Интервью

ЕВГЕНИЙ БАРЕЕВ: ПОКА ЕСТЬ «РУКА», ИГРАТЬ МОЖНО!

Обладатель Кубка России-2009 Евгений Бареев – один из самых титулованных российских гроссмейстеров, многократный олимпийский чемпион и чемпион мира в составе сборной России, победитель крупных международных турниров. В настоящее время он возглавляет Детско-юношескую комиссию РШФ. В шахматном кругу Евгений известен независимостью суждений и острым языком. Мы договорились побеседовать после второго дня чемпионата мира по блицу, который проходил в ГУМе. В первый день Евгений выступил удачно, одержав серию побед. К сожалению, во второй день игра не пошла. Мой собеседник старался не подавать вида, что расстроен, но его внутреннее состояние наверняка оставило отпечаток на ответах. Грустный юмор, и без того присущий Евгению, стал терпкой приправой к нашему разговору о превратностях судьбы, о новых и старых поколениях.

Мария Фоминых

– Победа в Кубке России стала первой яркой победой за последнее время. Как удалось ее добиться: на старом багаже, или готовился специально к турниру?

– Конечно, я к нему не готовился. А давно не выигрывал хотя бы потому, что мало играл. Сейчас я в турнирах почти не участвую, в основном, в командных соревнованиях. Хотя, можно сказать, и там последнее время играл неважно. И в Кубке я набрал немного очков, всего «+2». Оказывался сильнее на тай-брейках. Так же, как Рустам Касымжанов в свое время стал чемпионом мира. Ну, и удача, конечно, мне улыбнулась.

– Самый трудный матч был с Борисом Грачевым?

– Да, безусловно. Самый долгий и выматывающий.

– После того, как прошел рейтинг-фаворита, появилось чувство, что самое трудное позади? Может быть, ощущение, что поймал фарт?

– Не могу так сказать. С ним-то как раз не столько благодаря фарту, сколько именно по игре удалось победить. И я не в том возрасте, чтобы в середине турнира думать, будто я уже выиграл все соревнование из-за того, что выиграл один матч. С нокаут-системой я знаком еще с 1997 года. Хорошо помню, как трудно дается каждый матч, как накапливается усталость к концу турнира. Не надо забывать и о том, что я играл, в основном, с достаточно молодыми соперниками. Им-то все дается легче.

– Было ли желание доказать молодым…

– Да кому мне что доказывать? Другим мне нечего доказывать, разве что только себе. Но что доказывать? Я знаю, что нахожусь уже практически вне шахмат. Если я что-то выиграл – хорошо, а если нет, то ничего страшного. Обидно проигрывать, когда ты много занимаешься, когда ты в шахматах, как, например, Грачев. Он выглядел расстроенным после нашего матча. А мне в этом плане как раз легко. Есть некоторая раскованность.

– Почему не отбирался на чемпионат России?

– Не получилось по срокам. Я полтора месяца провел во Вьетнаме. Занимался с вьетнамским Карлсеном – Ле Куанг Льемом. Он готовился к серии азиатских турниров и Кубку мира. Никогда до этого я не был во Вьетнаме, а очень хотелось. Понравилось. Видимо, потому, что работали над шахматами немного, часа 4 в день, а остальное время можно было заниматься своими делами – уворачиваться от мотоциклов, или еще чем-нибудь. Вернулся как раз в тот день, когда начинался чемпионат России.

– В следующем году будешь отбираться?

– Я не смогу ответить даже на вопрос, буду ли играть в «Аэрофлот-опене», который состоится через два месяца. На вопрос, буду ли я играть в следующем чемпионате России, ответить еще сложнее.

– К кому сейчас себя относишь? Любителем тебя не назовешь, но профессионал, по идее, занимается только шахматами. Где сейчас находишься на этой шкале между профи и любителем?

– Я там и нахожусь – между небом и землей.

– Нет желания определиться?

