|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Понятно, но несогласен. Толстой высказался по поводу всей статьи, т е в частности, если нет оговорки, и по поводу эпиграфа.
Радует, что Вы наконец то собираетесь приступить к тому, что написала Воронцова. Представьте себе, что если бы мы вместо творчества Пушкина, Лермонтова, Достоевского разбирали бы их жизнь и личность.
О них можно сказать куда больше и горячее, чем о Воронцовой. А зачем?
Одна история с самоубийством(чем фактически была его дуэль) Лермонтова или отношения Пушкина с Воронцовым внушают такое отвращение к личности "героев", что куда там Воронцовой с её мaнией величия или там рекламным экстазом.
Снова - а зачем? |
|
|
номер сообщения: 85-5-770 |
|
|
|
Grigoriy: Представьте себе, что если бы мы вместо творчества Пушкина, Лермонтова, Достоевского разбирали бы их жизнь и личность. |
Уважаемый Grigoriy, Пушкина и Достоевского уже "разобрал" литераратуровед Б. Бурсов -
"Судьба Пушкина".
"Личность Достоевского (роман-документ)".
Да и не только он.
Неужели Вы не знали?
Я не Станиславский, но посмею вслед за ним воскликнуть:
"Не верю!"
Кстати о Лермонтове есть неплохая книга Эммы Герштейн (подруги Мандельштамов и Ахматовой - это так, на всякий случай).
Не поленитесь,возьмите в библиотеке.
Не стоит только на "вересаевых" глаза "ломать". |
|
|
номер сообщения: 85-5-771 |
|
|
|
Если я вспомню о себе лично, то тоже найдётся такого ... Важно творчество и мысли. А за жизнь они пусть с Богом рассчитываются. |
|
|
номер сообщения: 85-5-772 |
|
|
|
Grigoriy: Если я вспомню о себе лично, то тоже найдётся такого ... Важно творчество и мысли. А за жизнь они пусть с Богом рассчитываются. |
Плюс один.:-) |
|
|
номер сообщения: 85-5-773 |
|
|
|
Продолжим.
Прежде чем изложить свои довольно таки вздорные построения, Воронцова от «дураков» переходит к профессионалам.
Автор чистосердечно признается, что не знает, «каким местом думают литературные критики, а также писатели, а также поэты, а по большому счету и литературоведы всех мастей в момент написания какой-нибудь своей критико-литературоведческой статьи».
Вывод однозначен - не тем, которым обычно принято думать, а тем, на котором сидят.
Особенно ей не нравится фраза Сергея Довлатова: «Самое большое несчастье моей жизни - гибель Анны Карениной».
Не ожидала она от него такой «пошлости».
«Ну да,- восклицает наша рассерженная дама, - допился человек, чуть ли не до цирроза печени, а вот нет у него других несчастий в жизни, кроме как гибель Карениной!..».
К «пошлости» Довлатова добавляется «фальшь» и «пошлость» Владимира Набокова, он ей еще более ненавистен, чем Довлатов - видимо, из-за «фальши».
«Меня кидало в дрожь возмущения, - делится с читателями своими эмоциями литературопсихолог, - когда я читала в его лекции, что Анна… «очень добрая, глубоко порядочная» женщина, что "честная несчастная Анна" "обожает своего маленького сына, уважает мужа" - и так далее и тому подобная ложь».
Оставляю на совести Воронцовой «цирроз» Довлатова, до которого он «допился», лишь вкратце остановлюсь на его высказывании об Анне. Можно по-разному трактовать эту фразу, но что-что, а вот пошлости я там ни на грамм не вижу. Очевидно, мы по-разному с Воронцовой понимаем – что такое пошлость. Не вдаваясь в разъяснения - свое «Соло на ундервуде» Довлатов исполнил и не самым худшим способом в отличие от автора «Не божьей твари» - спрошу только, но не у нее, у читателей, а как быть с фразой Пушкина: «Над вымыслом слезами обольюсь!»?
Друзья- декабристы уж какой год в Сибири каторгу отбывают, на носу свадьба с Натальей Гончаровой, а он, понимаете ли, над вымыслом слезы льет, нет у него других "несчастий" в жизни, чтобы слезами обливаться!
Нехорошо как-то!
Что же касается Набокова, то от кого угодно могла ожидать такой трактовки Анны г-жа Воронцова, но от доктора французской и русской литературы в Кембриджском университете..?
Да никогда в жизни!
От профессора русской и европейской литературы в Корнельском университете..?
Увольте!
Скорее всего, это не доктору и профессору на язык пришло, а исследователю в музее зоологии при Гарвардском университете (коим В.Н. стал в 1942 году) и страстному любителю ловли бабочек, а еще и любителю составлять шахматные задачи.
Кстати, почему не представить коллизию, в которую попала Анна, как шахматную задачу? Каренин – король, она – королева, Вронский – офицер ну и т.д. Только в разыгранной Толстым партии в патовую ситуацию попадает не король, а королева, это ей некуда больше ходить, единственный оставшийся ход – в никуда, "ничьей" не происходит и произойти не может, потому что не автор, а жизнь ставит "мат" Анне.
Но я отвлекся, а Воронцова тем временем пригвождает бедного В. В. Набокова к позорному столбу: «Каким же надо было быть поверхностным читателем, чтобы увидеть в романе Толстого «Анна Каренина» все с точностью до наоборот!» Я не против спора с автором «Защиты Лужина», «Приглашения на казнь», «Отчаяния» и еще полутора десятков других замечательных романов, ставших явлением не только русской или американской литературы – мировой, а по совместительству профессора двух литератур в не самом последнем университете Америке, если этот спор, аргументированный и доказательный, и ведется не только на уровне мнений, из двух которых - самое верное мое.
Воронцова считает, что в «Анне Карениной» - все наоборот.
Но почему?
Отвечаю: потому что Наталья Воронцова так видит.
Но Владимир Набоков видел по-другому.
И оба поведали об этом «городу и миру».
Что из этого следует?
Если читатель N самостоятелен в своих воззрениях на мир и человека в мире, и у него есть свое понимание произведения, он может обратиться к авторитетам, дабы узнать, что думают об этом произведении эти самые авторитеты. Сопоставив мнения, такой читатель может согласиться с другой точкой зрения, может не согласиться, а может что-то и принять во внимание – все зависит от личного жизненного опыта, опыта читательского, степени внушаемости и от собственного понимания тех или иных человеческих проблем.
Если у другого читателя - NN - нет своего понимания романа и его героев, у него может возникнуть желание обратиться к людям, более сведущим в литературе (а, может, и жизни), сверяясь с тем, что думают на этот счет они. И такой читатель, как правило, неосознанно становится на их точку зрения.
Вопрос в том – кто для такого читателя является авторитетом?
В зависимости от некоторых факторов для одних в авторитетах ходит школьный учебник, для других – Набоков, а для третьих – Воронцова.
Не буду рассматривать всю совокупность этих факторов. Выделю три, а именно: если читатель NN хоть немного, но образован, обладает зачатками культуры и некоторыми проблесками ума – в свои авторитеты он изберет профессора Корнельского университета Владимира Набокова, понимавшего толк в литературе и жизни автора «Лолиты», а не «литературопсихолога» из ЖЖ Наталью Воронцову, автора «Краткой лекции перед оргазмом».
Полагаю, что тот, кто испытал хоть однажды это самое чувство, ни в каких лекциях не нуждается – ни в длинных, ни в коротких. А вот в чтении «Лолиты» – да. Хотя бы потому, чтобы узнать, что слово «нимфетка», о котором он, возможно, когда-нибудь слышал, придумано Набоковым – оно вошло в русский язык и там осталось.
А вот что останется от Воронцовой – большой вопрос. |
|
|
номер сообщения: 85-5-774 |
|
|
|
Простодушным и неискушенным читателям Воронцова навешивает лапшу на уши, да простят мне посетители «Парка культуры» такой сленг.
Вопрос - можно ли любить сына, уважать мужа и испытывать страсть к человеку, которого любишь, каждая женщина решает для себя по-своему.
