Энциклопедия	Марк ДВОРЕЦКИЙ, заслуженный тренер СССР
ИХ НРАВЫ

Предлагаем вашему вниманию фрагменты из книги воспоминаний Марка Дворецкого.

Впервые меня пригласили в США в конце 1987 года. Среди участников межзонального турнира в Суботице, где я помогал Саше Чернину, был Лева Альбурт, с которым мы не виделись много лет. Мы, конечно, с удовольствием пообщались. Он жил в США и через свою федерацию организовал для меня приглашение – приехать позаниматься с молодыми американскими шахматистами.

Подобные мероприятия были очень выгодны для нашей спортивной власти, потому что по существовавшим правилам почти весь официальный гонорар отбирался Спорткомитетом. Но у руля тогда еще оставался Крогиус, который меня ненавидел. Я ведь не скрывал, что считаю его негодяем, сознательно вредящим шахматистам. Для подобных людей государственные интересы – пустой звук, важнее личные взаимоотношения и персональная выгода. Неудивительно, что бумага из Америки была отправлена в корзину.

В 1990-м я получил новое приглашение в Штаты – от American Chess Foundation . К тому моменту перестройка набрала ход, влияние властей ослабело, наиболее одиозные фигуры, и в их числе Крогиус, вынуждены были оставить свои посты. На этот раз получить разрешение на поездку оказалось намного проще.

Первый визит в Америку запомнился очень хорошо. Я позанимался с группой юных шахматистов, а также принял участие в World Open в Филадельфии. Конечно, на успех не рассчитывал, ведь я уже давным-давно не играл в шахматы, но любопытно было ощутить атмосферу массовой швейцарки, а заодно и пообщаться со множеством старых знакомых.

Тот турнир печально прославился тем, что группа советских гроссмейстеров образовала "сплав-контору" с целью завоевывать призы в главном соревновании и нескольких побочных – по быстрым шахматам, а затем делить полученные нечестным путем деньги. Потом некоторое время местные организаторы вообще не хотели иметь дело с советскими шахматистами, придумывали для них специальные жесткие правила.

В США в швейцарках принято приходить на игру со своим инвентарем – часами и шахматами. Узнав об этом, я удивился, но тут же купил комплект. А некоторые наши гроссмейстеры, уже заработавшие, благодаря своей кооперации, неплохие деньги, тем не менее экономили на каждой мелочи. Перед началом тура они ходили по залу и побирались – спрашивали, у кого есть лишние доска и фигуры, у кого часы. Ради той же экономии они селились в двухместных номерах гостиницы по трое-четверо, спали на полу.

Запомнилась такая сценка. Однажды мы с Максом Длуги отправились пообедать в недорогом китайском ресторанчике, и за нами увязалось несколько наших – из тех, кто на всем экономил, часто питался всухомятку. Раскрыли меню, и я увидел на лицах напряженную работу мысли – заплатит богатый дяденька-американец за всех или не заплатит? Если заплатит, то надо выбирать блюда получше, если нет – подешевле.

Когда принесли счет, Макс его быстренько просмотрел и сказал: "Получается по 8,5 долларов с человека". Надо было видеть лица наших компаньонов – какое на них отразилось разочарование!

Тем летом в США проводились детские чемпионаты мира в нескольких возрастных категориях – кажется, до 10, 12, 14 и 16 лет. В городке Фонд дю Лак, штат Висконсин, должны были играть пять советских ребят, из них трое – из нашей с Артуром школы: Вася Емелин, Диана Дарчия и Инна Гапоненко. Естественно, мне захотелось помочь своим ученикам, и я заранее договорился с Александром Бахом, который тогда возглавлял советскую шахматную федерацию, что мне по возвращении оплатят дорогу из Нью-Йорка в Висконсин и обратно.

Я попросил Леву Альбурта помочь с покупкой авиабилетов – ведь сам я в чужой стране был беспомощен в бытовых вопросах, да и с языком испытывал трудности. Я знал день прилета, а вот во второй дате не был уверен – то ли это день разъезда, то ли последнего тура. Поинтересовался у Левы, нельзя ли пока взять билет в один конец? Тот объяснил, что заплатить тогда придется дороже, чем за дорогу туда и обратно. Законы ценообразования на авиабилеты были мне совершенно незнакомы, я не мог поверить в такой парадокс и, когда мы пришли в турагенство, попросил узнать все цены. Альбурт, конечно, оказался прав: билет туда и обратно стоил примерно 350 долларов, а в одну сторону – 375. Честно говоря, до сих пор плохо понимаю, в чем смысл такой системы, но это обычная практика авиакомпаний. С датой возвращения я в итоге не угадал: разъезд участников намечался на следующий день, а мне пришлось улетать в день последнего тура.