– Есть, но не получается пока. Я практически расстался с шахматами, но остаются какие-то редкие соревнования, такие, как двухдневный Кубок России, например. Я подумал, что вполне могу на два дня съездить поиграть, мне пока еще интересно, особенно в быстрые шахматы, где чуть меньше требования к дебютам. И потом, как объяснял мне Александр Чернин: последнее, что оставляет шахматиста – это рука. Пока «рука» у него была, он еще хорошо играл в быстрые, потом и она устает. Так что, пока есть «рука», еще можно играть. Как показал турнир, в классике мне трудно молодых обыгрывать, но в рапиде, когда требуется быстро принимать какие-то грамотные решения и не нужно очень много считать, я еще вполне могу выигрывать. В свое время ведь выигрывал и рапид в Монако.

– В партиях с Яном Непомнящим была счетная игра. Не принижаешь ли свои счетные способности?

– С Яном Непомнящим во второй партии я в один ход зевнул, а в первой он. У нас игры особо не получилось. А в быстрые снова он зевнул в один ход…

– То, что Ян выиграл столько партий подряд, произвело впечатление?

– Я всегда знал, что он шахматист способный, перспективный, так что ничего удивительного в этом нет. Я помню, как Морозевич в 16 или 17 лет выиграл все партии в Лондоне. Большого сюрприза для меня не было, тем более, что Непомнящий выиграл «Аэрофлот-опен» почти со стопроцентным результатом. Меня больше удивило не это. Меня удивило, что как человек он… как бы это сказать… сильные слова вполне уместны, как я понимаю ситуацию. А с другой стороны, молодое поколение – оно просто другое, наверное. Например, в этом блицтурнире Карлсен берет ходы назад и считает, что это нормально.

– В партиях с тобой перехаживал?

– Нет, не со мной, но пару раз он это делал. Но я могу хотя бы списать его поведение на то, что он с Каспаровым работает. Тот, например, в свое время сказал: если ты чуть-чуть отпустил фигуру, то это не считается. Ну, или для него не считается. То есть его «этический код» позволял брать ход назад. Хорошо, камеры снимали и видео потом показывали. С тех пор я Каспарову и не верю никогда. Конферансье за обман голову оторвали, было дело.

– А с кем все-таки Карлсен пытался перехаживать?

– Не скажу точно. По-моему, Костенюк заметила и Гашимов. Быховский тоже, как судья. Ну ладно, тут понятно: человек с Каспаровым работает и уже считает, что может вести себя по-чемпионски. Но когда Непомнящий во время нашего матча, воспользовавшись тем, что я вышел в туалет между первой и второй быстрой партиями, потребовал поставить ему очко, потому что меня нет за шахматной доской, – это выше моего понимания. А с другой стороны, просто человеку очень хотелось выиграть.

– И все средства хороши?

– Видимо, да, но я рос в другое время, в другой стране, у меня другое отношение к шахматам: к игре, к коллегам. Непомнящего в свое время перестали приглашать к нам на занятия в школу, – он бросался ботинками в наших тренеров. Не знаю, получится ли из него великий шахматист, но если из маленького «негения» не вырастет большой «негений» – уже будет неплохо. Из-за Непомнящего, кстати, мы перестали приглашать шахматистов старше определенного возраста на сессии.

– Несмотря на подобные инциденты, шахматы в целом остаются джентльменской игрой?

– Я уже этого не ощущаю. Если второй шахматист мира берет ходы назад… Про Топалова я вообще молчу. Думаю, что Непомнящий может быть принят в команду к Данаилову. Тест на туалет пройден. Можно смело обращаться к коллегам.

– В соавторстве с Левитовым ты написал книгу «Записки секунданта»…

– Давно.

– Книга была достаточно успешной. В ней подробно рассказывается о переживаниях Крамника, о его подготовке. Согласовывалось это с Владимиром Борисовичем?

– Я дал свой взгляд со стороны, с близкой стороны. Я считал, что если Володя узнает, как я это вижу, то ему это не может быть вредно. Во-первых, я там ничего не придумывал, во-вторых, я указывал, как со стороны видятся его слабости, над чем ему надо поработать, чтобы движение вперед не замедлилось.

– Когда пишешь такую книгу, то очень легко испортить отношения?

– Ну, можно. А, впрочем, зачем со мной портить отношения? Что это даст? Я там, в общем, ничего такого не написал, просто дал свои оценки, свое видение. Может быть, где-то острое. Но я по-другому не могу. Кроме того, книга – это продукт, который надо продавать. Если я ничего интересного не напишу, если это будет скучно, то ее никто не купит.

