|
|
|
|
|
|
|
|
| |
|
|
|
|
|
|
|
НЕВЕРОЯТНЫЕ ЛЮБОВНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ БАРОНА МЮНХАУЗЕНА,
РАССКАЗАННЫЕ ИМ САМИМ ВО ВРЕМЯ ПИРУШКИ В ОТЕЛЕ «Принц Савойский»
Моя страсть к противоположному полу проявилась необычно рано, что вам, мои дорогие слушатели, может показаться удивительным. В годовалом возрасте, когда ребенок едва удерживает равновесие на непослушных ножках, я совершил, и не безуспешно, нечто такое, что получается не у каждого взрослого, со служанкой, взятой родителями из деревни для присмотра за мной.
Гретхен, так звали служанку, была, как и все деревенские в наших краях, с известной долей придури, зато пышнотела и пышногруда – обстоятельство, глазах её ухажера Франца, с лихвой окупающее все прочие недостатки. Этот бравый малый в скрипучих сапогах и с такими густыми усами, что в их дебрях могли без труда укрыться несколько влюбленных парочек, служил у нас в имении то ли трубочистом, то ли конюхом, – за давностью лет не припомню, а врать не в моих правилах, – и Гретхен использовала любую возможность, под предлогом прогулки со мной, улизнуть из дома, ибо настоящей её целью была укромная рощица, где в полной боевой готовности ее дожидался усатый хахаль.
Пока они занимались любовью, я мирно посапывал в своей колыбельке и понадобилось немало времени, прежде чем из бесстрастного наблюдателя превратился в заинтресованного зрителя с нетерпением дожидающегося очередной прогулки. А возникающие к тому препятствия сметал неистовым ревом. Так я оказался в негласном сговоре с Гретхен, совместными усилиями отстаивая общие интересы: она – в надежде оказаться в сладострастных объятиях, я - насладиться греховным зрелищем.
Последствия сего не замедлили сказаться. Однажды вечером, когда ничего не подозревающая служанка собирала меня ко сну, я обхватил её могучую талию своими детскими, но отнюдь не слабыми ручонками, втащил в кроватку и повторил все, что проделывал с нею в моем присутствии неутомимый Франц. Дуреха долго не могла понять, что произошло, но у неё хватило сообразительности не кричать, дабы самой не оказаться виноватой. С тех пор она охотно делила себя между мной и усачом, пока однажды не была поймана подозрительной матушкой за горячие ноги прямёхонько в постели отца.
С изгнанием Гретхен я остался один на один с проблемой пола, решить которую мне предстояло в меру сил, способностей и возможностей. Как я управился с этой нелегкой задачей можно судить по тому, что мои любовные похождения наделали много шума, и те, кто не поленится перелистать подшивки европейских газет времен моей молодости, легко смогут в том удостовериться, подчерпнув в прочитанном немало для себя любопытного и поучительного.
Надо ли удивляться, что любовные истории, в которых я был замешан, плавно перетекали одна в другую, так что порой я не мог сообразить, началась ли новая или всё еще продолжается старая. Особенно забавный случай произошел, когда я служил в русской армии. Наш гусарский полк был размещен на зимние квартиры в степном забытом Богом, но не женщинами, городке, в десяти сутках конного перехода от Петербурга, столицы ихнего государства. Для тамошних дам и барышень наше появление сделалось событием воистину из ряда вон выходящим. Уже при вступлении в городок мы были завалены цветами больше, чем снегом – удовольствие для северян весьма и весьма дорогостоящее. Едва гусар появлялся на улице, как его тут же окружал рой поклонниц, и несчастный становился жертвой безудержных страстей, до времени усмиренных, но дождавшихся наконец повода вырваться наружу.
Женщины гроздьями висели на наших плечах и стащить их оттуда могли лишь поклонницы понастырнее. А ведь репутация гусар далеко не столь безупречна, как у какого-нибудь цивильного превосходительства. Да и здравый смысл, если бы к нему пожелали прислушаться, легко подсказывал, что гусары народ неверный: сегодня они здесь, завтра – далече, сегодня трезвые, завтра – пропьют или проиграют саблю и лошадь, сегодня ещё живые, завтра – полковой священник справит по ним панихиду. С таким же успехом можно внушать кошке, что мыши вредят её пищеварению.
Как это повсеместно принято в России, по случаю прибытия гусар в доме городского головы в честь командира полка и офицеров был дан бал, женскому роскошеству которого могли бы позавидовать лучшие европейские столицы. Некоторые дамы были до такой степени обнажены, что могло показаться, будто наряды им заменяет блеск свечей. Надо ли удивляться тому, что мужчины из гражданского сословия страшно ревнивы к предпочтению, какое дамы оказывают военным, и нет таких каверз и пакостей, коих ни учинили бы чиновничьи сюртуки своим заклятым «друзьям».
Не обошлось без их коварства и на сей раз. Не имея возможности отвратить своих легкомысленных подруг от пагубного воздействия гусарских чар, наши соперники сговорились напоить гусар допьяна, для вящей убедительности подмешав в шампанское снотворное. Обыкновенно гусары напиваются до полного бесчувствия… своих собутыльников, однако на сей раз пяти-шести бокалов хватило, чтобы славные рубаки полегли вповалку посреди бальной залы, весьма напоминающей поле битвы после поражении одной из сражающихся армий. Только я каким-то чудом сумел устоять и даже не утратить присущего мне задора, поскольку для моего организма несколько лишних бокалов хотя бы и с ядом, столь же безопасны, как леденец для младенца.
Но самое удивительное зрелище являл вид торжествующих заговорщиков и отчаявшихся женщин. Прелестницы обливались горючими слезами, ибо рухнули их надежды и намерения, связанные с гусарами. На кавалеров, пытавшихся их образумить, они обрушили град ругательств, столь необычных в нежных устах, что зловредные отравители совершенно опешили, позволив вытолкать себя взашей, после чего взоры прекрасных сирен обратились на меня как единственного их спасителя.
Эта безыскусная немая мольба была столь красноречива, что не оставила бы равнодушным и евнуха, коим я не был да и не мог быть при любом раскладе. Посему первым моим намерением было смягчить их горе, взяв на вооружение девиз какого-то русского военноначальника: сам погибай, но товарищей выручай. Вторым – броситься в гущу событий, как это уже сделал однажды при взятии турецкой фортеции Измаил. Но тогда рядом со мной были друзья и соратники, тогда как сейчас оставался брошенным ими на произвол судьбы.
Но мог ли я оказаться полезен всем? Согласно военной доктрине, которой не перестаю придерживаться и в мирное время, и один в поле воин. Но ведь мне противостояло не менее батальона женщин, притом, что каждая способна была дать фору сразу нескольким моим немецким соотечественницам, тоже не замеченным в особых добродетелях. О француженках и англичанках нет и речи, ибо то немногое, на что их хватает, не сравнимо с доблестями обитательниц затерянных в снегах русских селений.
Так что на первых порах возможность удовлетворить всех казалась неосуществимой. В поисках выхода я велел нетерпеливому женскому воинству рассредоточиться в одну шеренгу, а когда худо-бедно требование было исполнено, объявил, что самым молодым и самым старым придется отправиться по домам, поскольку, хотя и по разным причинам, предпочитаю с ними не связываться. И что бы вы думали: ни одна не пожелала признать себя ни слишком молодой, ни слишком старой. Видя, что спорить бесполезно, я объявил, что берусь удовлетворить каждую десятую. Раздирающие душу вопли были мне ответом. Конфликт грозил вылиться в неповиновение властям, чего я, не будучи подданным Российской империи, не мог допустить из соображений Высокой политики, а посему не видел иного выхода, как отдать свою, отнюдь не безгрешную, но все еще представляющую для меня определенную ценность, плоть на заклание. В конце концов гусарскому сердцу одинаково доступны и жалость, и такое, в ту пору не совсем еще отжившее понятие, как офицерская честь.