Сыграли мои подопечные неплохо. Дарчия стала чемпионкой мира, чуть отстав от нее, второе место заняла Гапоненко. Емелин тоже оказался вторым, вслед за уже знаменитой Юдит Полгар, игравшей в группе мальчиков до 14 лет.

Где-то во второй половине соревнования Васе предстояло встретиться с Юдит белыми. Примерно за час до тура я спросил, какой дебют он собирается разыграть, оказалось: главную сицилианскую. А я знал от Долматова, что сестры Полгар успешно применяют черными вариант Паульсена, имеют там в запасе оригинальные идеи. Я предупредил Васю, что на этом направлении соперница очень хорошо готова, спросил, есть ли у него свои разработки. Выяснив, что нет, сказал:

– Мне кажется, с одними только книжными знаниями состязаться "на ее поле" опасно. А что ты еще можешь сыграть?

У Емелина ничего за душой не было. Тогда я предложил:

-- Могу после 1.е4 с5 2.Nf3 e6 показать староиндийское начало (3.d3). Примерно за полчаса объясню все основные идеи. Конечно, рискованно: ведь у тебя тут нет опыта. Но у нее тоже нет, так что вы будете, по меньшей мере, на равных. Решай сам, готов ли встать на этот путь.

Подумав, Вася согласился. С подготовкой я справился всего за 15 минут. Белые достигли хорошей позиции, но после упорной борьбы партия завершилась вничью.

Наблюдал я и за местными ребятами, с которыми перед тем позанимался. Самым перспективным из них мне показался юный Таль Шакед (было ему тогда 11 или 12 лет) – о чем я и поведал своим американским друзьям. Уж не знаю, почему создалось такое впечатление: ведь сыграл он неудачно, да и партий я почти не видел, поскольку тренеров близко к столикам не подпускали. Видно, обратил внимание на какие-то малозаметные детали: посадка за доской, горящие глаза… Прогноз оправдался: впоследствии Шакед стал гроссмейстером, выиграл чемпионат мира до 20 лет. Больше никто из его американских сверстников или ребят постарше успехов не добивался.

Таль Шакед, Аризона 1996

Уезжать из Фонд дю Лака мне пришлось в день последнего тура. Предстояло добраться до аэропорта в Милуоки – столице штата. Это примерно 90 километров. Ехать на автобусе не хотелось – до станции было довольно далеко, дорога предстояла с пересадкой, да к тому же, помнится, как раз в тот день водители проводили забастовку. Организаторы, заказавшие автобусы для участников днем позже, помочь мне не смогли или не захотели. Родители американских ребят, с которыми я был знаком, приехали в Висконсин не на машинах.

И вот где-то за день до отъезда стою я у стенда с объявлениями и гадаю, как мне быть. Подходит миниатюрная пожилая женщина и на русском языке спрашивает:

– У вас затруднения? Не могу ли я помочь?

Объясняю ситуацию. Она меня успокаивает.

– Никаких проблем! Я арендую машину и отвезу вас в аэропорт.

Так я познакомился с Герель - бабушкой одного из американских участников Моргана Пехме. И действительно, на следующий день, пока я наблюдал за последним туром, она съездила в прокатное бюро за машиной и отвезла меня в аэропорт Милуоки, причем отказалась даже взять деньги за аренду.

Естественно, мы познакомились, обменялись координатами. Герель с мужем, братом, сыном и внуком жила на Лонг-Айленде, в маленьком городке Гленхед ( Glen Head ). Я их навестил, и это стало началом дружбы, продолжавшейся много лет. Приезжая в Штаты, я либо (в первое время) останавливался у семьи Пехме, либо обязательно их навещал. Однажды Герель с Морганом нанесли ответный визит в Москву, я с удовольствием показал им город, познакомил со своей семьей и друзьями.

На смотровой площадке рядом с МГУ. Справа налево: Морган, Герель, Сергей Долматов и Леня, мой сын.

Герель – удивительно добрая, обаятельная женщина, человек высочайшей культуры. Любит музыку, свободно говорит на нескольких языках: английском, русском, французском, испанском, чешском, калмыцком, эстонском.