– Есть идея написать еще что-то?

– Я писал ту книгу два года, и я устаю все время делать что-то одно. Нужен перерыв, пока не хочу ничего писать, да и темы у меня нет.

– Ты пробовал заниматься бизнесом?

– Никогда.

– Сотрудничество с Левитовым бизнесом назвать нельзя?

– Нельзя.

– Хорошо, но это другая деятельность, в отличие от шахмат.

– Да, так можно сказать. Я пытался заниматься чем-то еще.

– Есть мнение, что профессиональному шахматисту очень трудно перестроиться на что-то другое.

– Это правда. Шахматисты ни на что особо не годны.

– Нет, я не это имела в виду.

– Не знаю, о чем ты, но я могу сказать, что в большинстве своем шахматисты не приспособлены ни к какой другой деятельности, кроме как играть в шахматы. И я не оказался исключением. У меня другая деятельность особо не пошла, положа руку на сердце.

– Что мешает? Голова работает, характер есть…

– Голова, может быть, не так работает, как надо, знаний не хватает.

– Может быть, мешает то, что тянет обратно в шахматы?

– Может быть, кого-то и тянет, а меня нет. Мне хорошо и без шахмат.

– Как показывает практика, шахматисты могут еще успешно играть в покер. Сам ведь тоже играешь?

– Скорее, знаю правила. Конкуренция в покере чудовищная. Моей квалификации не хватает даже для средненьких результатов.

– Вернемся к вашей школе. Как получилось, что из-за Непомнящего пришлось изменить принцип набора учеников?

– Он вел себя вызывающе. И это очень плохо действовало на младших детей, которые смотрели на мастера и начинали думать, что так себя и надо вести.

– Из-за одного пострадало, таким образом, все поколение?

– Нет, никто не пострадал. Ну, если кидаться башмаками в тренеров... Просто мы восприняли это как знак и стали больше заниматься с младшими детьми – от девяти до одиннадцати лет.

– Но не все же пятнадцатилетние юноши кидаются ботинками?

– Да, но они оказывают большое влияние на детей. И ведут себя при этом не очень воспитанно, считают себя уже взрослыми. Как это называется – трудный возраст, переходный период. Приходится заниматься не обучением детей шахматам, а воспитанием. А задумка была не в этом, а как раз в том, чтобы учить шахматам. Пусть мамы и папы дома учат, как себя вести.

– Ваше решение дало положительные результаты?

– Очень много наших восьмилеток играли в чемпионатах в Костроме. Каждый год там проводятся чемпионаты России до 8 лет. За это время появилось огромное количество детей от восьми до двенадцати лет, с которыми имеет смысл заниматься. Но у нас в стране не так много квалифицированных тренеров: кто-то уезжает заграницу, кто-то не занимается с детьми. Хотя сейчас много способных детей.

– То есть у нас сейчас есть поколение совсем юных и талантливых?

– Не могу сказать, что они гениальны. Но есть те, которые не испорчены, и работа с ними может в будущем дать плоды. Попробовать стоит.

– В нашей стране сейчас называют самым перспективным молодым шахматистом Сергея Карякина. А из тех, кто вырос в России?

– Из тех, кто вырос в России, у нас сейчас есть «башмакокидатель» и Сюгиров.

– Но основная ставка сделана именно на Карякина как на потенциального чемпиона мира?

– Не знаю об этом. То, что Карякин – шахматист сильный, это не секрет, а насчет чемпиона мира… Во-первых, им надо родиться, а во-вторых, я вообще не очень понимаю: если Карлсен будет в добром здравии, что там может Карякин?

– Без шансов?

– Нет, шансы всегда есть. Но будет трудно. В десятку Карякин может войти.

– За счет чего Карлсен превосходит других? За счет тренера Каспарова, за счет каких-то личных качеств?

– Я не знаю, чем он занимался с Каспаровым, но еще в 15 лет производил впечатление. Характер очень сильный, дарование большое. Ну и, судя по тому, что берет ходы назад – очень хочет. Когда желание выиграть настолько перевешивает контроль над ситуацией, то значит – мотивация очень сильная.

– У тебя тоже наверняка были турниры, когда очень хотелось победить, но ведь удавалось держать себя в руках?

