодых шахматистов. Я должен был стать неким двигателем, который возбуждает интерес к шахматам. Не знаю, насколько я справился с этой миссией, особо выдающихся игроков не появилось, но все же в целом уровень вырос.
Тромсе-2014. Фото: Анастасия Карлович
- Самая памятная для вас Олимпиада?
- В 1984 году в Салониках я возглавлял сборную СССР, так как два «К» были заняты матчем на первенство мира. Та Олимпиада запомнилась мне, потому что я играл на первой доске со сломанной рукой. На сборах в Новогорске за день до вылета играли в футбол, трава была мокрая, «поскользнулся, упал, очнулся – гипс». Причем сложили руку неправильно, в Салониках гипс снимали и заново складывали кости. Делать ходы было очень неудобно, так как я переставляю фигуры левой рукой, а именно она была в гипсе. Приходилось орудовать правой, и постоянно возникало неприятное чувство, что я делаю что-то не так. Однако выступил я успешно, обыграл Портиша, Тиммана, Майлса и на первой доске набрал 8 из 10, что, учитывая уровень соперников, было хорошим результатом.
Нашими главными конкурентами были венгры, которые уступали нам в рейтинге лишь 15 пунктов и рассчитывали в отсутствие Карпова и Каспарова выиграть «золото». Но в матче с ними произошла одна из самых громких сенсаций за всю историю Олимпиад: мы обыграли венгров со счетом 4:0! Никогда – ни до, ни после – они не проигрывали «всухую»! Как шутили тогда в Салониках, с Карповым и Каспаровым советская сборная тоже наверняка выиграла бы, но со счетом 3:1, скорее всего… «Золото» наша команда обеспечила себе за тур до финиша.
- Кто играл в той команде?
- На второй доске Лев Полугаевский, далее Рафик Ваганян, Владимир Тукмаков, Артур Юсупов, Андрей Соколов.
Александр Белявский и Лев Полугаевский
Салоники 1984. Александр Белявский – Ульф Андерссон. Фото: Ларс Гран
- «Иных уж нет, а те далече…» Вас как четырехкратного олимпийского чемпиона в составе сборной СССР не удивляет, что первая команда по среднему рейтингу – Россия – не выигрывает Олимпиады с 2002 года?
- Времена, когда советские шахматисты доминировали на командных соревнованиях, безвозвратно прошли. Сейчас уже есть Китай, очень сильной будет команда США (после того, как они забрали к себе Со и Каруану). Есть и другие сборные, которые уступают российской по среднему рейтингу, но обладают другими достоинствами.
Конечно, российская сборная очень сильна, тут не о чем говорить. И она может выиграть первое место. Но шансы на это уже не так высоки, как у сборной СССР. В те времена невыигрыш «золота» сборной Союза был сенсацией. Сейчас, если Россия не выигрывает, это никого уже особо не удивляет.
- За Украину вам удалось сыграть лишь однажды в 1992-м…
- Причем, если бы не инициатива львовских шахматистов, Украина на той Олимпиаде не была бы представлена. У министерства спорта не было денег, у шахматной федерации – тем более. И львовяне Иванчук, Белявский, Романишин и Михальчишин решили «скинуться» и поехали в Манилу за свои. Помог львовский облисполком, он купил авиабилеты, а в Маниле за гостиницу, за питание, взносы всякие мы платили из своего кармана. Причем Вася Иванчук заплатил не только за себя, но и за всю женскую сборную.
- Как думаете, что помешало гениальному Василию Иванчуку завоевать титул? Адриан Михальчишин написал: «Судьба»…
- Талант у Иванчука феноменальный! Но главное – его отношение к шахматам, его преданность шахматам уникальна. Можно, конечно, говорить, что Василию не везло. Но можно говорить и об особенностях психики: в критические моменты он терял контроль над ситуацией. Взять хотя бы матч с Пономаревым, в котором Иванчук был безусловным фаворитом.
Сейчас Вася в критическом возрасте. Я называю возраст шахматиста 42-43 года «бальзаковским». А он уже прошел этот рубеж – действительно критический, когда очень сильные шахматисты – вдруг! – какие-то турниры проваливают. И дальше, приближаясь к 50-ти, они проваливают их все больше и больше…
И вот когда Иванчук мне сказал: «Что-то я начал «зевать» последнее время…» Я ему ответил: «Вася! Не обращай внимания! Радуйся, что ты выигрываешь два турнира из трех. Потому что потом ты будешь выигрывать один, а потом даже и одного не будешь…»
- Утешили, называется…
- Пессимист – это хорошо осведомленный оптимист (смеется). Этот бальзаковский возраст для шахматиста – та граница, переступив которую бороться за звание чемпиона мира очень тяжело.