И пути решения – этой весьма непростой проблемы - тоже.
Анна сочла для себя ситуацию тупиковой, из которой был один-единственный выход – броситься под поезд. Что она и сделала. И такой поступок о многом говорит об этой натуре. Возможно, другая героиня другого автора (в другое время) в ее ситуации, нашла другой выход и поступила иначе.
Об этом тоже можно долго рассуждать и спорить, но Толстой в силу логики характера своей героини бросил, как кто-то остроумно выразился, ее на рельсы.
Не успели еще остыть страсти романных героев, как вскипели читательские страсти.
Надо сказать, что русский читатель был всегда пристрастен, строго и нелицеприятно судил и авторов, и героев, литературу воспринимал не как отражение жизни – как саму жизнь. Так сложилось – в силу своей истории Россия была литературоцентричной страной.
Не успели еще первые главы романа остыть от типографской краски, как на его счет высказались Фет, Лесков, Страхов.
Прочитанные главы привели этих проницательных читателей в восхищение. Откликнулись на них Тургенев, Достоевский и Стасов. Тоже понимавшие толк в литературе. Но в отличие от «первой тройки», этих знатоков первые главы романа разочаровали.
Ну а Салтыков-Щедрин просто смешал роман с грязью, назвав его «коровьим».
В письме к литературному критику и своему знакомцу П. В Анненкову он иронизирует: «Вероятно, вы читали роман Толстого о наилучшем устройстве быта детородных частей. Меня это волнует ужасно».
Для Михаила Евграфовича ужасно было «видеть перед собой фигуру безмолвного кобеля Вронского». Он подчеркивает: «Мне кажется это подло и безнравственно».
Для него: «Ужасно думать, что ещё существует возможность строить романы на одних половых побуждениях».
Давайте разбираться.
Толстой и Салтыков-Щедрин были писатели-антиподы, писатели-антагонисты. Первый - художник-моралист, художник-философ, сиюминутное сопрягал с вечным, понимавший, что одними обличениями действительность не переделать, не говоря уж о человеке.
Другой - художник-сатирик, разоблачитель и обличитель, пытавшийся словом здесь и сейчас переделать и действительность, и человека.
Разного плана художники, разные подходы к жизни, разные цели, соответствующая этика и эстетика.
Салтыков-Щедрин, дабы умалить значимость толстовского романа, хотел написать свой ответ «Анне Карениной» - пародийную повесть «Влюблённый бык». Но когда прочел сочинение яснополянского затворника целиком, идею эту оставил. Понял, что трактовать «Анну Каренину» как любовно-благонамеренный роман было бы несправедливо.
Знаете, в чем отличие Салтыкова-Щедрина от Воронцовой-Юрьевой?
Правильно – Щедрину претил Вронский («влюбленный бык»), Юрьевой – Анна («не божья тварь»)
Но не только.
Государственный чиновник-демократ Михаил Салтыков пристегнул к роману «политику»: «И ко всему этому прицепляется консервативная партия, которая торжествует. Можно ли себе представить, что из коровьего романа Толстого делается какое-то политическое знамя?» (из того же письма к Анненкову).
А Наталья Воронцова приписывает Анне свои доморощенные комплексы:
«Жалость к себе - единственное искреннее чувство Карениной, все остальные ее переживания фальшивы. Она буквально одержима жалостью к себе - и полным отсутствием жалости к другим… Жалость к себе позволяет ей бесконечно оправдывать себя - бесконечно обвиняя других и намеренно вызывая в них устойчивое чувство вины. По неизменному мнению Карениной, во всех ее несчастьях всегда виноваты все, кроме нее. Она вообще делает всё, чтобы избежать ответственности за свои собственные поступки и при первой же возможности сваливает эту ответственность на другого - того, кто по доверчивости имел неосторожность полюбить ее или по врожденной порядочности взялся ей помочь». |
|
|
номер сообщения: 85-5-775 |
|
|
|
Между тем читающая публика мгновенно разделилась на две «партии» – «защитников» и «судей» Анны.
К слову – прочтение романа НВ заставляет думать, что по сравнению с читателями и критиками XIX века она сделала шаг вперед – наш «исследователь» выступает в роли прокурора.
Вот приговор Воронцовой:
«Собственно, превосходство над всеми и безоговорочная власть над жертвой - это и есть единственная жизненная цель Карениной. Это все, что ее интересует и к чему она стремится по-настоящему».
Но Анна - не подсудимая, да и я не адвокат. Она всего лишь – литературная героиня. А я – в данном случае – читатель «эссе», наделавшего столь много шума в инете.
Скажу только, что во времена Толстого никому из читателей романа такая трактовка и в голову не приходила.
Одним из самых обсуждаемых в обществе вопросов был вопрос о женской эмансипации.
Сторонники этой самой эмансипации нисколько не сомневались в правоте Анны и были весьма не довольны трагическим финалом – гибелью героини. Некоторые особо наивные и впечатлительные вопрошали: «За что?»
«Толстой очень жестоко поступил с Анной, заставив ее умереть под вагоном, не могла же она всю жизнь сидеть с этой кислятиной Алексеем Александровичем» - говорили зачитывавшиеся романом девушки-курсистки.
Узнав об этом отзыве, ЛН заметил одному из своих собеседников: «Это мнение напоминает мне случай, бывший с Пушкиным. Однажды он сказал кому-то из своих приятелей: «Представь, какую штуку удрала со мной моя Татьяна! Она — замуж вышла. Этого я никак не ожидал от нее». То же самое и я могу сказать про Анну Каренину. Вообще герои и героини мои делают иногда такие штуки, каких я не желал бы: они делают то, что должны делать в действительной жизни и как бывает в действительной жизни, а не то, что мне хочется».
Неистовые сторонники «свободы чувства» (синоним сегодняшней «свободы любви») считали уход Анны от мужа и сына делом столь простым и легким, что прямо-таки недоумевали: чего это толстовская героиня так мучается, что ее так гнетет? Ну, завела любовника, ну, уехала с ним в Италию, чего в этой жизни не бывает!
Но в России, кроме «плюс – минус», «праведник и безбожник», «красное и черное» - существовали еще и другие мнения.
Русские барышни, разделявшие взгляды и идеи революционеров-народников ставили в упрек Анне не то, что она решила вырваться из «паутины лжи и обмана», бросить ненавистного мужа и бежать с любовником за границу - в этом ее праве никто не сомневался. Для них примером служили Вера Фигнер, Софья Перовская или Анна Корвин-Круковская, и они шли дальше – упрекали бедную Анну за то, что она целиком пожила свою жизнь на борьбу за личное счастье, в то время как надо было всю свою жизнь положить на борьбу за счастье народа. Не нравилась им Анна – личное в ней заслонило общественное.
Хотелось наоборот. |
|
|
номер сообщения: 85-5-776 |
|
|
|
Собственно говоря, все споры и дискуссии в художественной сфере – сфере искусства, будь то литература, театр или кино ведутся именно на уровне мнений.
Спорящие интуитивно исходят из своих представлений о жизни, из своей картины мира, политических взглядов и своего темперамента, и, исходя из всего этого, оценивают те или иные поступки героев – подсознательно отождествляют себя с ними - я бы сделал так-то и так-то (оставляю сейчас в стороне эстетику, художественные средства выражения, т. е. язык, формальные приемы и т.д. и т.п.).
Ну а жизнь, как и кино или литература, есть предмет восприятия и толкований. И то, и другое у разных людей - разные. Только не следует смешивать искусство и жизнь. Все-таки это вещи весьма отличные друг от друга.
Что же касается г-на Владимира Набокова, то это его пригласили преподавать литературу в Корнельский университет (в Кембридже лекции никогда не читал, там ему была присвоена в 1922 году степень доктора французской и русской литературы), а вот г-жу Наталью Воронцову-Юрьеву даже в Шуйский педтехникум на пушечный выстрел не подпустят – не тот уровень!
Так чего уж там ловить автора «Не божьей твари» на фактических ошибках, передержках, элементарном передергивании – достаточно того, что есть.