– Я просто знаю слово «нельзя» – правило такое выучил в детстве. Конечно, хочется, но я не считаю, что все средства хороши.

– Ты сейчас в таком возрасте, когда уже много чего видел, отыграл массу турниров и можешь смотреть на все как бы со стороны. С точки зрения психологии, известно, что мужчины в 40 лет часто хотят делать то, что не удавалось в юности. Что-то испытать, чего еще не пробовал. Нет такого желания?

– Когда я найду то, что захочу попробовать – я попробую. А что я еще не пробовал?

– Все пробовал? Звучит интересно! Но обычно же всегда приходится себя в чем-то ограничивать, особенно если пытаешься добиться успеха в спорте.

– Начнем с того, что я всегда не очень себя ограничивал. Всегда старался жить согласно своим желаниям. Естественно, какие-то обязательства по жизни тоже присутствуют. Но я сторонник того, что от удовольствий в этой жизни отказываться не стоит. Я и не отказывался. Поэтому у меня сейчас нет такого ощущения, что нужно сделать что-то такое, чего еще не делал.

– А желания переоценить то, что сделал, пока нет?

– Можно, я на смертном одре буду что-то оценивать, переоценивать? Я не знаю, где сейчас нахожусь – в середине, в конце. Я пока не готов рефлексировать и что-то переоценивать.

– Что тебя сейчас радует?

– Ничего.

– Живешь безрадостно?

– Можно и так сказать. Радуюсь я тому, что живу. Это уже неплохо.

– Дети не радуют? Может быть, какое-то новое хобби появилось?

– Радуют, но это банально. Это само собой разумеющееся. Хобби – на коньках кататься. На лыжах с детьми езжу. Два года назад встал на коньки. Дети сами на каток ходили и меня приобщили.

– Значит, дети развивают своего отца?

– Дети развиваются, растут, в школу ходят, в интернет. А я с ними.

– Ты говоришь, что новое поколение стало…

– Я не хочу говорить про все поколение. Просто я столкнулся с несколькими представителями нового поколения шахматистов.

– Но ведь твои дети – тоже новое поколение. Видишь ли в них те же черты, что и в тех представителях, о которых говорил?

– Если я вижу что-то подобное, то я интересуюсь, спрашиваю, в чем дело. Высказываю свое мнение, как я бы поступил и как не поступил.

– Строгий родитель?

– Скорее нет, чем да.

– Дети похожи на отца, или ты видишь, что это совсем другие люди?

– Этого я никогда не узнаю. Я знаю по себе, что мы не те, чем кажемся со стороны, и не такие, какими родители нас видят. Думаю, что мои дети сильно отличаются от того, какими бы я хотел их видеть и какими я их вижу.

– Все родители идеализируют своих детей…

– Я вообще не даю свою оценку. Родились, живут, и слава Богу. Чтобы идеализировать, есть мама, хотя она тоже особо не идеализирует. Я своих детей вижу редко, а если вижу, то делающими уроки.

– В шахматный мир не хочешь их втягивать?

– Как мы можем детей заставить что-то делать? Я не из тех родителей, кто заставляет своих детей что-то делать. Они попробовали, им не понравилось. Ну, и не надо.

– А если вдруг захотят, не будешь против?

– Куда они захотят, им уже 14 лет!

– Сейчас довольно много взрослых людей, которые тянутся в шахматы, хотя со спортивной точки зрения никакого смысла в этом уже нет.

– Я знаю много таких людей, но это происходит не в 14 лет. А когда люди уже состоялись, чего-то добились. Это происходит после 25 лет.

– Почему взрослые люди начинают вдруг заниматься шахматами?

- Наверное, игра интересная. В ней присутствует какая-то красота, сложность. Я могу только предполагать. Могу как профессионал отличить красивое и качественное от некрасивого и скучного. Они тоже познают какой-то мир, открывают для себя что-то новое.

– Помимо того, что ты проводишь свободное время с детьми, как еще себя развлекаешь? Театры, кино, дискотеки, женщины?..

– Какие в моем возрасте дискотеки, какие женщины? Кино я смотрю дома на DVD, очень удобно.

– Что посмотрел из последнего?

– «Мастер и Маргарита».

- Целиком весь сериал?

- Нет, одну серию.