Ее судьба могла бы лечь в основу увлекательного романа. По национальности Герель калмычка. Ее отец Бадьма Уланов был лидером калмыков, но не элистинских, а донских. Он участвовал в Гражданской войне, а затем оказался за границей, в Чехии. Герель родилась в Праге в 1924 году, у нее было 4 брата. В семье интересовались шахматами; Герель помнит, как в Прагу приезжал Алехин. Потом война. Когда в 1945-м в Чехословакию пришла советская армия, для ее семьи все могло кончиться очень плохо. Всех, кто имел отношение к России, к Советскому Союзу, брали на учет и высылали в лагеря. Они уже стояли в очереди на учетный пункт, и тут какой-то местный крестьянин обращается к ее брату:

– Простите, вы, случайно, не футболист Уланов?

– Да, это я.

– Тут вас ничего хорошего не ждет. Давайте я вам помогу!

И он потихоньку на телеге вывез всю семью за пределы Чехословакии. Они оказались во Франции, там Герель познакомилась со своим будущим мужем, эстонцем Карлом Пехме, по профессии - скульптором. В начале 50-х семья перебралась в Америку. У Герель родились две дочери и сын Калев (около года он был главным редактором журнала " Chess Life "). Всю жизнь Герель работала. В какой-то момент они с мужем купили скромный домик на Лонг-Айленде, где семья и прожила много лет.

С Герель и Карлом

Некоторое время я занимался с ее внуком Морганом Пехме, сыном Калева. Морган - энергичный, умный парень с разнообразными интересами, помимо шахмат. Он учился в престижной "Дальтон скул" [Dalton school ] на Манхеттене. Обучение в ней платное и довольно дорогое. Дети из небогатых семей могли ее посещать лишь при условии блестящей успеваемости, которую как раз и демонстрировал Морган. Окончив школу, а затем и колледж, он сделал отличную карьеру: работал редактором газеты, затем стал продюсером, сценаристом и режиссером нескольких фильмов, начал пробовать себя и в политической деятельности.

С Морганом и Леней

В России в 90-е годы обеспечить шахматами достойную жизнь было непросто, и я стал ежегодно ездить в Америку на заработки. Появились связи, появились люди, которые хотели брать у меня уроки. И любители, и родители юных шахматистов, и мастера, и гроссмейстеры.

Первое время сильно мешал плохой английский, причем даже не столько слабоватое владение языком, сколько то обстоятельство, что я стеснялся на нем разговаривать, боясь допустить ошибку, был очень скован. После нескольких визитов привык, стал чувствовать себя свободнее.

В начале 90-х годов меня трижды приглашал в свой детский летний лагерь энергичный тренер и организатор Сунил Вирамантри [Sunil Weeramantry]. Он родом из Шри-Ланки, внешне – невысокого роста пират из кинофильмов, но дети его просто обожают. Под руководством Сунила работает группа педагогов, в зимнее время – в школах, летом – в лагере. Несколько групп, от самых маленьких до тинейджеров. Сессии платные, для родителей это недешевое удовольствие, поэтому подобные лагеря редко привлекают много детей. К Сунилу приезжало человек 70, для Америки это очень много. Меня потом другие организаторы с завистью спрашивали: "Как же он столько собирает?"

Помимо своих постоянных сотрудников, Сунил обязательно приглашал в лагерь кого-то из хороших шахматистов: один раз это был Лев Альбурт, дважды - Патрик Вульф. Понятно, что их, как и меня, Сунил в основном использовал для сильнейших ребят. В то же время он хотел, чтобы все дети пообщались с известным тренером и гроссмейстерами. Поэтому приходилось давать уроки и малышам, что для меня очень непросто – ведь свои материалы я готовлю для квалифицированных шахматистов.

Атмосфера в лагере мне нравилась. Делалось все, чтобы дети получили море удовольствия. Помимо шахмат, много игр, спорта. Как-то раз мне вручили бейсбольную биту и предложили попробовать отбить мяч. Каким-то чудом я попал с первого раза, что привело окружающих в восторг – для новичка это трудное испытание. В Америке-то бейсбол – национальный спорт, в него все играют с раннего детства.

В лагере Сунила.

Сессии короткие, всего 6 дней. Обязательно один из дней – родительский: папы и мамы приезжают навестить детей, беседуют с педагогами, для них устраиваются сеансы одновременной игры.

Я почувствовал, какое огромное количество подготовительной работы приходилось перед каждой сессией выполнять Сунилу. Он должен был обеспечить все: безопасность, питание, медицинское обеспечение, финансовую отчетность и т.д., собрать кучу бумаг, разрешений.

Сессии проводились на территории какого-нибудь колледжа в дни летних каникул. Мы жили в общежитиях, питались в студенческой столовой. В один из дней (точнее – ночей) на каждой сессии проводилась учебная пожарная тревога. Примерно в два-три часа ночи звучала сирена, дети под наблюдением тренеров должны были за минуту или две проснуться, вскочить с кроватей и покинуть помещение, почти все – полуодетые, босиком.