Женщины бережно усадили меня в кресло в стиле ампир, и пока одни, задрав кринолины, взбирались ко мне на колени, другие, дожидаясь очереди, не без приятности проводили время в наблюдениях. Все шло превосходно, но примерно на пятом десятке я почувствовал утомление, переходящее в апатию. И хотя милые дамы не забывали подкармливать меня загодя припасенными деликатесами собственного производства, о том, чтобы дать мне роздых, не желали слышать. «Нас много,– беспокоились они,– и неизвестно, когда дойдет очередь последней».
Ко всему прочему, я заподозрил неладное и, приглядевшись, сообразил, что некоторые, особенно ловкие из моих клиенток, используют меня по нескольку раз, как впоследствии выяснилось, покупая места в очереди за немалые суммы. И хотя уличать их в обмане не доставляло мне удовольствия, был принужден к тому в интересах справедливости, общественного порядка и собственного здоровья, чем вызвал панику среди провинившихся и гнев пострадавших.
Между тем, моя мысль настойчиво изыскивала радикальные средства выхода из критической ситуации, и трудно сказать, до чего бы я додумался, не явись мне на подмогу само Провидение. Поскольку с момента усыпления гусар прошла целая ночь, они стали понемногу выходить из состояния летаргии, и тут же устремлялись мне на выручку. Удостоверившись, что женщины находятся в надежных руках однополчан и более в моих услугах не нуждаются, никем не замеченный я отправился на квартиру, отведенную мне для постоя, и, едва войдя, рухнул обессиленный на руки денщика, коим и был уложен в постель. Очнувшись спустя сутки, я обнаружил рядом собой очаровательную головку, глядящую на меня с такой мольбой, как если бы решался вопрос жизни и смерти, а не обычного в гусарской практике гуманитарного акта. Красота и грация незнакомки мгновенно вернули мне силы, казалось бы основательно подорванные.
– Вы кто? – спросил я.
– Та, чья очередь так и не наступила,– последовал ответ.
А потому, когда принесший обед денщик неосторожно нарушил наше уединение, я запустил в него панталонами моей визави, едва не нанеся сгоряча тяжелой производственной травмы. За что и был вознагражден прелестницей поцелуем и прочими радостями, распространяться о коих поостерегусь, опасаясь, что очаровательница ещё жива и, с присущей женщинам непоследовательностью, востребует материального возмещения за моральный урон.
Я не утверждаю,что все легкомысленные дамочки с возрастом превращаются в ханжей, но все, без исключения, ханжи в молодости были весьма и весьма легкомысленны. Но об этом и многом другом, потолкуем, если тому представится случай, на будущей пирушке.
Записал Борис Иоселевич |
|
|
| |
|
|
ЗАЩИТА ФИЛИДОРА
Я не из тех, кто, без надобности, ищет счастье на стороне, если бы не одно прискорбное обстоятельство, жена терпеть не может шахматы.
В принципе не самый большой грех, бывает и похуже, но я страстный любитель шахмат, и ночь, проведенная за шахматной доской воспринимается ею покушением на право ощущать под боком мужское присутствие. О чем и объявила мне со всей решительностью.
Я воспринял это как шутку, но она напомнила, что, шутки не по ее части, и чем раньше я это пойму, тем больше шансов на взаимопонимание. Она, видите ли, не для того выходила замуж, чтобы совершать во сне то, что обычно совершается наяву. Но поскольку в мое отсутствие все равно не спит, то мне придется или развестись с ней, или научить играть в шахматы.
Бред, скажите вы, и я охотно соглашусь с вами, но это не означает, что наше общее мнение доведу до ее сведения. Есть во мне эта струнка, проявлять неуверенность вместо того, чтобы стукнуть кулаком, если не по столу, то хотя бы по подушке. Но все же согласиться с нею не мог, а посему ограничился деликатным намеком, что не замечал прежде ее интереса к деревянным фигуркам.
– Твоя правда, – согласилась она, – я предпочитаю одушевленные предметы. По ночам я испытываю потребность хоть что-то держать в руках, но ты лишаешь меня возможности выбора. – И не позволив возразить, продолжила: – А что ты замечаешь во мне вообще? Твой взгляд скользит мимо даже, когда обнажена, и я не вижу другого способа обратить на себя внимание.
В казуистике ей нет равных. Поэтому невольно подыгрываю ей, отчего любая словесная перепалка завершается ее победой.
– Поверь, я замечал все, кроме твоего интереса к шахматам.
– Именно поэтому придется всерьез заняться мной. Во что бы то ни стало, я овладею этой игрой, лишив тебя возможности увиливать от обязательств, подтвержденных условиями брачного договора.
– Но зачем, зачем тебе вся эта коломутина? У тебя столько забот по хозяйству, зачем взваливать на свои хрупкие плечи столь непосильный груз?
– Я хочу развиваться духовно.
– Развивайся. Читай журналы мод.
– Я сказала шахматы, значит, так тому и быть.
Сложность женской натуры не в том, что не поддается пониманию, а в том, что не знаешь, как распорядиться ею в свою пользу. Казалось бы, чего проще, как направить женскую чувственность в нужное для семейного счастья русло, тем самым, обретя возможность не глядеть со страхом в приближающуюся ночь, чтобы потом, заикаясь и отводя взгляд, доказывать, будто любишь ее больше всего на свете, но беспокоишься оказаться надоедливым. И вместе тем понимать, что заморочки такого рода, не только не убеждают, но даже ожесточают ее. А ожесточившаяся жена не идет ни в какое сравнение с ожесточившимся тюремщиком. Все равно, что железный прут против шлепка.
Итак, мы оба оказалась перед шахматной доской, глядя с тупым недоумением друг на друга, а она к тому же, на два ряда, стройно выстроившихся перед нею действующих лиц, понимание которых недоступно куда более изощренным умам.
В конце концов, я тоже не Каспаров, но глядя, как моя милая супружница, облизывая языком пересохшие губы, пытаясь вникнуть в суть и значение каждой фигуры, с восторгом наблюдает как ловко я передвигаю их на доске, впервые за несколько лет, начинаю испытывать любопытство, ничего общего, с происходящим не имеющий. Не то, чтобы в ней проявилось что-то, не замечаемое ранее. Напротив того, все до боли знакомое. Но ее решительность, прежде направляемая на то, что огласке не подлежит, теперь сосредоточилась на новой отдушине, и я подумал, что моим шахматным человечкам будет несладко, если она и впрямь со всей серьезностью займется их судьбой.
Шаг за шагом мы продвигались вглубь шахматной тайны, но были так же далеки от нее, как друг от друга. Я шипел и хрипел, изрыгал проклятия и хулу на, придумавших шахматы, индийцев, но это не производила ровно никакого впечатления на мою супругу. Она лишь напоминала мне, что подобным образом я изводил ее и прежде, но, насколько помнится, никогда не разогревая до такой степени остроты восприятия, на каковой имела право рассчитывать.
– От тебя не поступали жалобы такого рода.
– Просто ждала и надеялась.
– Вот видишь, ты надеялась, а мне никакой надежды не оставляешь.
– Отчего же? Рано или поздно, скорее раньше, чем можно предположить, я сумею вызвать тебя на матч, призовой фонд которого меня устроит в случае победы, сейчас кажущейся невозможной.
– Что ты имеешь в виду?
– Только то, что эти деревяшки, судя по всем, проявляют вполне человеческие качества, иначе бы вы, мужчины, не впадали в экстаз, садясь за шахматную доску.
– Нельзя ли поконкретней?