Надеюсь, понятно, что я не подвергаю сомнению право на любую трактовку любого классического или современного произведения – «голубую», «розовую» или выполненную с любых других позиций, в смысле политической, общественной или иной другой принадлежности.
Человеческое сообщество представляет собою мир мнений, живущее в мире мнений. Об этом еще в 1967 году писал выдающийся российский философ и социолог Борис Грушин в книге, которая так и была озаглавлена: «Мнения о мире и мир мнений».
И каждый человек волен высказывать свое мнение о том или ином предмете. В том числе и о произведениях искусства. Но мне кажется, что прежде чем высказывать свою точку зрения на то или иное произведение и тем более давать свою трактовку, необходимо хоть немного быть осведомленным в той области, о которой идет речь. Иначе можно попасть в глупое или смешное положение.
Что, впрочем, почти одно и то же.
Вот характерный пример, имеющий непосредственное отношение к нашему разговору. Представьте на секунду - роман прочитал новоиспеченный падонок, его заключение будет кратким и жестким: "тема ...ли не раскрыта"
Между прочим, в искусстве редко бывает 2*2=4, чаще – 5, 7 и 13. Потому что искусство не теорема Пифагора, доказанная однажды и навсегда.
Любое талантливое произведение – повод для дискуссий и самых разных толкований и истолкований – каждый выбирает, как писал Юрий Левитанский по другому поводу - для себя.
Позволю заметить:
и по себе. |
|
|
номер сообщения: 85-5-777 |
|
|
|
Я думаю, что уместно в рамках завязавшейся дискуссии по треду, выслушать суждение о спорах самого Толстого.
Во-первых, он имеет к этой дискуссии непосредственное отношение. А во-вторых, принято ссылаться на авторитеты. Так делают многие. Я ничем не хуже.
Вот это мнение, которое в романе выражает Левин, во многом, но не во всем - alter ego автора.
«Он сейчас уже и без малейшего усилия исполнял то обещание, которое он дал ей, - всегда думать хорошо про всех людей и всегда всех любить. Разговор зашел об общине, в которой Песцов видел какое-то особенное начало, называемое им хоровым началом. Левин был не согласен ни с Песцовым, ни с братом, который как-то по-своему и признавал и не признавал значение русской общины. Но он говорил с ними, стараясь только помирить их и смягчить их возражения. Он нисколько не интересовался тем, что он сам говорил, еще менее тем, что они говорили, но только желал одного — чтоб им и всем было хорошо и приятно. Он знал теперь то, что одно важно…»
В дверях Кити спрашивает Левина: «Что за охота спорить? Ведь никогда один не убедит другого»
Левин в ответ: «Да, правда, большею частью бывает, что споришь горячо только оттого, что никак не можешь понять, что именно хочет доказать противник».
И дальше Толстой пишет: «Левин часто замечал при спорах между самыми умными людьми, что после огромных усилий, огромного количества логических тонкостей и слов спорящие приходили, наконец, к сознанию того, что то, что они долго бились доказать друг другу, давным-давно, с начала спора, было известно им, но что они любят разное и потому не хотят назвать того, что они любят, чтобы не быть оспоренными. Он часто испытывал, что иногда во время спора поймешь то, что любит противник, и вдруг сам полюбишь это самое и тотчас согласишься, и тогда все доводы отпадают, как ненужные; а иногда испытывал наоборот: выскажешь, наконец, то, что любишь сам и из-за чего придумываешь доводы, и если случится, что выскажешь это хорошо и искренно, то вдруг противник соглашается и перестает спорить. Это-то самое он хотел сказать.
Она сморщила лоб, стараясь понять. Но только что он начал объяснять, она уже поняла.
- Я понимаю: надо узнать, за что он спорит, что он любит, тогда можно...»
Как говорится, могут быть и другие мнения. Но прислушаться к суждению Толстого, полагаю, небесполезно.
Между прочим, любимой картиной ЛН была картина художника Николая Ге «Что есть истина»
Толстой всю жизнь мучился этим вопросом, отвечал на него в романах, в пьесах, религиозно-философских трактатах и статьях, и, конечно же, в сочинениях «В чем моя вера» и «Исповедь».
Нашел ли окончательный ответ?
Я не знаю.
Я знаю, что все человеческие пути ведут в тупик.
Для Толстого это была станция Астапово Рязано-Уральской железной дороги.
Кто из нас знает, где прервется его колея? |
|
|
номер сообщения: 85-5-778 |
|
|
|
Воронцова текст романа Толстого не домысливает и не осмысливает, она фантазирует:
«Вронский в очередной раз предлагает – и Анна соглашается. Они едут к Вронскому, и там, трепеща и предвкушая, она позволяет себя раздеть, а потом и уложить на диван».
Нет такой сцены у Льва Николаевича.
У Толстого так:
«То, что почти целый год для Вронского составляло исключительно одно желанье его жизни, заменившее ему все прежние желания… было удовлетворено. Бледный…он стоял над нею и умолял успокоиться, сам не зная, в чем и чем.
Анна! Анна!- говорил он дрожащим голосом.- Анна, ради Бога!..
Но чем громче он говорил, тем ниже она опускала свою когда-то гордую…теперь же постыдную голову, и она вся сгибалась и падала с дивана, на котором сидела, на пол, к его ногам; она упала бы на ковер, если б он не держал ее».
Писатель был довольно целомудренным в своих романах, да и в России XIX века в литературе как-то обходились без откровенных постельных сцен - предпочитали жизнь. В которой сам граф помял немало деревенских девок, правда, до женитьбы на 18-летней Сонечке Берс, которая поначалу отчаянно ревновала мужа к его прошлому.
Вот некоторые записи из дневника Толстого.
В 1851 г. он записывает: «Я никогда не был влюблен в женщин.- Одно сильное чувство я испытал только, когда мне было 13 или 14 лет… но мне хочется верить, чтобы это была любовь».
Знаете, кто был предмет любви маленького графа?
«Толстая горничная, - пишет ЛН и в скобках добавляет, - правда, очень хорошенькое личико»
После возвращения с Кавказа повзрослевший граф влюбляется в крестьянку Аксинью Базыкину.
9 февраля 1858 г. в дневнике появляется такая запись: «Чудный Троицын день… Видел мельком Аксинью. Очень хороша. Все эти дни ждал тщетно. Нынче в большом старом лесу, сноха, я дурак… Я влюблен, как никогда в жизни. Нет другой мысли. Мучаюсь. Завтра все силы» .
А ровно через три месяца - 9 мая: «О Аксинье вспоминаю только с отвращением…».
Не будем гадать, что там, в лесу, произошло и почему яснополянский помещик разлюбил яснополянскую крестьянку, но из записи 9 октября (какая-то мистическая цифра для ЛН) видно, что любовь прошла, страсть осталась: «Аксинью продолжаю видеть исключительно...»
Чувство к Аксинье стало движителем к написанию «Идиллии» и «Тихона и Маланьи», которые остались незавершенными.
Все увлечения кончились в 1862 году, в после женитьбы на Софье Берс.
Я все к тому, что нельзя смешивать литературу с действительностью. Литература – это и отражение ее, и сочинение другого мира, другой реальности. Той, которая существует в воображении писателя.
Ну а как разнится «поэзия и правда», хорошо видно из этого сюжета.
В феврале 1828 года Пушкин замечает своему приятелю Соболевскому: «Ты ничего не пишешь мне о 2100 р., мною тебе должных, а пишешь о M-me Kern, которую с помощью Божией я на днях …..»
А в 1829 после расставания с M-me рождаются стихи, равных которым нет в русской любовной лирике:
Я вас любил: любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.
Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам бог любимой быть другим.
В этом и заключается различие между Dichtung и Warheit.
В ХХ веке Ахматова напишет: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда».Толстой знал, из чего произрастает проза, но, повторяю, в своих художественных произведениях был чрезвычайно целомудрен. Еще и потому, что в литературе ХIХ века было не принято откровенно рисовать любовные сцены.