Сунил привозил на сессии своего приемного сына Асуку – крепкого, целеустремленного и очень талантливого малыша. Как оказалось, у Асуки есть младший брат, по словам Сунила - еще более "крутой". Сейчас его имя: Хикару Накамура, широко известно.

Под таким заголовком в советских газетах публиковались фотографии или тексты, призванные показать в негативном свете жизнь западного общества, и тем самым на контрасте подчеркнуть преимущества социалистического строя. При личном наблюдении за "их нравами" и сравнении их с нашими приходишь к диаметрально противоположным выводам.

В колледжах, где Сунил устраивал летний лагерь, помимо нас, проводили тренировочные сессии команды по американскому футболу – взрослые здоровенные детины. Когда наступало обеденное время, все, и шахматисты, и футболисты, устремлялись в студенческую столовую, где у раздачи быстро выстраивалась очередь с подносами. Я привык, что в нашей стране всегда идет борьба за место в очереди: кто-то пристраивается вперед к знакомым, сильные (или наглые) напрямую прорываются поближе, отталкивая слабых. Казалось бы, неужели трудно верзилам-футболистам отодвинуть гномов-шахматистов? Однако я не наблюдал ни одного подобного случая! Совершенно спокойно все стоят в общей очереди, никто не волнуется, не пытается обогнать других. Признаться, на контрасте это произвело на меня впечатление.

Другая распространенная легенда: мол, наши люди – чуткие, отзывчивые, а американцы жесткие, черствые. Да ничего подобного! Вспомните, как мы реагируем, когда видим на улице больного, старого человека. Отворачиваемся, спешим по своим делам. А в Америке люди подходят, предлагают помочь. Вот ведь, и Герель Пехме, увидев, что у меня проблемы, потратила и целый день, и свои деньги, чтобы выручить незнакомого человека. Конечно, люди везде есть всякие, но в целом, по-моему, для американского менталитета это вполне типично.

А вот похожая история, но случившаяся в Европе. В 1999 году я провел тренировочный сбор с командой Франции. Сессия окончена, тренер сборной Эрик Прие везет меня и Жоэля Лотье в аэропорт Бордо, расположенный примерно в 60 километрах. В машине также Лоран Фрессине и кто-то еще – они отправляются чуть позже, с железнодорожного вокзала. На полпути машина встает – что-то сломалось. Во Франции есть служба дорожной помощи, можно с ней связаться и вызвать подмогу. Но, как назло, у одного мобильный телефон здесь не ловит, у другого разряжен, третий его вообще забыл в кемпинге, где проходил сбор. А вокруг лес, позвонить неоткуда.

Обсуждаем, что же делать. Вдруг рядом останавливается маленькая машина, водитель, узнав, в чем проблема, предлагает свои услуги. Сажает меня и Лотье, поскольку наш рейс уже скоро, а остальным обещает вызвать помощь. Но машина маленькая, все чемоданы в салон не влезают, а багажник забит бутылками с водой. Тогда водитель просто выгружает на обочину свои ящики, кладет в багажник чемоданы и везет нас в аэропорт. И тоже отказывается взять деньги. Вот вам и "черствость" европейцев!

Отношения между людьми в стране, безусловно, тесно коррелируют с нравственным уровнем власти, с ее отношением к своим обязанностям и к обычным людям. Не буду уж пытаться определять, где тут причина, а где следствие, да это и едва ли возможно.

Помню, одно время я подумывал о получении в Америке " green card " – вида на жительство, и Герель собиралась мне в этом помочь. Она сказала, что обратится за поддержкой к конгрессмену от своего округа.

- Но какое до этого дело конгрессмену? – удивился я. – Чего ради он станет вмешиваться?

- Ну как же, я ведь за него голосовала, это его прямой долг помогать избирателям!

Пришло бы такое кому-нибудь в голову, применительно к России? Принципиальная разница в том, что в развитых западных странах власть, пусть и не забывая собственные интересы, все-таки в немалой степени контролируется гражданским обществом и служит ему. У нас же власть, чиновничество практически не зависят от общества, а потому беспрепятственно и безнаказанно высасывают в свою пользу ресурсы страны. И неважно, каков уровень чиновника в иерархии и как его называть: партийный секретарь, депутат, или как-то еще – до интересов обычных людей ему нет дела.

Воспользуюсь случаем и расскажу два приключившихся со мной дорожных эпизода, которые поучительно сравнить между собой.