– Отчего же нельзя? Разве ты не заметил, что они полностью копируют характеры и цели их человеческих антиподов? – Я поглядел на нее с недоумением, но она или не заметила или решила не обращать на меня внимание. – Разве король и королева не представляют собой образец счастливой семейной жизни? И разве их поданные, ладьи, слоны, кони и даже пешки, в зависимости от цвета кожи, но сходных намерений, не стараются нарушить их счастливый покой, подбираясь к ним с разных сторон с тем, чтобы отвлечь друг от друга, а после уничтожить поодиночке.
Признаюсь, столь удивительная логика поразила меня. И хотя в услышанном было больше глупости, чем здравого смысла, поневоле задумался, но не над точностью определения, а о последствиях, к которому оно могло привести. Раз Бог создал женщину, значит, вложил в нее то, что свойственно ему самому, в том числе и глупость.
– Предположим, ты права, - сказал я. – Но что из этого следует?
– А то и следует, что с одной стороны, вы научаете фигуры, вам подвластные, разврату, а, с другой, сами попадаете под их власть, напропалую развратничая, под предлогом, что, если можно другим, то можно и вам.
Все это было так глупо и… мудрено, что я не находил убедительного возражения. С женщиной можно спорить, но оспорить редко кому удается, разве, что сама женщина хитроумно позволяет себя обыграть. Впервые я поглядел на свою жену с уважением. А раз так, то не оставалось другого выхода, как продолжить начатое.
– Чтож, – сказал я, – раз, по твоему мнению, смысл шахматной партии помочь главным действующим лицам сохранить целомудрие, продолжай в том же духе.
– А ты?
– А что я? Буду стараться тебя победить.
– Сколько ни старайся, ничего не выйдет.
– Ах, ах, какие мы храбрые!
– Ах, ах, какие мы импотентные!
Но время шло, и от перепалки мы перешли к осуществлению своих целей в шахматах. После долгих размышлений я избрал защиту Филидора, не только в силу ее элементарности, но в связи с тем, что с именем этого выдающегося для своего времени шахматиста и музыканта связана романтическая любовная история.
Как всякая талантливая личность, Филидор был талантлив во всем. Но поскольку он был француз, то, кроме упомянутых качеств, обеспечивших его имени известность в шахматах и музыке, он самым блестящим образом проявил себя в любви, хотя именно об этих его успехах менее всего известно. Странно, не правда ли? Ведь француз предпочтет оставить втуне все свои достоинства, но не только разгласить о своих любовных победах, но, по возможности, выдать мечтаемое за действительное.
За дальностью времен исчезли многие подробности, но некоторые частности сохранились. И этой «частностью», стала его любовь в некой Амалии, дочери мельника, девице скромной на людях и почтительной в семействе, не находящем слов, достойных быть произнесенных в честь редкостных ее качеств. Из всего потока, несущихся со всех сторон похвал, можно было вычленить одно, но главное: не девица, а редкостное золото. И хотя он был достаточно умен, чтобы не воспринимать этот логин расширительно, думается, как человеку бедному, показалась не лишней возможность «подзолотить» свое существование. Так или иначе, он стал ухаживать за упомянутой девицей и даже, будь он менее скоромным, мог отметиться некоторыми успехами, хотя до главного приза ему было не ближе, чем при первом знакомстве. Она оказалась из числа многих, считающих, что можно делать долги, не обеспечивая их платежом. Но, как человеку творческому, терпения ему было ни занимать, и он медленно, но верно / во всяком случае, так ему казалось /, двигался в направлении, указанном страстью.
Однако, девица, при всех своих достоинствах, была, как и положено в ее возрасте / а ей было не больше семнадцати /, отличалась некоторым легкомыслием, предпочитая балы, на которые водили ее родители, надеясь на достойного их дочери жениха, сумевшего отвлечь дочь от странного увлечения непонятной игрой довольно таки скучного общества Филидора. Что из того, что он шахматист и музыкант, она не любила музыку, а о шахматах не имела даже приблизительного понятия. Но он был красив, глядел на нее таким взглядом, что ее бросало то в жар, то в холод, и она не хотела терять такого поклонника, проявив при этом мудрость и силу желания, не свойственные ее возрасту. И вот она предложила ему то, чего требовала от меня настырная супружница. И он, в отличие от меня, не стал тратить время столь безрассудно. Он тотчас принялся за обучение самым специфическим образом внедряя в сознание прелестницы скрытый смысл, составляющий тайну деревянных фигурок.
– Это Король, – объяснял он, – то есть я.
Девушка поглядела на него скептически и даже, как ему показалось, рассмеялась. Но он постарался не обратить на ее выходку внимание.
– А это Королева, то есть ты, моя радость.
Она сделала большие глаза, но тут же вернула присущие им размеры, и в них засветилось нечто, весьма напоминающее благодарность.
– Ты довольна, радость моя? – вопросил он, и хотя ответа не последовало, понял, что мог услышать, проявив больше красноречия. – А вот это, – продолжил Филидор, взяв в руку увесистую фигуру, Ладья, нечто вроде крепости, под которой я подразумеваю твоих родителей, взять которую мне предстоит, дабы обрести тебя в полное свое владение.
Она хмыкнула, но не возразила, а только спросила:
– А что же дальше?
– Кони, дорогуша, на которых намерен штурмовать предполагаемую крепость.
Она взяла фигурку и повертела в руках.
– А кто это? – указала на Офицера.
– Моя сабля, которой буду размахивать перед носом неуступчивых врагов.
– Ну, а эти, – провела пальцем перед стройным рядом пешек.
– Солдаты, милая, которым поручу твою охрану, когда ты станешь моей.
И он храбро повернул к себе размечтавшуюся девушку и впился поцелуем в ее рот. Нельзя сказать, что была расстроена, но неудовольствие изобразила.
– Постой, постой, – мило улыбаясь, молвила она, отстраняя, протянутые к ней руки. – Не стучи ложкой, пока не готов суп.
– Но я готов, – последовал молниеносный ответ, – пропустив первое, сразу же приступить ко второму.
Как и положено музыканту и шахматисту, Филидор был человек рассеянный, но не до такой степени, чтобы забыться в предвкушении мечтаемых объятий, довольствуясь малым. Но когда, после поцелуя, снова дал волю рукам, первая же основательная попытка закончилась последним предупреждением: сначала костел и мэрия, потом поцелуи и постель.
– Но позволь, дорогая…
– Не позволю. Неужели ты не понимаешь, что женщина обязана соблюдать свою честь и достоинство мужа. Что подумают обо мне эти храбрые содатики-пешкотинцы, став свидетелями разврата, в который пытаешься меня вовлечь?
– Не обращай на них внимания. Они видывали и не такое.
– Возможно, но меня там не было.
– И все равно, не вижу смысла в беспокойстве. Их молчание нам обеспечено.
– Право, ты ставишь меня в неловкое положении.
– Я желаю поставить тебя в приятное положение.
– Вот как, – задумалась она, – а ты уверен, что из этого что-то получится? Я тоже принципиальна, а потому готова принять любое положение, а, точнее сказать, позу, но не прежде, чем принесешь мне присягу на верность и поцелуешь крест.
– Скажите на милость, какие мы принципиальные!
– А ты предпочитаешь беспринципную жену? Пойми меня правильно, не для себя стараюсь.
– А для кого?
– Какие вы, мужчины, тупицы!
– Нельзя ли яснее?
– Чем труднее мужская победа, тем слаще женское поражение. Вот, если бы ты проиграл мне партию, но при всех, и разгласил об этом на весь мир…
– И что тогда?
– Да, ладно. Это я просто так.
– Ну, почему же?
– Потому, что неизвестно ни одной женщины, овладевшей шахматной премудростью.
– И ты решила…
– Решаешь ты, а я только перерешаю.
– Я же не выясняю, что будет на другой день, после нашей женитьбы, а что будет после первого моего поражения от женщины, настолько позорного, что удовлетворюсь только тогда, когда получу то, в чем мне до сих пор отказывала.