Но об этом более подробно в следующем посте. |
|
|
номер сообщения: 85-5-779 |
|
|
|
Говоря о целомудрии в истории литературы XIX века, не могу не вспомнить один эпизод из жизни Достоевского.
Когда ФМ в том же «Русском вестнике», где Толстой печатал «Анну Каренину, публиковал роман «Бесы», издатель журнала Катков снял главу «У Тихона», прося ее переделать. Речь в этой главе шла о растлении Ставрогиным маленькой девочки. Сцена по сегодняшним временам выглядит более чем целомудренно, а по тогдашним меркам, принятым в обществе и литературе, воспринималась как чересчур откровенная.
Достоевский был весьма огорчен, но главу переделал и принялся убеждать редактора Любимова, что ее необходимо и можно печатать. Но и в переделанном виде глава редакцию не устроила, и роман был опубликован без нее. (Думаю, со временем я изложу эту историю более подробно, и, разумеется, не так, как Н. Воронцова, взбреди ей в голову взяться за этот сюжет).
Представить появление «Лолиты» в те времена - невозможно.
Но в отличие от прозы большой пласт откровенно-эротической литературы существовал в поэзии - к этой литературе руку приложили и Пушкин, и Лермонтов, и А. К. Толстой, не говоря уже о «срамном» Баркове. Поэзия эта была принадлежностью дружеского круга, она не была предназначена для печати, а если бы кто-то и хотел бы ее публиковать, то цензура бы не пропустила. Поэтому никому такая мысль в голову и не приходила, поэтому долгое время такого рода стихи имели хождение в своем кругу и распространялись в списках - эдакий досоветский самиздат. И поэтому Андрей Битов некогда сказал, что полная свобода книгопечатания в России наступит тогда, когда напечатают Баркова.
Баркова напечатали (как и Солженицына) – свобода наступила.
И оказалось, что в этих условиях может кто угодно объявить себя кем угодно – писателем, литературопсихологом - еще Бог знает, кем, и потчевать публику своими «сочинениями».
В то же время у этой свободы, как и у всякого явления, есть и другая сторона – не хочешь, не читай. Что-то не нравится – возражай.
Вот я и возражаю.
Воронцова, не зная историко-литературного контекста, пишет об «Анне Карениной» как о современном произведении – графа Толстого путает с разночинцем Сорокиным.
Я не буду распространяться о своем отношении к Сорокину, скажу только, что к разночинцам отношусь хорошо. Между прочим, к ним относил себя некто Мандельштам.
Но пошли дальше. Не могу не восхититься языком – нет, не Толстого, г-жи Воронцовой: «Не успела на Вронском высохнуть даже первая капля пота удовлетворенного желания», «трепеща и предвкушая», «она выпаливает всю… информацию мужу в лицо совершенно бездумно, как бы находясь в состоянии стресса, полученного в результате глубочайших потрясений на скачках»
Короче, по мнению автора этой «жгучей публицистики», никто из критиков, писавших о романе, не понял его. Только она – Наталья Юрьева-Воронцова. Никто не сумел «отличить истину, от предлога к поиску истины…», хотя истина Толстым не только не скрывалась, но даже была высказана. Правда, «лишь однажды и в самом-самом конце - вот критики и пропустили...» - делает вывод наша ученая дама. Которая в отличие от всех других критиков эту истину увидела. И прокричала о ней во весь голос, не услышать который было невозможно. |
|
|
номер сообщения: 85-5-780 |
|
|
|
Но все эти «капли пота удовлетворенного желания» и «трепеща и предвкушая» - цветочки.
Ягодки вот:
«Она уезжает. Она приезжает домой. В ее душе смешаны три чувства - "стыда, радости и ужаса пред этим вступлением в новую жизнь". Но что-то прибавилось к этим чувствам. Что? Она не знает... ее мысли начинают путаться, как будто разум нарочно уводит ее от ответа». И тогда задается вопросом наш исследователь потемок душ литературных героев: «А действительно, что же она сделала на самом деле?».
На этот вопрос, пишет НВ, «косвенный ответ дает сам Толстой» и поясняет: сама Анна «не в силах прояснить свои мысли на этот счет, но зато во сне... »
Дальше следует текст Толстого:
«Зато во сне, когда она не имела власти над своими мыслями, ее положение представлялось ей во всей безобразной наготе своей. Одно сновиденье почти каждую ночь посещало ее. Ей снилось, что оба вместе были ее мужья, что оба расточали ей свои ласки. Алексей Александрович плакал, целуя ее руки, и говорил: как хорошо теперь! И Алексей Вронский был тут же, и он был также ее муж. И она, удивляясь тому, что прежде ей казалось это невозможным, объясняла им, смеясь, что это гораздо проще и что они оба теперь довольны и счастливы".
Знаете, как растолковывает наш «литературопсихолог», о чем здесь идет речь?
Еще не догадались?
Ну, конечно же, «о том самом - о тайном желании Анны секса втроем».
Это каким же неонеофрейдистом надо быть, чтобы таким образом истолковать сон Карениной, не могу удержаться я от восклицания!
К слову, чем дальше я углублялся в текст «сценария-эссе», тем больше приходил к мысли, что при его написании в нашем авторе отчаянно боролись меж собою дух и плоть. Между прочим, что борется и в Анне.
Когда я прочитал «Не божью тварь», то пришел к однозначному выводу, что в Наталье Воронцовой в неравной борьбе победила плоть. Когда перечитывал роман Толстого (спасибо Наталье!), еще раз убедился, что в Анне Карениной победил дух. Который и привел ее к физическому поражению, поскольку вряд ли можно рассматривать самоубийство как победу.
Между тем, НВ замечает: «в принципе лично я ничего не имею против, ибо каждому, как говорится, свое».
Такие дела, как любил говаривать в некоторых случаях герой Курта Воннегута, Билли Пилигрим.
А Воронцова гнет свое: «Разврат - вот что прельщает ее. А секс втроем в то время, безусловно, считался развратом. Как и секс с любовником. Да, собственно, и секс с Вронским тоже был для нее не столько любовными отношениями, сколько развратом, одним из его видов, после которого ей тут же захотелось попробовать новый вид. Потому что, переспав с Вронским, она уже достигла своей цели - ощутила прелесть разврата, прелесть запрещенного удовольствия, и теперь Вронский - как способ достижения разврата - для нее пройденный этап. Вот вам и разгадка этих снов Анны».
Не могу удержаться от вопроса – какого черта тогда Карениной, после удовлетворения своих «развратных» наклонностей ехать с «пройденным этапом» в Италию? Ведь все уже пройдено, почему бы не поискать нового любовника в России? Или заграницей слаще?
Может, все-таки это любовь?
Но у нашего «моралиста» своя логика, и он (она?) идет дальше:
«Понимает ли сама Анна, чем на самом деле одержима ее душа? Понимает. Ведь, просыпаясь и каждый раз вспоминая свой сон, она прекрасно дает себе отчет в том, что этот сон - отражение ее настоящих мыслей, тех самых, которые она не в силах в себе определить и понимание которых она то и дело откладывает на потом. Почему? Потому что ей страшно. Ее настоящие мысли, воплощаемые в этом сне, кажутся ей кошмаром. Опасным и... неудержимо притягивающим ее».
Когда я читал эти пассажи, то не мог удержаться от смеха.
Помните на заре гласности ток-шоу Владимира Познера с Филом Донахью, на котором одна дама искренне воскликнула:
«В СССР СЕКСА НЕТ!».
Чем и прославилась на всю страну.
Я не ради славы – ради истины - со всей ответственностью заявляю:
В России XIX века СЕКСА не было!
Был группен-секс.
Вы все еще не верите?
А что нам говорит Воронцова?
Только одно обстоятельство кажется ей «чрезвычайно странным» -
«эта эротическая фантазия посетила Анну буквально сразу же после того, как наконец-то сбылась ее мечта принадлежать любимому Вронскому. Уж слишком рано - неприлично рано! - ей стало мечтаться об иных сексуальных утехах. Она еще и с Вронским-то толком не была, их половой акт случился всего лишь впервые, а ей уже хочется групповых забав. Да так неудержимо хочется, что сон об этом начинает посещать ее почти каждую ночь!»