Эпизод первый: 1999 год, лечу в Лас Вегас помогать Вадиму Звягинцеву на чемпионате мира. Билеты куплены в Москве. В Нью-Йорке в аэропорту Кеннеди перебираюсь в другой терминал, откуда должен лететь дальше, и с удивлением вижу, что терминал абсолютно пуст. С трудом нахожу служащего, который мне объясняет, что рейс отменен, билет надо перерегистрировать на другой рейс, в другом терминале. Очень неудобно: ведь прилетаю в незнакомый город глубокой ночью. Но что делать, выбора нет.

Чемпионат мира проходил по нокаут-системе, кто сколько кругов пройдет, неизвестно, поэтому дату обратного рейса выбрал наугад, сознавая, что наверняка придется менять билет. Кроме того, я должен был возвращаться в аэропорт Кеннеди, но решил задержаться на несколько дней у друзей в Нью-Джерси, и потому мне было бы значительно удобнее прилететь в другой аэропорт – Ньюарк.

Предстояло обратиться в офис компании (кажется, America West ). Сам я боялся вести на английском обсуждение подобных дел, поэтому объяснил ситуацию одному из своих друзей-американцев. Тот позвонил, провел короткие переговоры и сказал мне:

– Все в порядке, прямо здесь в гостинице есть касса, подойдешь туда, и там тебе обменяют билет на нужную дату и в Ньюарк. При этом ничего доплачивать не придется.

– Как не придется? Там же в условиях написано: за обмен билета – штраф сто долларов!

– В компьютере отмечено, что они подвели тебя по дороге сюда, поэтому в качестве компенсации за доставленные неудобства сделают тебе все бесплатно.

Меня поразил такой сервис, такое отношение к клиентам, ведь я об этом даже не просил!

Эпизод второй. Пятью годами позже прилетел в Германию позаниматься с молодым гроссмейстером Леней Крицем. Увы, спустя пару дней он подхватил сильнейшую простуду, температура поднялась под 40, и стало ясно, что о продолжении занятий не может быть и речи. О дальнейшем проще всего поведать, познакомив вас со своей перепиской с заместителем начальника службы пассажирских перевозок Аэрофлота К.В.Пилипенко.

Уважаемый Константин Витальевич,

Я был в Германии со вторника 17 февраля (SU 105) и должен был вернуться в Москву в среду 25 февраля (SU 106).

Обстоятельства заставили меня вернуться раньше, и в пятницу 20 февраля я позвонил в агентство Аэрофлота во Франкфурт и спросил, могу ли я улететь на следующий день. Мне подтвердили, что это возможно, но я должен доплатить сумму, эквивалентную $100 (что соответствовало и штампу в моем билете).

Изменение рейса было введено в компьютер.

На следующий день я выписался из гостиницы, доехал до Франкфурта (за 200 км.), подошел к указанной мне стойке, и там мне было сказано, что сотрудница, беседовавшая со мной по телефону, допустила ошибку. По условиям тарифа я мог бы улететь с доплатой в $100 в воскресенье, а при вылете в субботу я обязан доплатить 199 евро, что мне и пришлось сделать. Понятно, что если бы я был своевременно информирован о такой разнице в ценах, то скорее всего вылетел бы в воскресенье.

Полагаю, что клиент не должен расплачиваться за ошибку, допущенную сотрудником Аэрофлота, и потому прошу вернуть мне разницу в стоимости (которая, очевидно, составляет более 120 евро).

Мой адрес:…

Дворецкий Марк Израилевич

Заслуженный тренер СССР, России и Грузии по шахматам

9 марта 2004

Адресат, как и обещал, переправил письмо и приложенные к нему документы в отдел Аэрофлота по работе с клиентами. Через некоторое время я получил оттуда ответ, побудивший меня вновь написать Пилипенко.

Уважаемый Константин Витальевич,

Я получил письмо, подписанное начальником отдела по работе с клиентами И.В.Ельчаниновой с отказом в удовлетворении моей претензии.

Считаю это письмо бюрократической отпиской, поскольку речь в нем шла лишь об особенностях тарифа и ни слова не было сказано по сути моей претензии - ошибке сотрудника Аэрофлота, повлекшей материальные потери клиента.

Логичным следующим шагом с моей стороны является обращение в Общество защиты прав потребителя, которое выигрывает в подобных случаях практически все судебные процессы. Однако сумма предполагаемого возврата денег никак не сможет мне компенсировать затраты времени. Поэтому для восстановления справедливости… оставляю за собой право освещения этой истории на сайтах, с которыми я сотрудничаю, и в публичных лекциях.