– Не смеши. Только дура согласится на такую неопределенность.
– Не придирайся к словам. Лучше продолжим начатое. Скажу по секрету, что все фигурки очень симпатичные, особенно пешкотинцы.
– Значит, нашей любви они не помеха?
– Как сказать. Но в любом случае не отдамся тебе в их присутствии.
Учить женщину тому, чего не знает никто, все равно, что учить кого-то тому, что знает женщина. Филидор начал даже прикидывать, что произойдет раньше: сойдет у ума или ученица перестанет воображать себя Королевой. Он с удовольствием взял бы обратно свое решение, но вовремя вспомнил, что в шахматах не положено брать ходы назад. Случалось терять самообладание, тогда он расшвыривал фигуры, а однажды запустил в тупицу шахматной доской, пролетевшей в нескольких сантиметрах от цели, чем вызвал у виновницы переполоха такую сентенцию:
– Снайпера из тебя не получится.
И все же полгода спустя она продвинулась настолько, что Филидор решил приобщить ее к тайно лелеемым замыслам. И здесь возникли осложнения, ибо она никак не могла понять, что очередь хода чередуется, и если противник его сделал, то ты обязан ответить тем же. А, кроме того, играя белыми, не хотела начинать первой.
– Мне некуда торопиться, – объясняла она, – сначала сделай ход ты.
– Тогда давай меняться цветами.
– Зачем? – удивилась она. – Мне нравится белый цвет.
Он все же добился своего, но что ему это стоило несложно догадаться.
Тех пор Филидора называли не иначе, как того, кто совратил жену шахматами.
– Хорошо, скажут мне читатели, если таковые найдутся, какое отношение происшествие с Филидором имеет лично к тебе?
– Неужели непонятно, он получил желаемое от женщины, лишь после того, как научил ее…
– Значит, все-таки научил?
– Я нет. Мне этого не понадобилось. Моя ученица решила, что лучше сократить путь к цели.
Борис Иоселевич
__________________________
без шахмат не могу |
|
|
| номер сообщения: 23-52-15187 |
|
|
|
|
ДОПИНГ
/ из записок тренера /
Июнь. Полдень. Духота, настоенная на дрожжах хамсина, огромной неподвижной массой обрушивается на плечи, уничтожая самую мысль о движении. На стадионе ни души, только я и Мириам, единственная бегунья в Израиле, женские достоинства которой находятся в приятной гармонии со спортивными, при условии, что их удастся развить, в чём я почти разуверился.
– Мириам,– без энтузиазма настаиваю я,– всего один круг. Совершим — и свободна. Преодолей себя ради нашего с тобой успеха.
Мириам лежит на пожухлой траве у края беговой дорожки, расслабленная и беспомощная. В глубине души я осознаю, ни моя настойчивость, ни её показное усердие ничего изменить не смогут. Соревнования на носу. Соперницы опытны и быстры. Я как тренер снова остаюсь у разбитого корыта. Ощущение безысходности лишь подчёркивает бессмысленность моего упрямства, но я продолжаю уговоры. И хотя в поведении моём больше безумия, чем логики, успокаиваюсь на том, что и в бреду случаются вспаханные плугом трезвости идеи.
Мириам прерывает поток моего уставшего сознания.
– Достал ты меня, Борис, честное слово, достал,– она вздыхает, устремляя куда-то вдаль затуманенный взор, а я пытаюсь разгадать, что видится ей, пьедестал почёта или другая жизнь, в которой нет места ни мне, ни спорту.– Ты как раз тот случай, когда проще согласиться, чем отказать.– Духота сплющивает слова Мириам в месиво неразличимых звуков, а мои до предела обострённые нервы не позволяют совместить их потаённый смысл с необратимой реальностью. – Отчего вы, русские, такие упорные и упрямые? Согласна, согласна,– спохватывается она, уловив мой протестующий жест, не русские, нет, а эти, как бы помягче сказать, русскоЯзыкатые израильтяне. Так вот, усвой, меня не колышет, кто будет первым на финише, я или такая же дура, как я. Я хочу жить, а не побеждать. А потому твой девиз о необходимости большой победы даже в отдельно взятом маленьком забеге, вгоняет меня в такую тоску, что задолго до старта могу предсказать его результат. Не пора ли менять?
– Что менять?– скупо соображаю я
– Или девиз, или систему тренировок.
И волоча ноги, как я свои мысли, Мириам направляется к условной стартовой черте. Меня сводит с ума набрызг иронии на созданных для поцелуев губах, но время разбрасывать камни ещё не приспело, и я ограничиваюсь выражением восторга, напоминающим плач Иакова над Рахелью. Осторожно ступая по узкой языковой тропе иврита, невразумительно бормочу, что моря покоряются смелым, а беговая дорожка — настойчивым, пытаясь тем самым удержать Мириам от бегства в спасительную иллюзию, будто мир прекрасен и без моих призывов к спортивному совершенству, чтобы с комфортом в нём обосновавшись, лишить меня не только смысла жизни, но и хлеба насущного.
В моей практике это третья попытка вытащить израильских спортсменок из болота самоуспокоенности. Предшественницы Мириам, сообразив, что можно зарабатывать ногами, не чрезмерно их утруждая, не оставили мне выбора, кроме как попытаться удержать последнюю мою надежду на коротком поводке тщеславия. Но даже несколько судорожных глотков из переполненной до отказа чаши лести не прибавили Мириам ни прыти, ни желания. И я по-прежнему был ближе к отчаянию, чем к той незабываемой минуте, когда надежды маленький оркестрик исполнит гимн страны-победительницы.
В тот роковой день, зажав в потной ладони секундомер и подавая команду глухим и отрывистым, как собачий лай, голосом, не ведал-не гадал, что мы с Мириам на гаревой дорожке запущенного стадиона ковыляем к самому высокому в мире финалу. Это казалось тем более невероятным, что плетущееся рядом со мной сухопарое создание было на грани обморока, и я с ужасом осознавал, что через сотню-другую метров она не просто остановится — упадёт.
– Я хочу тебя, Мириам,– слышу я собственный голос и, чтобы скрыть замешательство, ухожу в отрыв, спиной ощущая недоумённый взгляд, который не сводит с меня и после того, как мы снова располагаемся на отдых. В нём затаился вопрос, равносильный разгадке жизни, действительно ли я решился на признание или ей померещилось. Три вещи непостижимы для меня, хотя и других не понимаю: путь спортсменки к олимпийскому золоту и роли тренера в её успехе, а также пути мужчины к девице, рвущихся друг к другу, но не вполне осознающих этого.
– Продолжим! Решительно заявляет Мириам, возвращая меня от философской казуистики к насущным проблемам профессионального выживания. Я облегчённо вздыхаю. Причина, понятно, не в амбициях, ей совершенно чуждых, а в непредвиденном увеличении призового фонда, столь неосмотрительно мною обещанном.
Мы преодолеваем круг за кругом, и всякий раз на одном и том же месте, успокоившись и войдя во вкус, с упорством фонографа напоминаю ей о своём желании, а она оборачивается ко мне, чтобы не упустить ни словечка, не смея ни верить услышанному, ни сомневаться в нём. Моя неподатливая ученица преображается на глазах. В ней появляется свежесть, уверенность в своих силах, тело становится гибким, а шаг — стремительным. Но для меня важно не обретение ею второго дыхания, а осознание того, что только в непрерывном движении, а не в состоянии покоя, сможет разрешить одолевающие её сомнения.
Мы валимся на траву усталые, но счастливые. Мириам близко-близко придвигается ко мне, освобождаясь от прилипшей к телу майки. Грудь её волнуется, дыхание зыблется, а губы, перелистав любовный словарь, жадно приникают к таинственному источнику, неся успокоение душе, заплутавшей в пустыне страстей и честолюбий, именуемом спортом высших достижений.