- Не для всех. Два более чем убедительных примера: Виши Ананд и Борис Гельфанд. Они, несмотря на свой «постбальзаковский возраст», продолжают бороться за высший титул. Борис выигрывает этапы Гран-При, Виши в «восьмисотниках» ходит.
- Ананд еще в 2005-м в аргентинском Сан-Луисе показал, как он играет в турнирах. Он намечает себе три-четыре «жертвы» и в этих партиях выкладывается. И, как правило, ему удается выиграть. Прошло с тех пор 10 лет, Ананд продолжает в том же духе. Это позволяет ему в возрасте 46-ти лет равномерно распределять энергию. На десять партий ее не хватает, а сконцентрироваться на три-четыре партии у него получается. На Мемориале Вугара Гашимова в Шамкире он действовал по отработанной схеме. Наметил себе три жертвы, «съел» их, а во всех остальных партиях сделал ничьи.
- Включая первую партию с Магнусом, в которой он стоял на выигрыш?
- Так как он до начала турнира не собирался побеждать Карлсена, то оказался морально не готов, когда у него по ходу игры появились шансы на выигрыш…
Об Ананде, Гельфанде и Иванчуке надо говорить в контексте «бальзаковского возраста», они все еще продолжают блистать своими шахматными прелестями.
Эта тройка, с моей точки зрения, – последние, кто удерживает связь поколений между шахматистами «докомпьютерного века» и шахматистами «компьютерного века».
- Вы принадлежите к какому веку?
- Себя я отношу к динозаврам.
Фото: Владимир Барский
- Как играющий «динозавр», вы встречались за доской с историческими личностями в шахматах – Кересом и Решевским. Тогда о компьютерах даже и не слышали. С «другой стороны», сражались и с «детьми компьютеров» (по аналогии с петросяновским «дети Информатора») – с Карлсеном и Каруаной…
- Это крайности. А между ними я играл со всеми остальными.
- Я хорошо помню: Тилбург-1981, вы выиграли, обойдя Тиграна Петросяна, Бориса Спасского, Гарри Каспарова. А в Тилбурге-1986 победили, обойдя Карпова. А как сыграли с Сэмюэлем Решевским?
- Проиграл. Отнесся к Решевскому как к «пенсионеру», которого надо непременно обыгрывать, и поэтому проиграл ему.
- А с молодежью?
- У Карлсена на матче «ветераны – молодежь» я выиграл, на Олимпиаде в 2008-м мы с ним сыграли вничью, одну партию я ему проиграл. Так что счет лучше, чем с Решевским…
- С Каруаной?
- С Каруаной у меня положительный счет. Мы играли три партии, две закончились вничью, одну в 2009-м я выиграл.
- С Максимом Вашье-Лагравом вы давно сотрудничаете?
- Да, года четыре, наверное. Сборы мы с ним проводили – и во Львове, и в Словении, и на соревнованиях я бываю секундантом.
- Во время Мемориала Алехина, первая половина которого проходила в Лувре, я пару раз беседовал с Максимом, и он говорил мне, что раньше недостаточно серьезно относился к шахматам, потерял много времени, о чем сейчас жалеет…
- Профессионалом Максим действительно стал за последние несколько лет. Он очень любил шахматы, решал какие-то этюды, то есть относился к шахматам как любитель. А последние два года, когда вошел в мировую элиту, стал очень профессионально относиться к своим обязанностям.
- В Ханты-Мансийске Максим выступил крайне неудачно…
- Он был не в лучшей форме. У Максима в этом году много других турниров. Вот когда он будет играть в серии Grand Chess Tour, который начинается в Норвегии, потом следующий этап в США, думаю, на них следует концентрироваться, потому что это дает новые надежды.
- Что вы думаете о Магнусе Карлсене?
- Мне известны только два шахматиста, которые на последнем часу играли сильнее, чем в дебюте и в середине партии. Это Карпов и Карлсен.
- Особенность шахматного организма, если использовать термин Арона Нимцовича?
- Особенность психики, я бы сказал.
- Только за счет этой особенности Магнус выигрывает турнир за турниром?
- Еще бы я отметил его высокую технику реализации. Ну, и вообще-то он хорошо считает варианты. Карпов тоже хорошо считал варианты в свои лучшие годы.
- Борис Гельфанд мне однажды сказал, что когда он играл с Карлсеном, его посетило чувство, что перед ним реинкарнация Карпова.
- Мы с Борей никогда на эту тему не говорили, а высказались практически одинаково.
- Как думаете, Карлсена, с его «карповской» особенностью переигрывать соперников на последнем часу игры, может кто-то сместить?
- Конечно, может! А что, Карпова невозможно было сместить с его умением переигрывать соперников на 5-м часу игры? Пришел Каспаров и очень уверенно это сделал. Я был свидетелем, как в Сент-Луисе тот же Каруана выстрелил так, что Карлсен на его фоне выглядел статистом.