Ну а если серьезно, то в России были любовь, адюльтер - супружеская неверность и измена, прелюбодеяние, но не Sex.
Впервые слово «секс» (лат. sexus-пол) в значении «коитус» появилось лишь в ХХ веке, а точнее в 1929 году и не в Советской России, а на Западе. В сталинские времена такого слова на просторах нашего отечества не было, в хрущевско-брежневские времена оно уже употреблялось - но только в специальной литературе. Обиходным и повсеместно употребляемым стало во времена Горбачева, когда сексуальную революцию, охватившую советский народ конца 90-х годов, не признавать было глупо, а бороться бессмысленно.
Не было в русском дворянском обществе и того, что получило в последствии во всем мире название «групповой секс».
Дворяне могли изменять женам с крепостными девками, могли и с дамами своего круга, но «секса втроем» (о чем мечтает Анна в воронцовском «сценарии-эссе» для клинических идиотов, я бы назвал его – пособием) не было – он не вписывался ни в сословную мораль, ни в предрассудки русского общества ХIХ века.
В страшном сне такое не могло присниться.
Наш «разноцветный» автор путает древних славян-язычников, которые баловались и «свальным грехом», и не свальным - с русскими православными времен Александра II, которые грешили и каялись. Каялись и вновь грешили. Но сексом втроем не занимались.
Правда, «литературопсихологу» виднее.
Однако я именно с этого места стал воспринимать «сочинение» Натальи Воронцовой как комикс.
«Фоменко в брюках» пересматривает исторические факты, веками принятую хронологию.
«Фоменко в юбке» толкует литературу на свой (хотел написать – извращенный, но как говорит один из ведущих программы «На ночь глядя» – «не хотелось бы никого обижать», и заменим «извращенный» на «нездоровый») взгляд .
Одно другого стоит.
Что же касается «языка», на котором пишет Наталья Юрьева («трахайся со своим любовником», «отсутствие секса с мужем», «порыв страсти кидает вас в постель», «последние конвульсии блаженства» и т.д. и т.п.), то все тот же падонок сказал бы:
«За… своим албанским!»
Но более всего обиделся бы на автора за это:
«А теперь проведем следственный эксперимент».
Не любят падонки никаких экспериментов.
Тем более – следственных. |
|
|
номер сообщения: 85-5-781 |
|
|
|
Что же в итоге?
А в итоге «и пой сей день благополучно блуждают в умах читателей пустейшие мифы, которые продолжают неспешно взращивать и дальше школьные учителя и преподаватели высших учебных заведений».
Далее Воронцова перечисляет эти мифы. Я выделю главные:
«Анна несчастна в браке с Карениным.
Анна любит Вронского.
Она гибнет под влиянием бездушного света, не пожелавшего позволить ей любить.
Анна любит сына.
Анна - крайне совестливая личность, имеющая глубокую нравственную природу.
Вронский - пошлый эгоист, которому важнее развлекаться, чем думать об Анне, которая ради него пожертвовала всем.
Каренин - бездушное холодное существо, которое иногда почему-то способно на высокие поступки».
И т.д. и т.п.
Все это Воронцова объявляет ложью - от первого до последнего пункта - «порожденной леностью ума и скудостью литературного чутья создавших ее»
И опять нашего автора захлестывают эмоции: «Я была буквально потрясена, когда, освежив память, весь этот бред сивой кобылы обнаружила в учебнике русской литературы для 9-го класса средней школы (издание 15-е, доработанное; Москва, изд. "Просвещение", 1982 г., составители М.Г. Качурин, Д.К. Мотольская)» Потрясение вызвано одной фразой в учебнике: «Анна Каренина - один из обаятельнейших женских образов русской литературы…».
Я ничего не имею против нового прочтения романа и новой трактовки Каренина, самой Анны, если бы это было действительно исследование романа, а не площадная ругань в адрес литературной героини (это ж какова сила литературного слова и каково обостренное отношение к Анне, будто она разбила жизнь Воронцовой с мужем, да еще и увела любовника и заставила Воронцову пойти другими любовными путями).
Тогда был бы задан совсем иной уровень полемики. Но в результате мы имеем лишь вопль оскорбленной авторской души, крик чем-то (понятно – чем?) оскорбленной и униженной, агрессивной и невежественной girl из XXI века, да еще определенной ориентации, что и сказывается во всех ее инвективах всего лишь литературной героине – а ощущение такое, что сопернице.
Страстно и темпераментно наш автор начинает опровергать мифы (см. выше), а также разбирать «прочую муть» (имеется в виду не текст Толстого, а текст учебника).
Можно опровергать «мифы Воронцовой» пункт за пунктом - я в своем тексте отметил лишь некоторые. Занимали меня и истоки «мифологии» автора «Не божьей твари» - им посвящена первая часть моего "труда".
В этом же посте хочу опровергнуть еще один миф нашего «литературопсихолога».
Воронцова: Каренина не любит сына.
Толстой: Анна пишет графине Лидии Ивановне, принявшей деятельное участие в делах мужа: «Я несчастна от разлуки с сыном…умоляю о позволении видеть его один раз пред моим отъездом».
В просьбе ей отказано, она едет в свой дом и пробирается в спальню сына тайком. Все приготовленные слова застревают в сердце:
«Сколько потом она продумывала слов, которые она могла сказать ему! А теперь она ничего не умела и не могла сказать. Но Сережа понял… что она была несчастлива и любила его».
Позволю задать вопрос - истина глаголет устами ребенка или Воронцовой? |
|
|
номер сообщения: 85-5-782 |
|
|
|
Что касается «прочей мути», то оставляю ее в стороне, как и характеристики других персонажей романа, и остановлюсь только на выводах, которые относятся к Анне.
Воронцова утверждает:
« А между тем истина… заключается в том, что Анна не любила никого и никогда. Ни Вронского, ни сына, ни мужа, ни дочь. Она вообще лишена этого чувства - она не умеет любить, и более того: она и не желает любить. А любовь, направленная не на нее, и вовсе раздражает ее, она не может спокойно ее наблюдать, она ее бесит, ее от нее воротит.
В сущности, эта красивая женщина… всего лишь обычный манипулятор. Подлый… как и все манипуляторы, и опасный - если верить его вранью… »
Нет, истина заключается совершенно в другом.
«Да, что-то чуждое, бесовское и прелестное есть в ней», - думает Кити.
«Она счастлива, делает счастье человека и не забита, как я, а, верно, так же, как всегда, свежа, умна, открыта ко всему», - думает Долли.
Это называется полифонией.
Толстой не был бы Толстым, гениальным писателем, если бы расставлял все точки над «i». Жизнь в этом романе (и не только в этом) предстает перед читателем во всех ее противоречиях - множестве точек зрения разных людей на одно и тоже событие, явление и человека. Роман полифоничен, как и сама жизнь.
Между прочим, сама же Анна всякий раз, когда чувствует, как является ей «дух борьбы», предсказывающий ссору с Вронским, вспоминает «дьявола».
«Дьявольское» постоянно борется в ней с «человеческим». И именно потому, что все мы люди, все - человеки, эта героиня и близка миллионам читателям. Но только не нашему «исследователю».
Ради Бога, не мною было сказано – каждый выбирает для себя.
Но по выбору можно судить о том, кто выбирает.
Но упаси Боже меня, делать из Воронцовой монстра! До этого еще дорасти надо. Так, развинченная, нервная, хотел написать – бабенка, но вспомнил о своем обещании быть по возможности корректным и ограничусь – дама. Лишеная зрения, и слуха, и вкуса. Но почему-то возомнившая свои взгляды на литературу истиной в последней инстанции.
Между тем, у дьявола чувства вины нет, а у человека – есть. Есть это чувство и у героини Толстого. Если бы она не понимала требований нравственного закона, не было бы у нее и чувства вины. А не было бы вины, не было бы и «Анны на рельсах». И именно тем, что чувство вины в ней присутствует, она и близка Левину, выражающему в романе близкие автору мысли - мнения и сомнения.