Так продолжалось до самых соревнований. На тренировках мы сливались в любовном экстазе, и хотя сомнения в успехе задуманного ни на секунду не покидали меня, я, как часовая стрелка, упорно продвигался к поставленной цели. Уже первые старты подтвердили правильность избранной мною тактики. Едва я приспосабливался на облюбованном для сексуальных игр месте, как Мириам, не дожидаясь сигнального выстрела, стремительно набирала скорость на виду огорошенных соперниц и судей. Она жаждала отдаться мне, но ей была невыносима мысль, что при этом могут присутствовать посторонние.
Я ликовал: свершилось! Мой тренерский талант, основательно зарытый в каменистую почву израильского спорта, заявил о себе во всеуслышание. В этом, несомненно, утешительном выводе, черпал я силу и терпение, иначе бы не выдержал адского напряжения, связанного с каждодневным поддержанием спортивной формы моей подопечной. Но всему есть предел, и существуют известные границы. Годы славных побед и достижений не отменяли для Мириам того непреложного факта, что рано или поздно перестаёт действовать самый надёжный допинг, и спортсмен, словно поверженный полководец, слагает своё боевое знамя у ног нового кумира публики.
Им стала моя ученица Лилит.
Борис Иоселевич
__________________________
без шахмат не могу |
|
|
| номер сообщения: 23-52-15235 |
|
|
|
|
Сладкая месть
СЛАДКАЯ МЕСТЬ
/зарубежный сексуальный детектив/
Я готовился ко сну после просмотра по телевизору довольно таки гнусной истории, где убийство молодой женщины так и не было разоблачено. Какое свинство, размышлял я, показывать подобное людям. Если справедливости нет на экране, откуда ей взяться в жизни. Телефонный звонок раздался, когда я уже лежал в постели с томиком Честертона, по обыкновению заменявшим мне снотворное.
– Мистер Слокам, – услыхал я голос миссис Холидей, нудной старой карги, занимашейся благотворительностью, а потому знавшей о жителях нашего городка то, о чём сами они даже не догадывались. – Мистер Слокам, у нас несчастье.
– Не может быть! – глупо удивился я.
– Отчего же не может? – мне показалось, что миссис Холидей обиделась. – Мы ничем не хуже других.
– Да, конечно, – согласился я. – В этом смысле вы совершенно правы. А что собственно произошло?
– Вы не догадываетесь?
– Ничуть.
– Крошка Рипли…
– Ох, уж эта Рипли!
– По-вашему с ней ничего не может произойти?
– С ней? Всё, что угодно. Я не удивлюсь…
– Удивитесь, уважаемый КАК ВАС ТАМ… Весьма удивитесь. Потому что крошка Рипли мертва.
– Не может быть! – снова воскликнул я. И, дав возможность миссис Холидей истечь очередной порцией сарказмов, спросил: – Как вы думаете, кому могла понадобиться смерть этого безобидного создания?
– Об этом я хотела узнать у вас. Бедняжка покончила с собой, но это не означает, что никто не несёт ответственности за случившееся.
– Но позвольте, миссис Холидей…
– Не позволю в интересах справедливости! – последовал жёсткий ответ. – Незадолго до смерти её видели с вами.
– И что из этого следует?
– Всё, что следует, вы получите в суде. От себя скажу: вы единственный мужчина в городе, способный довести женщину до самоубийства.
У меня не было времени определять в какой степени, сказанное миссис Холидей, можно считать лестью.
– Женщину, – сказал я, – возможно, но крошка Рипли ею не была.
– Много вы знаете о тех, с кем развратничаете! – победоносно провозгласила миссис Холидей. – Она была женщиной, что и установлено экспертизой.
– Но причём здесь я.
– Ах, старый греховодник! Он, видите ли, здесь не причём. А кто мурлычет, как кот, при виде стройных ножек и смазливой мордашки?
– С моей точки зрения, у неё не было ни того, ни другого. И вообще, между мурлыканьем и убийством — дистанция огромного размера.
– Не такого огромного, как вы воображаете. Наобещали девочке золотые горы, и бедняжка растаяла, как льдинка под весенним солнцем.
То был явный намёк, и я благоразумно не стал притворяться, будто не понимаю его.
– Клянусь, миссис Холидей, я не обещал девочке ничего такого, отчего она могла бы повеситься.
– Кто вам сказал, что она повесилась?
– Вы.
– Я сказала только, что она покончила с собой.
– Но не могла же она застрелиться.
– Зато вполне могла утопиться, броситься под поезд, наглотаться снотворного. Выбор, как видите, огромный. Но вы оказались правы. Она повесилась. И это наводит меня на мысль…
– Послушайте, миссис Холидей, неужели вы серьёзно подозреваете меня?
– Какие, к чёрту, подозрения! Я уверена.
– Но для этого должны быть какие-то основания.
– Мой собственный горький опыт.
– Опять вы за старое?
– Нет ничего актуальнее старых ран. Так что не сомневаюсь, вы приложили руку к тому, чтобы сделать Рипли женщиной.
– Но ведь рукой…
– Не рукой, так чем-нибудь другим. Не ловите меня на слове, а честно признайтесь, как это было. Может ваш правдивый рассказ и мои воспоминания смягчат присяжных, и они заменят смертный приговор чем-нибудь более лёгким. В противном случае, вам предстоит знакомство с сержантом Пастерсом. Зная его крутой нрав, могу вас уверить, что у него вы не только заговорите, запоёте.
– А если я скажу, вы обещаете…
– Клянусь.
– Чем?
– Не дурите, мистер Слокам. Не вам ли знать, что женщина всегда найдёт в своей душе нечто такое, с чем расстанется без сожалений.
– У меня нет иного выхода, как вам поверить.
– Браво! Вы умнеете на глазах.
– Признаюсь, я действительно обесчестил девочку, но моей прямой вины в том нет.
– Я бы удивилась, если бы вы признали вину.
– Я ведь уже не тот, миссис Холидей, каким вы меня запомнили. А в последние годы сдал в особенности. Ничего не поделаешь, время как бремя. Так что самое большее, на что я мог рассчитывать, поцелуй или отческий шлепок по мягкому месту.
– Хорош папочка!
– Хорош или плох, к делу это не относится.
– Как же не относится, раз девочка мертва.
– Я ей сказал: «Крошка Рипли, скоро Рождество, и я могу сделать тебе подарок при условии, что»…
– Вы напомнили мне, мистер Слокам, один наш давний разговор…
– У вас отличная память, миссис Холидей.
– Не жалуюсь.
– Надеюсь, мы найдём с вами общий язык.
– Зависеть это будет только от вас.
– Я хотел, чтобы она немного побаловалась со мной. С другими у неё неплохо получалось.
– А у меня разве хуже?
– Было бы удивительно, если бы моё нынешнее и то прежнее мнение о вас совпадали.
– Неужели вы думаете, что крошку Рипли привлекали ваши мужские достоинства?
– Я старался не думать об этом и не задавать ей лишних вопросов.
– И что дальше?
– Как обычно… Вам ли слушать и мне ли рассказывать.
– Самец, развратник, бабник, маньяк, стрекозёл!
– Вы сами требовали от меня правду.
– Но не такую. И это ваша так называемая недееспособность. Сначала заманили бедняжку, а после замучили. Убийца!
– Опомнитесь, миссис Холидей!
– Убийца и сексуальный маньяк!
– Ради Бога, помолчите. Нас могут подслушать.
– Мне нечего скрывать от правосудия.
– Какая вам радость в моих несчастиях?
– Такая, что я хочу вам отомстить.
– За что?
– Он ещё спрашивает! Когда-то в молодости, когда я была не умнее крошки Рипли…
– Миссис Холидей!
– Вспомнили?
