|
Этот рассказ сочинил 5 лет назад. Ввиду слабых художественных достоинств он не был тогда опубликован. Теперь, 5 лет спустя - гриппую, лежу бревно бревном и решил по этому случаю сам себе сделать подарок к 1 апреля. Не судите строго. С уважением и проч.
ТАЙНОЕ ОРУЖИЕ КРЕМЛЯ?
Всю первую половину 1970 года шахматный мир пребывал в недоумении. Знаменитый американский игрок Фишер, до того терроризировавший своих соперников ходом е2-е4, на целых 7 месяцев отказался от этого острого начала, предпочтя сколь безопасные, столь и безвредные выпады d2-d4 и Ng1-f3.
Отказ американца применить свое фирменное оружие был тем более странен, что он распространялся лишь на встречи с советскими гроссмейстерами. Чего же опасался сильнейший западный профессионал, по собственному признанию, «не боявшийся ничего и никого»?
Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны перенестись на два года назад, когда в морозный январский вечер 1968 года на стол заведующего столичным клубом «Бульвар Гоголя» лег пакет с пометкой: «Срочно. Секретно. Это может стать бомбой против Фишера». Пакет со всей предосторожностью вскрыли. Внутри оказались анализы тонкого знатока игры Вячеслава Чебаненко – патриота, не допускавшего мысли, что шахматная корона может оказаться на Западе. Эксперты были единодушны: пакет Чебаненко способен изменить ход истории. Распорядились послать за теми, кто еще мог соперничать с Фишером. Явились все, кроме одного.
Да, но кому достанется ценная находка? Пусть решит жребий. Русские чемпионы – Таль, Петросян, Штейн и Бронштейн – встали в кружок и пустили волчок. Судьба улыбнулась Петросяну. Ничего удивительного – ему везло с детства. Остальные предпочли не спорить и молча вернулись к своим обязанностям, прерванным так внезапно. Зал опустел. Удивительный вечер закончился.
Такова официальная канва событий. Однако не менее трех очевидцев готовы присягнуть, что на следующий день в ежедневнике заведующего клубом (лежащем на рабочем столе без всякого присмотра – верх неосмотрительности!) рядом с записью «пакет Чебаненко» появилась другая: «вариант Емельяненко», и три восклицательных знака сбоку. Любопытно, не правда ли? Доподлинно известно, что среди сотрудников клуба не было человека по фамилии Емельяненко. Принесший же письмо курьер расписался на квитанции: Павлов.
В тот же день родные и близкие секундантов чемпиона мира Бориса Спасского услышали, как эти уважаемые специалисты бубнили себе под нос нечто, не имеющее смысла: «Начинаем операцию БЫ» (по другим источникам, фраза звучала так: «Начинаем операцию бы-шесть»). Этим фактом можно было бы и пренебречь, если бы не следующие обстоятельства:
– во-первых, Спасский был тем единственным, кто не выполнил приказ явиться на «Бульвар Гоголя». Он вообще жил обособленной жизнью, предпочитая готовиться к битве с Фишером в обществе своих секундантов – Крогиуса и Нея, и пренебрегал обязательными для советских шахматистов двухнедельными сборами. Новейшие разработки он брал на дом – привилегия, которую не смогло отменить даже высокое спортивное начальство.
– во-вторых, родные и близкие Крогиуса утверждают, что тот совсем не был похож на человека, способного нести чепуху. Крогиус, по первой специальности психолог, лишь хитрил, явно давая понять: ему известно что-то, что скрыто от обывателя. И это «что-то» связано с таинственной «операцией БЫ» и, вероятно, со Спасским.
– в-третьих, и в-главных. Весной того же 1968 года из командировки по странам народной дипломатии не вернулся советский спортивный журналист Александр Рубин. До сих пор неясно, как ему удалось так толково сменить Болгарию на США. На родине Александра заклеймили «невозвращенцем», а затем попросту забыли – и напрасно. Рассказывает жена Рубина в 1969-1978 г.г. Сара Хатчингс:
– Алекс не умел играть в шахматы, но он дружил с великими чемпионами того времени. Кроме того, Алекс обладал изумительной, прямо-таки фотографической памятью. Помню, как он смеялся, показывая мне, как вытянулись лица у гроссмейстеров Корчного и Петросяна, когда Алекс смог ход в ход воспроизвести только что сыгранную ими блицпартию.