«Все ложь, все обман, все зло», - думает Анна. Единственный выход для себя разорвать этот порочный замкнутый круг – не жить. Невозможно жить еще и потому что Анна жить со своим грехом не может. А другие могут, как Бетси Тверская и потому не то чтобы на рельсы - под экипаж не бросаются.
Она не только сделала свой выбор – не быть, не существовать, она его осуществила на деле.
А нам лепят – «палач», «морфинистка», «манипулятор».
Бедная Анна!
Как она низко пала!
Вы думаете, что пальма первенства насчет «морфинистки» принадлежит Наталье Воронцовой?
Увольте!
В 2003 году режиссер Андрей Житинкин представил ее в этой ипостаси на театральной сцене «Театра на Малой Бронной», что и вызвало скандал. В 2007 году режиссер восстановил спектакль на другой сцене и повез его в провинцию из пресыщенной и перенасыщенной скандалами Москвы.
Воронцова шла за театральным реформатором след в след.
Желающих разобраться в этом «животрепещущем» вопросе отсылаю по адресу.
http://lit.1september.ru/2001/06/no6_2.htm.
А затем, пусть каждый делает выводы и решает для себя сам – была ли Анна наркоманкой или нет.
Все что происходит с толкованиями «Анны Карениной», как и любого классического произведения русской или зарубежной литературы, старо как мир. Делается это в расчете на сенсацию, скандал, рынок, в конце концов.
Роман перетолковывают не только в России, но и за границей. И тоже на свой (национальный) лад, применяя к своему укладу жизни, осовременивая и т.д. Не вижу в этом ничего страшного –
Толстой выстоит. |
|
|
номер сообщения: 85-5-783 |
|
|
|
А может Анна жертва собственных страстей, не сумевшая справиться со своим чувством (чувственностью) к Вронскому и потому презревшая узы брака?
И заложница условностей своего круга, открыто нарушившая негласный кодекс приличий, в нем принятых?
Раба своего характера и темперамента, с которыми как и каждому живому человеку трудно бороться? Помните: «С кем протекли его боренья? С самим собой, самим собой».
Таких жалеют, а не пригвождают к позорному столбу.
ЛН, как и его героиня, принадлежал определенному времени, определенному сословию. Толстой выламывался из него по-своему, Анна – по-своему. И поскольку роман он сочинял не о себе, а о Карениной, то и трагедию ее изобразил в полном соответствии с законами, обычаями и нравами той среды и эпохи, к которой она принадлежала.
Законы и обычаи изменились, но трагедия осталась, и поскольку Толстой был гений, из-под его пера вышла общечеловеческая - вневременная трагедия. Поэтому его с интересом читают не только русские, но и американцы, французы, китайцы и прочие этносы. Весьма далекие от проблематики русской жизни XIX века.
Мне кажется, совсем неважно, что американцы бросились раскупать «Анну Каренину», после рекомендации Опры Уинфри - это другая культура - которая сама роман не читала. Главное, что миллионы ее зрителей бросились и прочитают.
Но что объяснять все эти элементарные истины Воронцовой.
«Литературопсихолог» стоит на тропе войны с Анной и делает свой обобщающий вывод - «роман "Анна Каренина" - это роман о женщине-манипуляторе, о ее жизни и смерти, триумфе и падении, а также о двух ее жертвах, муже и любовнике, которых она - сначала в силу своих личностных порочных наклонностей, а потом и, находясь под постоянным разрушительным воздействием страшного наркотика (Анна была законченной морфинисткой), - старательно увлекала за собой в свою гибельную воронку. И если ее первой изрядно покалеченной жертве все-таки удалось остаться в живых - благодаря своевременному постороннему вмешательству, то вторая жертва, очутившись в полной духовной изоляции и уже не умея самостоятельно из нее выйти, оказалась полностью деморализованной и находящейся в абсолютной, хотя на тот момент уже и посмертной, власти манипулятора».
Ну, конечно, поманипулируешь Вронским, который даже во время романа с Анной, принимает участие в «афинских вечерах» с некой госпожей Therese, которую знал прежде. А еще легче манипулировать Карениным, сначала стремившемся к компромиссу (вопрос - какому? - другой вопрос) с изменившей ему женой и матерью его ребенка, а затем, когда достичь его не удалось, решившему пойти на развод.
То еще прочтение романа.
Куда там профессору Корнельского университета Vladimir V. Nabokov. |
|
|
номер сообщения: 85-5-784 |
|
|
|
Предлагаю обложить пользователя "Валера" общественным оброком. На одно сообщение о Воронцовой или как ее там - три поста про Д. Самойлова.
p.s. Лучше пять. |
|
|
номер сообщения: 85-5-785 |
|
|
|
Илья,
"А эту зиму звали Анной..."
Вот закончу не сегодня-завтра "про Анну" - то бишь, Воронцову, и возьмусь за старое.
Ну и что-то нового добавлю. |
|
|
номер сообщения: 85-5-786 |
|
|
|
Спасибо, Валера, что потратили свое время и изучили труд сей критикессы. Цитаты великолепны, я даже не подозревал, что все настолько запущено. Тут один читатель высказывался: «Возвращаясь к баранам – т.е. Набокову и его подлейшему эссе – может, Воронцова и я за ней неправы? Покажите по пунктам. Так не покажете. И никто не покажет. Потому что - повторяю - она говорит правду, а Набоков нагло врёт».
Я по неразумию пытался спорить, а сейчас ясно вижу – правда! Никто не покажет.
Не знаю, «каким местом думают литературные критики, а также писатели, а также поэты, а по большому счету и литературоведы всех мастей», но теперь точно могу сказать, каким местом читает, пишет и думает Воронцова. Припомнился старый анекдот про конкурс «Лучшая задница». После десятка соискательниц, блещущих соблазнительными округлостями, выходит рыхлая Маня, подносит к необъятной номинируемой части микрофон, и оттуда раздается: «Серафим Туликов. Песни о Родине». В нашем случае мы имеем дело с похожим феноменом. За одну эту уникальность г-жу Воронцову, пожалуй, стоит простить. |
|
|
номер сообщения: 85-5-787 |
|
|
|
Не удивлюсь, если по сценарию Воронцовой снимут сериал, или на худой конец, художественный фильм по мотивам романа. В этом плане уже переработали "Муму", возможно, что скоро настанет очередь "Анны Карениной".
__________________________
Спасение там, где опасность. |
|
|
номер сообщения: 85-5-788 |
|
|
|
Присоединяюсь к Максу. С удовольствием прочитал сделанный Валерой - интеллигентный, обстоятельный, спокойный, убийственный анализ творчества критикессы, которая, правда, явно не заслуживает столь пристального внимания. Все же - большое спасибо. |
|
|
номер сообщения: 85-5-789 |
|
|
|
Maks:"Припомнился старый анекдот про конкурс «Лучшая задница». После десятка соискательниц, блещущих соблазнительными округлостями, выходит рыхлая Маня, подносит к необъятной номинируемой части микрофон, и оттуда раздается: «Серафим Туликов. Песни о Родине». В нашем случае мы имеем дело с похожим феноменом. За одну эту уникальность г-жу Воронцову, пожалуй, стоит простить". |
Maks, Вы полагаете г-жа Воронцова в чем-то виновата?
Можно ли винить тех, кто не ведает, что творит?
Мне кажется, она претендует на роль не просто учителя, а – Учителя, и весьма искренна в своих заблуждениях.
И побуждениях тож.
Как говорится, Бог ей судья. |
|
|
номер сообщения: 85-5-790 |
|
|
|
Ну , вот и финишная прямая и заключительные посты:-)
_________________________________
...Но Анна не дает Наталье покоя. Возникает чувство, что она испытывает к ней личную ненависть, как к живому человеку. В такого рода восприятии литературных героев есть некое отклонение от нормы. Такого рода прочтение присуще подросткам, находящимся в пубертатном состоянии развития. Но наш-то автор давно из этого возраста вышел, поэтому - это не приговор, а диагноз.