– Разве вы позволите забыть или забыться? Но смертью крошки Рипли я искупил свою вину перед вами.
– Ошибаетесь, ещё больше усугубили. Теперь, когда ваши руки в крови…
– Умоляю, миссис Холидей, не говорите так!
– Повторяю, ваши руки по горло в крови.
– Сдаюсь, делайте со мной, что хотите. Я ваш.
– Давно бы так. Ждите меня сегодня ночью.
– А может после похорон?
– Не получится. Я буду убита горем.
– Будь, по-вашему.
Миссис Холидей пришла и застала меня с перерезанным горлом. С высоты небес я, не без злорадства, взирал на то, как неумолимый сержант Пастерс допрашивает её, а она путается в показаниях и старается унять обильно льющиеся по дряблым щекам слёзы. В конце концов, она очутилась на скамье подсудимых, и эта сладкая месть оказалась самой большой моей победой, ибо, как выяснилось, крошка Рипли и не думала умирать, а вся эта история была выдумана миссис Холидей от начала до конца, хотя цель, которую она при этом преследовала, так и осталась для меня загадкой.
Борис Иоселевич
__________________________
без шахмат не могу |
|
|
| номер сообщения: 23-52-15236 |
|
|
|
|
НЕСКОЛЬКО ПСЕВДОУРОКОВ МИФОЛОГИИ
Как-то само собой сложился у меня цикл псевдомифологических стихотворений то ли с сатирической, то ли с юмористической окраской. Восприятие их впрямую зависит от душевной настроенности читающего. Охотно соглашусь с теми, кто скажет, что прежде следует разобраться в наших буднях, а не забираться /хотя бы ради шутки/ в дебри прошлого. Но, подумалось мне, читатель / коль скоро таковой сыщется/, не будет в претензии к автору, лишний раз напомнившему о существовании, уверенно расположившихся на кончике нашего слуха, таких знакомых-незнакомых имён, как-то: Геракл, Авгиевы конюшни, ящик Пандоры, Танталовы муки и им подобных. Глядишь, на первый взгляд безобидное напоминание побудит иных обратиться к справочникам и словарям.
АТТИЧЕСКАЯ СОЛЬ
Есть способ досадить
И паукам, и моли,
Прислав из Аттики
Бочонок крепкой соли.
Чтоб избежать врагов
Несметных кланы,
Аттическую соль
Просыпьте им на раны.
Друзьям и недругам
Обида будет общей,
Коль соль из Аттики
Проникнет кожи толщу.
Аттическая философия известна со времён Сократа. Центром высшей духовной деятельности того времени были Афины /Аттика/, представителями которой являлись Аристотель, Платон, Аристипп, Зенон... Отсюда и пошло выражение «аттическая соль», означающее тонкую, подчас больно ранящую, остроумную шутку.
РУСАЛКА И НИМФЫ
Как вам понравится триада:
Русалочка, наяда и дриада?
Русалка, правда что, не нимфа,
Но остальные две — фирмА.
Я всех бы трёх себе присвоил,
Но — глуп не будь — сумел усвоить,
Что нимфы, хоть они и мифы
Но безопасны не всегда.
Нимфы /иносказательно/ — женщины лёгкого поведения. Но в мифологии древних они же — полубогини, олицетворяющие природу: водяные — наяды, на суше — дриады и ореады. Русалка /в народных поверьях/ — существо в образе обнажённой женщины с длинными распущенными волосами и рыбьим хвостом, живущее в воде.
МУЗЫ
Не кончают музы вузы
И не лепят музы вазы.
Попадают музы в лузы,
Где хранятся наши фразы.
Чем изящнее и тоньше
Выражаем наши мысли,
Тем настойчивее музы
В поисках второго смысла.
Что хотел сказать поэт,
Что таится в «па» танцора,
Что пропел лихой дуэт,
Добравшись до фа мажора?
На что пьесой намекнул
Драматический писатель,
В чём историк погрешил,
Назвав глупость благодатью?
В темпе, будто на рысях,
Проникают вглубь сознанья...
Были б лучше на сносях
Или писали б завещанье.
Музы — девять дочерей Юпитера и Мнемозины / богини памяти/: Клио — муза истории, Евтерпа — лирического стихотворства, Талия — драмы и комедии, Мельпомена — трагедии, Терпсихора — танцев, Эрато — нежных любовных песен, Полимния — гимна, Урания — астрономии, Калиопа — эпоса. Их считали девственницами, хотя сомнения в их добродетели существуют. В дебрях мифологии встречаются намёки на то, что у некоторых из них были дети.
Но у муз есть ещё и другое наименование — пиэриды. Вследствие девятисуточного пребывания Мнемозины в «гостях» у Юпитера, в Пиэрии, где у них и родились перечисленные музы, девушкам дали прозвище, на сей раз по месту рождения, пиэрии.
МЕЧТА О ЦИРЦЕЕ
О том, что усилием тяжким,
Беру я у женщины клянча,
Не нахожу панацеи,
Как Сервантесова кляча.
Поэтому каждая прачка
Мне мнится подобной Цирцее,
И входит любовная скачка
В мой план достижения цели.
Когда над корытом склоняясь,
Она изгибает свой стан,
Я чувствую, что загибаюсь,
И нервным поэтому стал.
Цирцея /иносказательно/ — обворожительная, но опасная красавица. В гомеровской «Одиссее» — волшебница, превратившая спутников главного героя в свиней.
/будет продолжение/
Борис Иоселевич
__________________________
без шахмат не могу |
|
|
| номер сообщения: 23-52-15237 |
|
|
|
|
Я полагаю предыдущий пост исключительно выиграл бы в качестве, если бы опустить всю стихотворную часть и оставить прозаическую...  |
|
|
| номер сообщения: 23-52-15238 |
|
|
|
|
| avi47: Я полагаю предыдущий пост исключительно выиграл бы в качестве, если бы опустить всю стихотворную часть и оставить прозаическую... |
Не скажите. Прозаическое описание мифологических дам стандартное, почти не содержит авторских мыслей и авторского прочтения. В отличие от четверостиший.
Стихи Вам не нравятся? Что ж... Вы имеете право на свой взгляд. Тем более, что на фоне Пушкина снимается семейство или Пастернака почти никакие остальные стихи не будут слишком уж хороши... всегда найдется что то к чему можно придраться. Что же нам всем мирянам и стихов что ли не писать?
Кстати... Самое последнее было реально от души, искренне, и поэтому не вызвало протеста:
Когда над корытом склоняясь,
Она изгибает свой стан,
Я чувствую, что загибаюсь,
И нервным поэтому стал. |
__________________________
Во дни благополучия пользуйся благом, а во дни несчастья размышляй |
|
|
| номер сообщения: 23-52-15239 |
|
|
|
|
Против лома ("Вам не нравится - это Ваше личное дело. Другим нравится - они имеют право "пользоваться" своим мнением") нет приёма. Пушкина же и Пастернака не трогайте вообще. Эти стихи не на их фоне плохие. Они абсолютно плохие. Да-да! Есть такие абсолютно плохие "произведения". Н-ну попробую аналогию...
- "Как я играю?" - вопрос очень хорошего человека просто квалифицированному шахматисту, не ангелу.
- Ответ: "По-моему, вы не имеете представления о шахматах." (Мы-то с Вами знаем, что это чистая правда (Ави47))
- С МастерДовской снисходительной улыбкой:-"Это с Вашей личной точки зрения, далеко не единственно возможной. Множество людей считают, что я очень приличный шахматист, и таковым я намерен считать себя и впредь так себя и позиционировать".