- Семь партий выиграл!
- А в каждой из трех, в которых не выиграл, был момент, где стоял совершенно выиграно.
Командный чемпионат СССР. Рига 1975. Фото: З.Межавилкс
- Раз уж мы вспомнили 12-го чемпиона мира, то хочу спросить вот о чем. В начале года в газете «Спорт-экспресс» в рубрике «Разговор по пятницам» была опубликована большая беседа с Анатолием Карповым, где на вопрос о самом болезненном предательстве в жизни, он отвечает (цитирую): «Белявский. Дружили, работали в 1986-м. Через год он убежал к Каспарову». Что на это скажете?
- Мягко говоря, не соответствует действительности. «Предать» Карпова я не мог, хотя бы потому, что ни одного дня не был его тренером. А сборы я проводил со многими сильными шахматистами, сейчас даже всех не вспомнить. Но сбор с Карповым я помню.
Когда в 1985-м Карпов проиграл матч Каспарову, то мы во Львове решили воспользоваться ситуацией и пригласить его провести у нас сбор. Ровно за десять лет до этого мы точно так же поступили с Корчным. И он это очень высоко оценил тогда. И до сих пор вспоминает львовских шахматистов и организаторов добрым словом.
- Это был жест доброй воли?
- Если бы Корчной в 75-м и Карпов в 85-м выиграли свои матчи, то они во Львов не поехали бы. Корчной в 75-м был в опале, и он с большой радостью откликнулся на наше приглашение. Виктор Львович занимался со мной, с Романишиным, Михальчишиным.
Так же точно было и с Карповым. Хотя в опале он никогда не был, но настроение после проигрыша матча хорошим быть не могло. Мы это понимали и пригласили его во Львов. Принимали на высшем уровне. Как если бы он не проиграл матч, а выиграл его. Кормили черной икрой, все было, как полагается. Все, естественно, за наш счет. Что касается того, что я «на следующий год убежал к Каспарову», то впервые Гарри пригласил меня провести совместный сбор в 1990-м, а Карпов приезжал во Львов в 86-м.
- Какое самое сильное впечатление от общения с Каспаровым?
- Невероятная работоспособность Гарри. Например, после ужина мы прогуливаемся. Разговариваем о чем-то. Вдруг он говорит: «Слушай, мы сегодня смотрели позицию…» И начинает рассказывать. То есть, человек, у которого мозг постоянно был занят шахматной работой: за завтраком, на прогулке, во сне, чем бы он ни занимался, его мозг – сам по себе! – продолжал анализировать ту или иную позицию.
Фото: Б.Долматовский
- С великим львовским шахматистом Леонидом Штейном вы были знакомы?
- Мы принадлежали к разным поколениям. В 1973-м, когда я начал свой «путь наверх» в шахматах, Леонид Захарович уехал в Киев. Когда в 1973-м в подмосковном пансионате «Березки» я готовился к чемпионату мира среди юношей, мне помогал Михаил Моисеевич Ботвинник. Помню, однажды он пришел и сказал: «Леня умер»… – «Какой Леня?» – спросил я. – «Леня Штейн».
- Как на вас повлияло общение с Патриархом? Что о нем думаете?
- С 1973 года и до самой смерти Ботвинника мы были друзьями. Когда я приезжал в Москву, всегда заходил к нему на 3-ю Фрунзенскую, он угощал меня чаем, Гаяне Давидовна, его жена, была уже в больнице, он сам чего-то там готовил. Он не столько воздействовал на меня как шахматист, сколько как личность. Я видел, какого масштаба эта личность.
Я думаю, что он был величайшим исследователем шахмат. Он умел правильно формулировать их законы. Он умел для себя формулировать закон, который действовал во всех случаях. На это мало кто из шахматистов был способен. Большинство – талантливые люди, у которых есть идеи, может быть, более красивые, чем были у Ботвинника. А вот формулировать фундаментальные законы Ботвинник умел лучше всех, и применять их на практике – тоже.
Ну, конечно, он по природе был величайшим талантом. Как и все великие шахматисты, он был блестящим тактиком. Шахматисты той плеяды любили говорить, какие они крупные стратеги, но на самом деле они прежде всего великие тактики. Потому что шахматы – по большей части – игра тактическая. Она становится стратегической игрой только тогда, когда образуются пешечные цепи. Когда фигуры не соприкасаются друг с другом и между ними образуется стена, тогда надо думать, о том, куда передислоцировать фигуры. А когда нет этой пешечной стены, то приходится считать: «я туда, он – сюда».
Ботвинник был прежде всего теоретиком пешечных цепей. Он очень хорошо умел формулировать законы позиций, где пешечные цепи образовывали ту или иную структуру.