Короче, после своего широковещательного вывода она опять обращается к героине романа:
«Умение соблазнять доведено Карениной до совершенства. До чистого математического расчета. Ибо увлеченность ею никогда не происходит сама по себе - это всегда продукт ее сознательного воздействия. Для чего ей это нужно? Соблазненный управляем. А жизнь соблазненного - в руках соблазнителя. То есть соблазнять - значит управлять, властвовать. Каренина же очень хочет властвовать. Она хочет, чтобы чужая жизнь зависела исключительно от нее, чтобы только в ее праве было казнить и миловать. Ей доставляет удовольствие видеть, как покой и счастье другого человека уничтожаются одним взмахом ее прелестной руки. Она наслаждается своей безнаказанной способностью отнимать у другого все, что ему дорого, и разрушать все, что приносит другому радость».
Это заметила только Воронцова –
«критики, литературоведы и профессора этого не заметили...».
Каждый видит то, что видит.
Воронцова объясняет –
«ненормальность и грех - вот что такое Каренина. Существо человека, которым овладело зло и связало каждое его движение. И зло взращивается им сознательно – «излюбленно».
Заметила и поспешила прокричать об этом «городу и миру», то, бишь, опубликовать свой вопль души в ЖЖ и еще на нескольких сайтах.
Потому что «такие люди есть и доныне. Они живут среди нас, они хитроумно воздействуют на нас, чтобы отнять у нас все, высосать из нас все, всю жизнь и всю душу - по капле до капли. И иногда им это вполне удается».
Теперь все понятно.
Новый СПАСИТЕЛЬ явился миру. |
|
|
номер сообщения: 85-5-791 |
|
|
|
Но мне кажется, что все-таки где-то в смутном подсознании автора брезжила мысль – ну не Распятый она.
Поэтому, если все же спасти не удастся, так хотя бы предупредить.
Не могу молчать! – это чувство терзало Льва Толстого, когда в начале ХХ века он выступил против смертных казней в России.
Это же чувство терзает Наталью Воронцову в начале ХХI века только по отношению к Анне Карениной.
У каждого из нас свои мучения и терзания - и по разным поводам.
Нисколько никого не осуждаю – констатирую.
Обычно, если что-то человека мучит, от мучений он стремится избавиться. Разные люди делают по-разному. Естественно, что наш автор выбирает свой путь:
«А теперь шаг за шагом мы проследим это зло, эту цепочку излюбленного Карениной падения мрака на ее душу... »
Ни в коем случае не отказываю Воронцовой в выборе пути, подвергаю сомнению средства выражения.
Как сказано – «падения мрака на ее душу»! (Насчет «мрака» - это перефраз. У Толстого: «Как будто мрак надвинулся на ее жизнь…». Но речь идет здесь не о Карениной, а о Долли. О Карениной так: «…и вдруг мрак, покрывавший для нее все, разорвался…». Но все равно у ЛН лучше, вам не кажется?).
Не могу не отказать себе в удовольствии, повторяю еще раз:
« падения мрака на ее душу»!
Умри Денис, лучше не напишешь! Так ей морфинистке и надо (в смысле «падения мрака»).
В конце концов - НЕ БОЖЬЯ ТВАРЬ!
Вот мы и подошли к самому главному гносеологическому (да извинят меня читатели за это слово) просчету в «сочинении» Воронцовой.
Если допустить, что наш мир действительно создан Господом Богом –
«В начале сотворил Бог небо и землю», а затем сказал: «Да будет свет. И стал свет», а затем, увидев, что «свет хорош», отделил его от тьмы и в течение последующих шести дней сотворил всех остальных - рыб морских и птиц небесных, зверей земных по роду их, скот по роду его и пресмыкающихся гадов, завершив свое творение Человеком - то все мы, исходя из этой картины мира и устройства Вселенной, являемся Его творениями, то бишь - божьими тварями.
«И увидел Бог, все, что Он создал…хорошо весьма. И был вечер, и было утро: день шестой» (Бытие 1, 26).
А потом, как известно, Змей обольстил Еву, и вкусила она плодов от древа познания Добра и Зла, а затем ввела в искушение Адама. После чего и изгнал Господь чад своих из Едема.
Но даже после того, как Создатель выслал согрешивших Адама и Еву из райских кущ, Он не отлучил от себя падших, ибо был милосерден к своим созданиям - несмотря на грех, они все равно остались детьми Господа.
Как и их населившие землю потомки.
И поэтому, какие бы мы ни были - глупые и умные, красивые и некрасивые, добрые и злые, грешники и праведники (каждый может продолжить этот ряд по своему разумению), в том числе и Анна Каренина, и Наталья Юрьева-Воронцова, и читающие эти посты, и автор, пишущий эти строки - все мы и по сей день остаемся
БОЖЬИМИ ТВАРЯМИ.
Так что и здесь концы с концами у нашего «литературопсихолога» не сходятся.
А вообще-то скучно бы было жить на этом свете без греха, господа!
Мне почему-то думается, что Господь это понимал.
Ну а что касается – «мы проследим это зло», то мы, в свою очередь, «проследили падение мрака на душу Воронцовой-Юрьевой»
Хорошо это получилось, убедительно или нет – судить не мне. Всего лишь одному из многочисленных «поклонников» творчества будущего Нобелевского лауреата. |
|
|
номер сообщения: 85-5-792 |
|
|
|
P.S. I Прочитав «Анну Каренину», Некрасов откликнулся на роман эпиграммой. Это была самая короткая, емкая и выразительная рецензия на сочинение Толстого – всего 4 строки.
Но какие!
Он доказал с уменьем и талантом,
что женщине не следует гулять -
ни с камер-юнкером, ни с флигель-адьютантом,
когда она - жена и мать.
Прочитав «Не божью тварь», я решил пойти по стопам классика. Понятно, что я не Некрасов. Но и Воронцова – не Лев Толстой.
Так что не обессудьте.
Она нам доказала тоже –
Что мужу изменять негоже.
Жена плохая и плохая мать,
АК - садистка, морфинистка, …
А одна из читательниц Воронцовой, holiday, откликнулась следующим commentom:
... а мне хочется подойти к автору, посмотреть на автора снизу вверх детскими глазёнками и сказать голосом второклассницы жуткую банальность:
- Тётя, Вы так не расстраивайтесь и не злитесь. Это же всё-таки книжка. Они - не настоящие.
Действительно!
Но это и радует.
Трудно себе представить, чтобы в Англии, появись там автор, утверждающий, что жестокая и безумная леди Макбет – дама приятная во всех отношениях, уверяю вас – ни спора, ни скандала бы не последовало. Шекспироведы с неадекватными толкователями национального гения не спорят, а широкую публику занимает больше история с разводом сэра Пола Маккартни, нежели опровержение устоявшегося взгляда на пресловутую леди.
Тоже самое произошло бы и в Германии, объявись там «литературопсихолог», доказывающий, что гетевская Гретхен согрешила и пошла на преступление (убийство ребенка) не ради любви к Фаусту, а из-за желания отомстить своему возлюбленному. Немцы любят Гете, но все же больше задумываются о сегодняшних проблемах.
И уж, конечно, легкомысленные французы посмеялись бы – только и всего! – если бы кто-то объявил: а ведь оставшаяся старой девой Евгения Гранде на самом деле шлюха и наркоманка - плохо читали роман, господа!
Только у нас с вами все не так.
Литература в России – так сложилось в силу целого ряда причин и обстоятельств – всегда была больше, чем литература. Она была и историей, и философией, и политикой, и порой заменяла отвратительную жизнь.
Недооцененный, имхо, современниками, неоцененный потомками, нелюбимый нашим «исследователем», Василий Васильевич Розанов некогда писал:
«В России всегда была великая литература и скверная жизнь. Я предпочел бы, чтобы жизнь стала великой, и тогда литература может отступить на второй план».
Если народ может так «возбудиться» из-за «литературопсихологического анализа» художественного произведения, пусть гения, но написанного все же позапрошлом веке, то можно сделать вывод:
жизнь великой не стала, литература на второй план не отступила.