Поэтому, когда Алекс поведал мне невероятную историю о заговоре против Фишера, я буквально силком затащила его в Манхэттенский шахматный клуб. Счастливый случай помог нам: Фишер был в клубе. Ему не дали визу на Кубу, где он собирался играть в международном турнире, и он нашел выход из положения, сидя в Нью-Йорке и передавая ходы по телеграфу.
Нас – меня и Алекса – провели в т. н. «гроссмейстерскую» комнату, где Фишер обдумывал свой очередной ход. «У меня мало времени, – сказал Фишер, – но я желаю знать, что еще придумали эти русские». Алекс расставил начальную позицию, затем широко двинул белую пешку по центру и в ответ сделал маленький шаг черной пешкой – почти с края доски – слева от Фишера.
«Я думал об этом, – усмехнулся Фишер. – Это несерьезно». И он поставил вторую белую пешку рядом с первой. В ответ Алекс молча задвинул слона в дырку, возникшую на месте ушедшей вперед черной пешки. Следующие ходы я уже не могла разобрать, так быстро они были исполнены. Наконец Фишер перестал делать ходы и глубоко задумался. Алекс понял, что ему позволено говорить. «Мистер Фишер, я не умею играть в шахматы, но я запомнил, в какой очередности и куда Боря, Иво и Коля (очевидно, Спасский, Ней и Крогиус – Прим. переводчика) двигали фигуры и пешки. И еще: они считают, что этим оружием свалят вас. Говорят, их надоумил простой русский любитель. Вроде бы он прислал им письмо по почте».
Таков рассказ госпожи Хатчингс, записанный мною собственноручно. Дальнейшие события слишком известны, чтобы приводить их подробно. Фишер 7 месяцев не играл е2-е4 против советских лидеров, а затем возобновил свой коронный дебют. Это могло означать лишь одно: он готов к войне за трон. Выпало играть с Петросяном. Тот, предвкушая легкую добычу, достал новинку из «пакета Чебаненко». Но Фишер ждал чего-то подобного и мигнул Эду Эдмондсону, кадровому офицеру и по совместительству начальнику личной охраны Фишера. Тут же в зале, где игралась партия, погас свет. Что было делать? В регламент забыли вписать пункт о невозможности игры в темноте, и это дал судьям право требовать продолжения поединка. Нечего и говорить, что более молодой Фишер легко одержал верх в испытании вслепую или, как говорят в России, в игре «na pobitka».
Узнав о провале, Спасский наотрез отказался применить свое тайное оружие. Понял ли он, что у Фишера на все есть ответ? Или просто разуверился в идее неведомого любителя? Этого мы никогда не узнаем. Ясно одно: альтернативы «варианту Емельяненко» Спасский не нашел и титул чемпиона мира уступил без борьбы. Новым шахматным королем стал Фишер.
Остается добавить, что спустя еще некоторое время пресс-секретарь Фишера мастер Эдмар Меднис выпустил в свет две книги. Первая – «Как победить Бобби Фишера» – стала бестселлером. Но авторский замысел невозможно рассматривать в отрыве от второй – скромной синей книжечке под заглавием: «Играйте и выигрывайте с 1…b7-b6!» Что это – опять совпадение или то самое звено, делающее теорему аксиомой? Не означает ли факт выпуска этих книг, что Фишер, достигший вершины своей карьеры, счел бессмысленным таиться далее и руками Медниса рассекретил то, что его, Фишера, можно победить – и победить, применив именно ход 1…b7-b6. Тот самый «вариант Емельяненко», так и не дождавшийся своего звездного часа.
Франциско ПАКО,
«Эль Мундиаль», Испания
перевод кандидата академических наук Ивана ДЕРИБАСОВА |
|