- Ваш самый крупный тренерско-секундантский успех случился относительно недавно – в Сочи. Когда одна из ваших подопечных Мария Музычук в итоге стала чемпионкой мира. Хотя перед началом турнира вы ставили на ее сестру Анну. Так?
- Не так. Я ни на кого не «ставил». С Аней я действительно занимался перед чемпионатом, а Мария при этом присутствовала, потому что она сестра, и потому что ей было интересно, что мы готовим.
А на чемпионате они попросили помогать им обеим, а потом помогать той, которая пройдет дальше. Я смотрел партии соперниц и посылал им по email-у свои рекомендации, и по скайпу тоже.
- Угадывали с дебютом?
- Когда как.
- А с Натальей Погониной?
- С Погониной у Марии был очень хороший матч. Когда она прошла кризис (должна была проиграть Конеру), то заиграла очень хорошо и, заслуженно выиграв финальный матч, стала чемпионкой мира.
- Тренерские гены у вас от вашего наставника Виктора Карта?
- Виктор Эмануилович привил мне много хороших качеств, но я никогда не собирался быть тренером, да и он перед собой не ставил такой задачи. В те времена, когда он нас воспитывал, даже не догадывались, что есть такая вещь, как компьютер. Ныне же без компьютеров подготовка просто немыслима. Я ведь в основном занимаюсь секундированием. Секундант берет на себя часть нагрузки игрока, потому что игрок, придя на партию, должен быть свежим. Дается задание: «Вот, ты то-то и то-то подготовишь». Я сажусь ночью и готовлю. Сейчас, когда компьютеры стали абсолютно необходимым атрибутом подготовки, по-другому и не получается.
- Это звучит уже банально, но компьютеры полностью изменили шахматы. Нынче шахматист без компьютера, как врач без стетоскопа. От самых разных гроссмейстеров, причем даже чемпионского уровня, мне приходилось слышать кодовую фразу: «Не знаю, что по этому поводу скажет компьютер»… Часто создается впечатление, что своей голове люди уже бояться доверять…
- На самом деле компьютер по здравому смыслу в оценке позиции уступает человеку. Он очень хорошо работает, когда надо тактику посчитать на четыре хода вперед. Если позиция не носит тактический характер, то надо компьютер «вести». Когда компьютер предлагает «некрасивый» вариант, я его направляю в сторону «красивого». И вот когда ему дашь какую-то «наводку», он немедленно на четыре хода вперед абсолютно правильно все оценивает. Главное в работе с компьютером – давать «правильную наводку», потому что его все время тянет «налево».
- То есть, хвала Каиссе, пока искусственный разум хоть в чем-то уступает человеку…
- Полностью передоверить мыслительный процесс компьютеру – прямой путь к деградации. Если, скажем, шахматист перестает играть в турнирах и занимается только тренерской работой, то голова у него постепенно отключается, он перестает считать варианты. Это раз. А поскольку сильно не напрягаешься, то вообще утрачиваешь способность реально оценивать позицию.
Для того чтобы углубиться в позицию, надо напрячься и потратить много времени. А можно не напрягаться и не тратить времени, просто нажать кнопку, и он тебе за пять минут все расскажет.
- Вы продолжаете играть в турнирах, чтобы не терять связь с реальной борьбой за доской?
- Во-первых, я по-прежнему получаю от игры удовольствие. Во-вторых, для того, чтобы представлять реально те процессы, которые происходят в шахматах, надо держать руку на пульсе и самому быть в игровом тонусе. Тогда и своих подопечных будешь лучше понимать.
- По-прежнему катаетесь на горных лыжах?
- Тридцать семь лет уже.
- Шахматисту нужна целая голова. Не пугает печальный пример Шумахера?
- Я катаюсь по размеченным трассам, за рекордами не гонюсь, для меня главное – это получать удовольствие. Мой любительский уровень меня устраивает.
- А летом как вы отдыхаете?
- Езжу на велосипеде. У нас тут неподалеку есть озеро, так вот я вокруг него катаюсь. Кроме того, у меня есть огород, которым я, правда, мало, но иногда занимаюсь. Есть яблони, груши, вишни, крыжовник. Есть виноградная лоза, в следующем году хотим попробовать вино сделать.
- Виноделие – это же целое искусство!
- Сейчас все можно изучить в интернете. Указываешь, какой у тебя сорт винограда, и тебе доходчиво объясняют все про технологический процесс. Следуя ему, получаешь вино.
- Сколько литров вина собираетесь получить?
- Литров сто пятьдесят. Приезжайте на дегустацию.
- Приеду. Я часто вспоминаю, как мы с вами после турнира в Линаресе в 1994-м распили в гостинице «Анибал» парочку бутылок неплохого испанского вина.
- И я хорошо помню тот год. Быстро время летит…