И П.С. Оценивать прозаическую часть того поста столь серьёзно, как Вы, я, разумеется, тоже не собирался, а лишь хотел подчеркнуть, что поэтическая просто плоха 
П.П.С. Вошло в анналы и потому низводит ниже плинтуса понравившееся Вам четверостишие:
Дева для победы вящей,
С ложа пышного восстав,
Изогнула саой изящный,
Тазобедренный сустав. |
|
|
| номер сообщения: 23-52-15240 |
|
|
|
|
Подтверждаю, что прочитал весь Ваш поток сознания полностью.
__________________________
Во дни благополучия пользуйся благом, а во дни несчастья размышляй |
|
|
| номер сообщения: 23-52-15241 |
|
|
|
|
| masterd: Подтверждаю, что прочитал весь Ваш поток сознания полностью. |
мастерд
когда вы научитесь писать "я опять нихрена не понял" каким-нить менее пафосным способом, вы станете более годным человеком |
|
|
| номер сообщения: 23-52-15242 |
|
|
|
|
мой крепкий стих способен тленья убежать
его запомнит даже друг степей калмык
соленой лиры вирши бочками рожать
умеет сущий всяк пиит язык
как соль из аттики проникну кожи толщу
достану всех предлогами друзей
насыплю раны им паучьи мощи
и сдам стихи свои музей |
|
|
| номер сообщения: 23-52-15243 |
|
|
|
|
| masterd: Подтверждаю, что прочитал весь Ваш поток сознания полностью. |
 |
|
|
| номер сообщения: 23-52-15244 |
|
|
|
|
saluki: | masterd: Подтверждаю, что прочитал весь Ваш поток сознания полностью. |
мастерд
когда вы научитесь писать "я опять нихрена не понял" каким-нить менее пафосным способом, вы станете более годным человеком |
Ну, я бы не утверждал, что это условие достаточно для изменения статуса персонажа как человека, но как участника форума - это стопроцентно. |
|
|
| номер сообщения: 23-52-15245 |
|
|
|
|
| saluki: когда вы научитесь писать "я опять нихрена не понял" каким-нить менее пафосным способом, вы станете более годным человеком |
Когда человек просто пишет стихи, он стремиться возвыситься лишь над собою вчерашним, талантлив ли он это уже второй вопрос, не такой уж важный.
А некоторые субъекты, лишь надуваются как индюки и размахивают крыльями, пытаясь хоть как то возвыситься над окружающими. Поэтому мнение подобных фигурантов о чем либо - не представляет большой ценности.
__________________________
Во дни благополучия пользуйся благом, а во дни несчастья размышляй |
|
|
| номер сообщения: 23-52-15246 |
|
|
|
|
| maycheat: |
И правильно. Просто улыбайтесь. 
Есть мудрое изречение Вами управляет тот, кто вас злит. Когда кто то разносит негатив и злость вокруг себя, он становится управляемой марионеткой... постепенно превращается в куклу.
Когда Вы улыбаетесь - Вы управляете своим настроением и мыслями самостоятельно.
Это было хорошо. Удачная пародия это самый лучший способ показать, что чьи то стихи возможно имеют недостатки. Респект и всяческая уважуха Вам, почтенный уважаемый Рудольф за столь бережное и уважительное отношение к тем, кто впервые приходит пообщаться на чесспро.
__________________________
Во дни благополучия пользуйся благом, а во дни несчастья размышляй |
|
|
| номер сообщения: 23-52-15247 |
|
|
|
|
postorony ветеран,
в свое время Семен даже придумал название для ветки юзера postorony -
"советы постороннего" |
|
|
| номер сообщения: 23-52-15248 |
|
|
|
|
masterd: | maycheat: |
И правильно. Просто улыбайтесь.
Есть мудрое изречение Вами управляет тот, кто вас злит. Когда кто то разносит негатив и злость вокруг себя, он становится управляемой марионеткой... постепенно превращается в куклу.
Когда Вы улыбаетесь - Вы управляете своим настроением и мыслями самостоятельно.
Это было хорошо. Удачная пародия это самый лучший способ показать, что чьи то стихи возможно имеют недостатки. Респект и всяческая уважуха Вам, почтенный уважаемый Рудольф за столь бережное и уважительное отношение к тем, кто впервые приходит пообщаться на чесспро. |
вам/тебе  печать
 |
|
|
| номер сообщения: 23-52-15250 |
|
|
|
|
| maycheat: вам/тебе печать |
Спасибо.
Вещь полезная - пригодится
__________________________
Во дни благополучия пользуйся благом, а во дни несчастья размышляй |
|
|
| номер сообщения: 23-52-15251 |
|
|
|
|
masterd: | saluki: когда вы научитесь писать "я опять нихрена не понял" каким-нить менее пафосным способом, вы станете более годным человеком |
Когда человек просто пишет стихи, он стремиться возвыситься лишь над собою вчерашним, талантлив ли он это уже второй вопрос, не такой уж важный.
А некоторые субъекты, лишь надуваются как индюки и размахивают крыльями, пытаясь хоть как то возвыситься над окружающими. Поэтому мнение подобных фигурантов о чем либо - не представляет большой ценности. |
Господа! Вам предлагается новый взгляд на структуру общества:1. Люди, просто пишущие стихи (как они это называют), одним этим фактом доказывающие своё постоянное совершенствование и большую ценность, и которым по этому случаю рекомендуется докучать прочему миру своим продуктом. 2. Люди, просто стихов не пишущие, с которыми предстоит ещё разобраться, но им, вероятно, дозволено не считаться унтерменшами, хотя для верности желательно было бы представить парочку рифмованных строк, не уступающих по возвышенности (и, разумеется, пародийности)
«Я не поэт, но знайте.
Совсем по ночам не сплю.
Сегодня кем хотите называйте меня.
Но завтра из меня выйдет
что-нибудь».
3. Некоторые субъекты, которых на единственном основании, что они позволили себе заявить, будто бы в нашем обществе утончённой поэтической культуры существуют плохие стихи, истинные знатоки поэзии определяют в надувающиеся индюки, точно знают, что те пытаются сделать, и оценивают их мнение с точки зрения своего мнения, которое не подтверждено хоть какой-то аргументацией, как это принято в нормальной полемике. |
|
|
| номер сообщения: 23-52-15252 |
|
|
|
|
 арт.:
postorony ветеран,
в свое время Семен даже придумал название для ветки юзера postorony -
"советы постороннего" |
Арт, Вы знаете, как я Вас уважаю (впрочем, откуда Вам знать, но и Балаганов ничего не знал об отношении к нему Паниковского, до этого обращения  ), но это факт. Вы знаете, как я уважал и уважаю Старого Семёна. Но если Вы будете утверждать, что Ленин - это псевдоним Старого Семёна (или наоборот), то я потребую, чтобы Вас включили в состав авторов очередного издания "Истории КПСС" с непредсказуемыми для Вас и для себя последствиями |
|
|
| номер сообщения: 23-52-15253 |
|
|
|
|
| адекватное отношение к уединенному графоманству - или лайкать, или проходить мимо, пмм. |
|
|
| номер сообщения: 23-52-15254 |
|
|
|
|
| avi47:Некоторые субъекты, которых на единственном основании, что они позволили себе заявить, будто бы в нашем обществе утончённой поэтической культуры существуют плохие стихи, истинные знатоки поэзии определяют в надувающиеся индюки, точно знают, что те пытаются сделать, и оценивают их мнение с точки зрения своего мнения, которое не подтверждено хоть какой-то аргументацией, как это принято в нормальной полемике. |
Вообще когда пишу про индюка и крылья, как правило подразумеваю совсем не Вас а одного и того же форумчанина, которому и отвечал. Но раз уж Вы восприняли текст про индюка как характеристику самого себя? Каждый сам решает какие ассоциации лучше всего его характеризуют. Не решусь с Вами спорить. Вы себя знаете лучше...
PS Почему я вообще влез в эту дискуссию? Возможно придется объясниться.