И получил ответ:

Уважаемый Марк Израилевич.

Письмо начальника отдела по работе с клиентами И. Ельчаниновой является официальным ответом нашей авиакомпании на Вашу претензию. Я, к сожалению, ничем Вам помочь не могу. Вместе с тем я понимаю Ваше право добиваться решения ситуации в Вашу пользу.

В любом случае я приношу Вам от лица ОАО "Аэрофлот" извинения за причиненные неудобства.

Хочу отметить, что не имею ни малейших претензий к господину Пилипенко. Он был абсолютно четок и корректен в письмах, конструктивен в действиях (подсказал, как я должен поступить, помог без лишних усилий с моей стороны переправить заявление и документы по назначению). И тем не менее, общий вывод печален. Даже появление отдельных высокопрофессиональных менеджеров ничего не изменило в сути компании, в ее отношении к клиентам, которое как было "совковым", так и осталось.

В Америке я встретил массу людей, с которыми был раньше знаком в Союзе. Несколько раз меня приглашали в Бостон для занятий с местными шахматистами, и там я общался с Александром Ивановым и его женой Эсфирь (для друзей – Асей) Эпштейн. Их судьба типична для американских шахматных семей. Поскольку игрой там трудно себя обеспечить, а женщинам особенно, то Ася сменила род деятельности и стала преподавать в университете. Это позволяет семье нормально существовать, а мужу – продолжать играть в шахматы.

Похожая ситуация у Бори Гулько – его жена Аня в Москве окончила институт физкультуры, а в Штатах прошла обучение и стала работать в совершенно другой области, зарабатывая очень хорошие деньги. Какое-то время Боря и Аня тоже жили в Бостоне, а затем переехали в Нью-Джерси, в городок Ферлон [ Fair Lawn ]. Я с удовольствием навещал супругов Гулько в каждый свой приезд – и в Бостоне, и потом в Ферлоне.

С семьей Гулько: Аней, Борей и их сыном Давидом, Ферлон 2001.

Встретил я в Бостоне также своего бывшего студента по институту физкультуры Мишу Перельштейна. Его сын Женя (или на американский лад – Юджин) тоже стал шахматистом.

Бостон мне вообще очень нравится: симпатичный, интеллигентный, европейского вида город. Расположенный там Гарвардский университет в рекламе не нуждается, многие считают его лучшим университетом мира. Кстати, именно в нем получил докторскую степень один из учеников нашей с Юсуповым школы Илья Макарьев (Райнер).

Приятно вспомнить знакомство с профессором Гарвардского университета Ноамом Элкисом. Этот скромный и застенчивый человек – натуральный гений. Выдающийся математик (в двадцать лет защитил докторскую диссертацию), превосходный музыкант, замечательный составитель этюдов, да к тому же чемпион мира по решению шахматных композиций.

Приезжая в Бостон, я, как правило, останавливался в одной гостеприимной интернациональной семье. Муж – коренной американец Билл Каллахер, сильный любитель, некоторое время был представителем США в ФИДЕ. Его жена Весна Димитриевич – бывшая югославская шахматистка, игравшая и в чемпионатах США, работает в компании, связанной с ядерными исследованиями. При мне у них дома регулярно собирались местные шахматисты для неформального общения, блицтурниров, а также для занятий со мной.

С Биллом Каллахером (в центре) и Патриком Вульфом

Как-то раз я приехал в Бостон вместе с Вадимом Звягинцевым, и остановились мы, конечно, у Весны и Билла. Дело было весной, а в ночь перед нашим отъездом вдруг разразился невиданный для этого времени года снегопад. Вадиму с Биллом пришлось взять в руки лопаты, чтобы расчистить подступы к чуть ли не доверху заваленному гаражу – иначе нам не удалось бы добраться до железнодорожной станции.

Мы с Вадимом в гостях у Саши и Аси. Сидит Весна Димитриевич

Я ездил в Америку с 1990 по 2005 годы, на месяц или на полтора, иногда даже дважды в год. В Москве распустили слухи (насколько мне известно, с подачи Каспарова), что я вообще переехал жить в Америку. Многие этому поверили, и на протяжении десятка лет знакомые при встрече спрашивали:

– Какими судьбами? Почему ты здесь, а не в Штатах?