Но, может, не все потеряно?
А, может, лучше, чтобы и литература была великой, и жизнь.
Или так не бывает, чтобы в одном флаконе?
Не знаю.
Кстати, в литературе можно остаться по-разному.
Можно Толстым и Розановым, можно Довлатовым и Набоковым.
Но остаться.
Что я точно знаю – Наталье Воронцовой-Юрьевой в литературе Толстых и Набоковых - остаться не грозит. Даже если она напишет супергейбоевик «Дождь для Ивана» и опубликует его на всех «цветных» и прочих литпорталах, а затем найдет спонсора и издаст свое сочинение в виде книги.
Потому что (позволю себе выразить совсем простую мысль) – Толстыми рождаются, а «фоменками» становятся: в юбке или без – все едино.
Потому что все перечисленные выше писатели вне зависимости от величины, места и положения, занимаемых ими в литературе – явления единичные, вторых «Розановых» и «Довлатовых» нет и не будет – в литературе настоящий «товар» всегда штучный.
«Воронцовы» же штучности не имеют, а кому нужны клонированные овечки Долли?
Кстати, о юбке. У нашей Натальи она явно от «Москвошвеи», а не от Гуччи или Версаче.
Уточняю потому, что в название треда юбочный бренд не ложился – как то не звучит «Фоменко в «юбке» от Москвошвеи». Если только не поставить после «юбки» точку.
Но поскольку не поставил - пусть название остается прежним.
P.S. II
Приложение
Хочется в классики!
(В мире грез и фантазий - избранное из избранного Натальи Воронцовой) |
|
|
номер сообщения: 85-5-793 |
|
|
|
ОТ АДМИН.
или страшн. сон Валеры
Как стало известно администрации, группа возмущенных читателей, прочитав провокационное сочинение «Валеры», которого они характеризуют как человека с явно нормальными наклонностями, без перверсий и прочих отклонений, но выдающего себя не за того, кем он является на самом деле, обратилась с закрытым письмом к автору литературопсихологического бестселлера «Анна Каренина. Не божья тварь», выдвинутого известным в около шахматных кругах поклонником Натальи Юрьевой-Воронцовой на премию «Большая фига», с просьбой высказать свое мнение об этом с позволения сказать «опусе», пригретого и обласканного на сайте ChessPro «антифоменко».
Г-жа Наталья Воронцова ответила, что, прочитав сочинение вышеозначенного «Валеры», в котором явно угадывается «не Фоменко, а неизвестно кто – но в брюках», решила не обращать внимание на клевету и гнусные инсинуации в ее адрес в смысле ориентации и литературопсихологических способностей – не «Валериного» ума это дело.
Однако посоветовавшись с близкими ей бой- и баб-френдами, одновременно являющимися фанатами ее снежных и оргазмических сочинений, она высказалась за то, чтобы при переиздании своего «сценария-эссе», изменить название «Анна Каренина. Не божья тварь» на «Анна Каренина. Божья тварь на рельсах».
Также г-жа Воронцова просила передать всем заинтересованным и незаинтересованным лицам - юзерам и неюзерам, сторонникам и несторонникам выше означенного «Валеры», как и ему самому, что пока она не исполнит задуманного, а именно - не подвергнет тщательнейшему литературопсихологическому анализу всех достойных недостойных героев русской и нерусской литературы, она свое перо из рук не выпустит. |
…я очнулся от страшного сна в холодном поту и…сел читать «Евгения Онегина».
С книжной полки на меня укоризненно смотрел Крошка Цахес. |
|
|
номер сообщения: 85-5-794 |
|
|
|
Дискуссию закрываю
Grigoriy 18.04.2008 |
1. Макс, я не веду разговор о Фете, Толстом, их мнениях, тем более взятых из 3-их рук. Я и назвал детским садом Ваш бред. Зачем мне на него отвечать? Может на дрянных гуманитарных факультетах и культивировались такие понятия о аргументах и убедительности - "надо узнать мнение начальства", но я привык к другому уровню. У Пиррона такие мнения меня не удивляют, но от Вас мне слышать всю эту детсадовщину противно.
2. Вы невнимательны. Я там отвечал Валере - что незачем мыть кости Воронцовой - не по теме. По существу же я давно знаю, что такое Валера -...., и отвечаю ему или в сильном раздражении или когда он скажет нечто по делу (?). Вас же я всегда уважал, и пытался как мог купировать Ваши непристойности в мой адрес и в адрес Воронцовой
|
Недавно, еще до этого хамского, как и все остальные, поста великомученника "за правду" - меня и Макса зачислили в компанию В. В. Набокова
Мне приятно оказаться в одной компании с ловцом бабочек, профессором Корнельского университета и, в конце концов, автором «Лолиты».
Не знаю, как Максу, но думаю, что ему тоже.
И он, и я – сочтем за честь.
В эту компанию некто «григорий» явно не вписывается.
Пусть дружит с Натальей Воронцовой.
У каждого свои кумиры – у одних Михаил Зощенко, у других Лев Овалов.
Одни любят Бродского, другие Лебедева-Кумача.
От амбициозности и элементарной необразованности один шаг до глупости.
Непроходимой.
Которая с годами не проходит, а лишь увеличивается.
И не имеет границ.
Над Канадой небо синее
Над Канадой, над Канадой
Солнце низкое садится.
Мне уснуть давно бы надо,
Отчего же мне не спится?
Над Канадой небо сине,
Меж берёз - дожди косые.
Хоть похоже на Россию,
Только всё же не Россия.
(А. Городницкий) |
|
|
номер сообщения: 85-5-795 |
|
|
|
номер сообщения: 85-5-796 |
|
|
|
Впечатление от 1-ого отрывка - низкий класс. Не Рио-де-Жанейро. Конечно лучше, чем у Валеры, но как сами понимаете, это похвала небольшая. Дальше читать не буду.
Трудно конкретизировать, но пожалуй, так - текст серый и внутренне противоречивый. Автор выступает - и справедливо - против вырывания из контекста - и сам вступает на тот же путь - "Воронцова приписывает Набокову то-то, а на самом деле он сказал ведь так-то". Это м б корректно в некоторых ситуациях, но не в данной - где Воронцова говорит о своём общем впечатлении от текста и что она оговаривает прямо. Тем более от текста такого мастера - художника как Набоков, художественное мастерство ведь в том и заключается, чтобы читатель сам пришёл к выводу, которого хочет автор. Конечно, положение трудное, куда ни кинь, всюду клин. Потому и выше сказанное не д-во, а только описание моего личного впечатления - серая, неудачная попытка с негодными средствами. Но, в отличие от Валеры, автор всё-таки сосредоточен на тексте и идеях, а не на личности Натальи Юрьевны :-)
Кстати, напомню, что лично я несогласен с трактовкой Воронцовой многих моментов, в частности, образа Каренина.
P,S.
По ссылкам из последней ссылки набрёл на текст Набокова о пошлости. Имхо сам этот текст - квинтэссенция того, что он сам называет пошлостью и о чём высокопарно рассуждает(моё определение несколько другое :-) ) |
|
|
номер сообщения: 85-5-797 |
|
|
|
Да плюньте вы на эту Воронцову, Григорий, и прочтите "Защиту Лужина". Набоковское эссе об "Анне Карениной" вам, судя по всему, не очень понравится. Но это и не главное из того, что он написал. "Защита Лужина", "Пнин", "Дар" - вот это действительно класс. Хотя стиль у него в высшей степени своеобразный, требующий высокого развития зрительного воображения - во время первого прочтения с непривычки может показаться сложноватым. Но автор с лихвой вознаграждает читателя за все трудности, которые тот должен преодолеть. |
|
|
номер сообщения: 85-5-798 |
|
|
|
"Машеньку" забыли) это шедевр словесности. |
|
|
номер сообщения: 85-5-799 |
|
|
|
|
|
|
|
|
Copyright chesspro.ru 2004-2024 гг. |
|
|
|