Мне обычно не мешают стихи, которые возможно не хороши. Просто их пропускаю и иду дальше по жизни туда где есть хорошие стихи. Если кто то считает себя поэтом и прозаиком? Да ради Бога. Пусть люди считают себя творцами, мне не жалко для них пьедесталов. Пусть лучше люди сочиняют стихи, чем гуляя собачек на улице, оставляют какашки. Пусть лучше люди сочиняют стихи, чем бьют детей или подло предают доверившихся им женщин. Неважные стихи - совсем не грех. В отличие от очень многого другого, реально гадкого, что делают люди на нашей планете.
А вот когда я вижу что кто то берется публично в глаза судить и осуждать чьи то произведения? Вот у критика всегда хочется спросить, а что он собственно знает и умеет сам? На каком собственно основании, он, критик, судит другого человека, кто ему дал такое право?
И когда мне вот как то не попались достойные произведения этого критика, когда нет информации о его научных степенях и хорошо известных публикациях в филологии, в литературоведении - возникает обоснованное предположение... а что, если данный критик на самом деле просто бездарность, которая пытается возвыситься за счет того, кого он считает графоманом? Это примерно как Паниковский радовался, что Берлага еще более жалок чем он сам.
Попытки одного человека возвыситься за счет другого без достаточных на то оснований - не считаю возможными, поэтому и вступил в дискуссию. Как то так.
==========
Другое дело Рудольф и его пародия на создателя темы.... О, это был фонтан юмора и здорового отношения к жизни и к собеседникам по форуму. Браво уважаемый Рудольф, примите пожалуйста уверения в полнейшем к Вам почтении - ходил бы в шляпе, снял бы перед Вами шляпу.
__________________________
Во дни благополучия пользуйся благом, а во дни несчастья размышляй |
|
|
| номер сообщения: 23-52-15255 |
|
|
|
|
| Вообще когда пишу про индюка и крылья, как правило подразумеваю совсем не Вас а одного и того же форумчанина, которому и отвечал. Но раз уж Вы восприняли текст про индюка как характеристику самого себя? Каждый сам решает какие ассоциации лучше всего его характеризуют. Не решусь с Вами спорить. Вы себя знаете лучше... |
Неужели Вам не стыдно такие дешёвые приёмы применять. И ведь не в первый раз. Уже могли бы разглядеть ничтожность такого "поворота" в споре  |
|
|
| номер сообщения: 23-52-15256 |
|
|
|
|
В этом форуме есть масса собеседников, чьим мнением весьма дорожу и с которыми общаюсь чрезвычайно бережно, чтобы их случайно не обидеть и не задеть их болевых точек.
Несмотря на то, что Вы не относитесь к их числу, можете быть уверены, что найду время прочитать Ваши посты, обращенные ко мне, поскольку этого требует сетевой этикет. Но не более того.
PS Если у Вас ко мне не осталось вопросов? Предлагаю покинуть тему и предоставить возможность ее создателю и далее публиковать в ней то, что он считает нужным.
__________________________
Во дни благополучия пользуйся благом, а во дни несчастья размышляй |
|
|
| номер сообщения: 23-52-15257 |
|
|
|
|
| Вот у критика всегда хочется спросить, а что он собственно знает и умеет сам? На каком собственно основании, он, критик, судит другого человека, кто ему дал такое право? |
И опять! Ну что за примитивные рассуждения? Сколь бы часто я ни расходился с Вами во мнениях, я должен признать, что какая-то своя логика, основанная на том, что можно считать аргументами у Вас зачастую существует. А тут, можно сказать, паралич мозга! Какой, у чёрта, билет Союза писателей вместе с томом "Избранного" я должен Вам предъявлять? Вот вам чей-то опус. Вот Вам мой и Ваш жизненный опыт и культурный багаж. Вот Вам огромный мировой ресурс поэзии и учебники литературы и литературоведения. Вот Вам блестящие научно- и общепопулярные издания сотен прекрасных авторов на тему: "Как пишут стихи", начиная с азов РЕМЕСЛА.(ПОЭЗИИ, конечно, не научишь) И вот Вам проза Постороннего (я не имею ввиду сопроводиловки к мифам ) и его "стихи". И что, Вы не видите невооружённым глазом пропасть между мастерством (пусть это сильно сказано) Постороннего-прозаика и Постороннего-"поэта"? И Вы не видите бездны между качеством виршей Постороннего и качеством стихов, просто написанных по элементарным канонам с соблюдением размера и рифмы без кошмарного косноязычия, нарушения норм грамматики, не вызванного никакой необходимостью (и не надо про иронию, пародийность "стилизацию" и ещё, бог знает что ?) Похвала будет двусмысленной, но наш Старик по сравнению с поэтом Посторонним - это-таки Пушкин и Пастернак в одном флаконе. (Дарю как заготовку для стиха) Вот как-то так, как Вы любите говорить |
|
|
| номер сообщения: 23-52-15258 |
|
|
|
|
| арт.: адекватное отношение к уединенному графоманству - или лайкать, или проходить мимо, пмм. |
Ну, что я такого сделал?  Просто отметил, что стихотворец-Посторонний очччень уступает прозаику. И возомнил, что это моё мнение как-то поможет Маэстру определиться или усовершенствоваться. А они как насели! |
|
|
| номер сообщения: 23-52-15259 |
|
|
|
|
| avi47: И что, Вы не видите невооружённым глазом пропасть между мастерством (пусть это сильно сказано) Постороннего-прозаика и Постороннего-"поэта"? |
Вижу конечно разницу, возможно и не хуже Вас. Но полностью согласен в вопросе отношения к подобным стихам с Артом. Или лайк. Или идти мимо.
как то так.
__________________________
Во дни благополучия пользуйся благом, а во дни несчастья размышляй |
|
|
| номер сообщения: 23-52-15260 |
|
|
|
|
masterd: | avi47: И что, Вы не видите невооружённым глазом пропасть между мастерством (пусть это сильно сказано) Постороннего-прозаика и Постороннего-"поэта"? |
Вижу конечно разницу, видимо не хуже Вас. Но полностью согласен в вопросе отношения к подобным стихам с Артом. Или лайк. Или иду мимо.
Добавить к его словам мне нечего. |
А что же Вы не руководствуетесь этим правилом в других случаях? Я уж не говорю, что все предыдушие выступления свидетельствовали о том, что Вы этой разницы абсолютно не видели |
|
|
| номер сообщения: 23-52-15261 |
|
|
|
|
| avi47: А что же Вы не руководствуетесь этим правилом в других случаях? Я уж не говорю, что все предыдушие выступления свидетельствовали о том, что Вы этой разницы абсолютно не видели |
Я зашел в тему уже после Вас только для того, чтобы защитить право человека на то, что он считает творчеством. Пусть себе человек пишет стихи и пусть он считает их хорошими. Это ни разу не грех.
Если мы с Вами друг друга полностью поняли?
Предлагаю покинуть тему.
__________________________
Во дни благополучия пользуйся благом, а во дни несчастья размышляй |
|
|
| номер сообщения: 23-52-15262 |
|
|
|
|
| арт.: адекватное отношение к уединенному графоманству - или лайкать, или проходить мимо, пмм. |
Или самому написать пародию на "стихи графомана". Естественно, любительскую пародию, так как писать пародию на графомана профессионалу-"Не царское это дело"(ц). |
|
|
| номер сообщения: 23-52-15263 |
|
|
|
|
masterd: | saluki: когда вы научитесь писать "я опять нихрена не понял" каким-нить менее пафосным способом, вы станете более годным человеком |
Когда человек просто пишет стихи, он стремиться возвыситься лишь над собою вчерашним |
ну а нет - так нет |
|
|
| номер сообщения: 23-52-15264 |
|
|
| |
|
|
|
|
|
|
|
| Copyright chesspro.ru 2004-2024 гг. |
|
|
|