Я и на самом деле в 90-е годы подумывал о том, не перебраться ли мне в Америку, поскольку чувствовал, что ни нормальной экономики, ни свободного и безопасного демократического общества в России при моей жизни не возникнет. Формальные основания для получения в США вида на жительство имелись – большие успехи в какой-либо области (в данном случае – тренерской) позволяли претендовать на "грин-карту". Но надолго отвлекаться от своего основного дела не хотелось, к тому же я терпеть не могу, да и не умею готовить бумаги, контактировать с юристами и т.п. И потому решил, что займусь сменой места жительства лишь при условии, если этим заинтересуются американцы и возьмут на себя организационные хлопоты.

У меня сложились хорошие отношения с исполнительным директором американского шахматного фонда, курировавшего работу с молодыми шахматистами, Аланом Кауфманом. Я предложил ему проект, который мне казался, да и сейчас кажется достаточно разумным. (Позднее я предлагал аналогичный проект в России, но с тем же нулевым результатом.)

Идея заключалась в том, чтобы фонд платил мне скромную зарплату, а я отрабатывал на него определенное количество часов. Готовил бы американские команды к важнейшим соревнованиям, но главное, искал наиболее талантливых ребят, мечтающих добиться успеха в шахматах, и занимался с ними индивидуально, как я в свое время делал со своими лучшими учениками в Союзе.

У нас сильных наставников привлекают, чтобы вывести учеников на высокий шахматный уровень, сделать из них звезд. В Америке - диаметрально противоположный подход. Родители верят, что шахматы полезны для общего развития, с этой целью они и приглашают тренеров. Им достаточно, чтобы дети занимались хорошим делом и были успешны в своем возрасте. А потом, когда приходит время готовиться к поступлению в колледж, молодые люди целиком переключаются на учебу, а шахматы остаются приятным хобби.

Шахматные уроки в Америке обычно оплачиваются родителями, и оплачиваются неплохо. Тренеры, понятно, заинтересованы, чтобы работа, приносящая ощутимый заработок, продолжалась подольше. Реальное качество обучения отходит на задний план – гораздо важнее произвести впечатление на учеников и их родителей, от которых тренеры фактически полностью зависят. Настоящим профессионализмом тут и не пахнет.

Я же предлагал, чтобы занятия для лучших ребят были бесплатными (зарплату обеспечивал фонд). Тренер оставался независимым от учеников и их родителей, а потому выбирал бы не самых обеспеченных, а самых талантливых и целеустремленных. Появлялась возможность требовать от подопечного серьезного, профессионального отношения к делу – ведь в противном случае тренер просто прекратит с ним занятия и найдет другого ученика.

При подобном подходе было бы реально добиться тех же успехов, что и в Союзе: подготовить молодых звезд, чемпионов мира среди юношей, которые вскоре стали бы сильными гроссмейстерами. При этом расходы сравнительно невелики – всего лишь зарплата одного тренера (или нескольких – при более широком развертывании проекта).

Алан Кауфман по достоинству оценил предложенную ему идею, посчитал ее перспективной, но сам решить вопрос был не вправе. Возглавлял шахматный фонд и в немалой степени финансово его поддерживал пожилой джентльмен Фан Адамс – именно его мнение было решающим. Когда Алан обратился к нему, тот возразил:

– У Фишера не было тренера, у Решевского тоже, а они стали великими шахматистами. Значит, это и не нужно. Будем лучше тратить деньги на турниры.

Ну, что поделаешь? К сожалению, очень многие, и за рубежом, и у нас, не осознают значения качественной тренерской работы.

Приезжая в Америку, я обычно базировался в Нью-Йорке (Манхеттен) или его окрестностях – Лонг-Айленде и Нью-Джерси. Именно здесь я и дал большинство своих частных уроков. В основном – детям, у меня было несколько десятков юных учеников. Конечно, работа с ними по своей направленности значительно отличалась от той, что я вел в Союзе – ведь почти никто из американских ребят не собирался становиться профессиональным шахматистом. И все же от общения с умными и хорошо воспитанными детьми остались приятные воспоминания. Им, как правило, тоже нравилось заниматься со мной: они знакомились с творчеством выдающихся шахматистов прошлого и настоящего, учились ценить шахматную логику и красоту.

Помню, Юра Задерман, когда ему пришло время поступать в колледж, сказал мне: "Вот начну зарабатывать хорошие деньги – тогда вернусь и стану спонсировать шахматы!" Приятно, когда у человека такой настрой. Другой симпатичный и талантливый парень Бобби Зельцер, уже став студентом, писал мне в Москву, чтобы обсудить возникшее у него желание, отложив на пару лет учебу, еще немного поиграть и поучить шахматам других. Завоевать доверие ребят – тоже немалое достижение для тренера, не все ведь сводится к одним лишь чисто спортивным результатам.

Работал в Нью-Йорке я и со взрослыми. В течение нескольких лет давал уроки немолодому любителю шахмат, интеллигентному и доброжелательному, которого звали Дэн Гросс. Он занимал солидный пост в одной из компаний. Я приезжал к нему в офис, расположенный в центре Манхеттена, в обеденный перерыв. Нам приносили из ближайшего ресторана легкий ланч, и затем мы в течение двух часов занимались шахматами. У Гросса была цель – стать мастером. Для получения звания американского мастера достаточно превысить рейтинг 2200, причем это американский рейтинг, он примерно на 100 пунктов ниже коэффициента Эло. Кажется, к четвертому моему приезду в Нью-Йорк Дэн, наконец-то, достиг цели и был счастлив. На стене офиса он повесил приветственную грамоту от американской шахматной федерации. Заниматься шахматами Дэну нравилось, он продолжал брать у меня уроки и в последующие годы.

Дважды – в 1991 и 1992 году я поработал с Морисом Эшли. Он афроамериканец, парень умный, целеустремленный, спортивный. Думаю, в те годы его финансовое благосостояние оставляло желать лучшего, и все же он выделил деньги на консультации со мной, поскольку очень хотел стать сильным шахматистом. Просмотр партий показал наличие несомненного таланта, что в сочетании с превосходными личностными качествами должно было гарантировать успех. Поэтому, когда Морис признался, что мечтает стать международным мастером, я возразил:

– О чем ты говоришь? Мастером ты станешь, не заметив. Стремиться надо к гроссмейстерскому званию – у тебя все для этого есть!

Так и получилось: Эшли стал первым в мире афроамериканским гроссмейстером. Много лет спустя мы с ним встретились на турнире в Германии, с удовольствием пообщались. Морис показал мне недавно сыгранную партию, в которой он успешно применил один из приемов, когда-то обсуждавшихся на наших занятиях.

Я уже рассказывал, как в Германии во время матча команды "Буревестник" исчез Лев Альбурт. Вскоре он оказался в Америке, поселился в небольшой квартирке на Манхеттене. Трижды выигрывал чемпионаты США, а зарабатывал в основном тренерской работой. Лева – человек практичный, поняв, что подготовка "звезд" никого в Америке не интересует, сосредоточился на уроках обеспеченным любителям и вскоре обзавелся кругом постоянных учеников. Впоследствии он начал писать и издавать книги, рассчитанные в первую очередь как раз на такой контингент – шахматистов любительского уровня.

Я встречался с Альбуртом в каждый свой приезд в Нью-Йорк. Он снабжал меня интересными книгами, в основном – политическими. Ведь долгое время Альбурт активно занимался политической деятельностью, сотрудничал и дружил со многими достойными людьми из нашей эмиграции, например, с Владимиром Буковским.

Лева консультировал меня по многим житейским и деловым вопросам, помогая освоиться в малознакомой обстановке. Несколько раз мы посещали ресторан "Русский самовар", где можно было не только вкусно поесть, но и встретить многих известных людей: и эмигрантов, и приехавших по делам из России.

В 2000 году Альбурт познакомил меня с владельцем популярного сайта ChessCafe Ханоном Расселом. Ханон – человек разносторонний, по профессии юрист, владеет русским языком, даже когда-то перевел на английский и опубликовал замечательную книгу Таля о его первом матче с Ботвинником. (Впрочем, мы с ним всегда общаемся на английском.)

Рассел предложил мне вести на его сайте рубрику "Инструктор", посвященную различным тренерским вопросам. Начиная с осени 2000 года, и вот уже более 10 лет в ChessCafe ежемесячно появляются мои новые статьи. Некоторые из них впоследствии вошли в мои книжки.

Подготовив две серии книг "Школа высшего мастерства" и "Школа будущих чемпионов", я решил приступить к проекту, о котором думал уже несколько лет. Мне хотелось подготовить учебник эндшпиля, основанный на методических принципах, существенно облегчающих овладение теорией окончаний шахматистам различного уровня: от любителей до гроссмейстеров. Работа над книгой оказалась долгой и трудной, но в конце концов была завершена. Английское ее издание взялся опубликовать Ханон Рассел, а впоследствии он издавал на английском языке мои новые книги.

Наше сотрудничество продолжается уже много лет - без каких-либо конфликтов и проблем. Я побывал в гостях у Ханона в Коннектикуте, а он однажды приехал в Москву, мы погуляли по городу, посидели в ресторане. Заодно Рассел пообщался с Олегом Перваковым - моим соавтором по одной из книг, которую Ханон вскоре издал.