– Значит, еще надолго хватит. Следишь за всем, что происходит в шахматном мире?

– Я внимательно слежу за всем, когда есть время.

– Это совпадение, что на Кубке России часто встречался Волжский гамбит? Ты его когда-то давно играл, потом перестал.

– Мы с Крамником готовили его к матчу с Каспаровым. Я просто достал записи и сыграл. Белыми получилось нормально, черными не очень.

– То есть, старые записи еще работают?

– Иногда работают, но не всегда. Волжский гамбит – это не тот дебют, который стремительно развивался. Поэтому в Волжском работают, а в другом дебюте все устарело и никуда не годится.

– Сейчас занимаешься дебютом?

– Нет, не занимаюсь.

– В чемпионате мира по блицу это сказывается?

– Проблема не в том, что я занимаюсь или не занимаюсь. Даже если бы я очень много занимался дебютом, я же ничего не в состоянии удержать в памяти. И поэтому если говорить о блицпартии, то мои занятия не имеют никакого значения, потому что все вспомнить и воспроизвести на доске невозможно. Надо пытаться играть шахматными навыками.

– На Кубке ты был фаворитом в быстрых партиях и блице. Здесь уровень турнира выше, в каждой партии сильный соперник. Тяжело было перестроиться?

– В быстрых шахматах и блице многое зависит от твоего состояния, с какой ноги встал. Мне повезло, что я был в оптимальной форме, играя в быстрые шахматы. Если б я был в состоянии это состояние поддерживать, то я бы его поддержал сегодня. Вчера у меня получилось в блиц играть, сегодня совершенно не получилось. Я не знаю, как это произошло, и не знаю, как мне завтра снова это нормальное состояние вернуть. У меня сегодня были хорошие позиции. Как показывает игра Саши Костенюк, ты с коэффициентом около 2550 можешь выигрывать определенные партии, проводить качественные отрезки. У кого-то из противников в этот момент что-то не заладится. У нее, может, 2550 даже нет, а она набрала уже очков десять. Трудно себе представить, что если бы она играла со всеми этими шахматистами в классику, то у нее было бы так много очков. Во всяком случае, она не выигрывала бы так часто, как она делает это в блиц. Блиц оставляет почву для хороших результатов с сильными соперниками. Я сегодня набрал четыре очка, но позиции бывали и хорошие, мог бы набрать больше.

– В блице больше элемент лотереи?

– Никакой лотереи, конечно, нет. Судя даже по тому, что наверху все равно все те же. Но в отдельных партиях могут быть неудачи, зевки, просмотры.

– Следил за Мемориалом Таля?

– Не так интенсивно, был больше увлечен своей собственной игрой в Кубке.

– Естественно. Но любопытно узнать мнение относительно игры Крамника его бывшего секунданта.

– Я видел, у него очень хорошо получалось с дебютом, что показали партии и с Морозевичем, и со Свидлером. Понятно, что им была проделана большая работа. Очевидно, он был в хорошей форме. С Пономаревым показал, что в хорошем состоянии, держал напряжение всю партию, 60-80 ходов, техника оставалась высокой. Где-то удача была на его стороне, потому что и с Иванчуком, и с Ароняном он стоял весьма-весьма подозрительно. То есть, опять же, все на нюансах. В больших турнирах тебе должна, что называется, карта лечь.

– В отличие от Свидлера и Морозевича, Крамник не выступал на чемпионате Европы. Это дало ему какую-то фору?

– Мне кажется, что в дебютной стадии, да и в практической игре Крамник посильнее и Морозевича, и Свидлера.

– Считаешь, что участие в турнире прямо перед Мемориалом не должно было повлиять на результат?

– Думаю, что участие в чемпионате Европы не должно сильно мешать. Не в этом дело.

– Почему наша мужская сборная уже несколько лет не может выиграть «золото»? Тебе ведь приходилось выступать за сборную тогда, когда удавалось занять первое место.

– Я играл и в тот момент, когда сборная не занимала. Мне знакомо и то состояние, и другое. Нужно, чтобы наконец-таки играла команда, а не коллектив из нескольких человек.

– Как сделать из коллектива команду?

– Затрудняюсь сказать, это вопрос к тренерскому составу. Нужно заставить шахматистов играть на максимуме. Другие команды выигрывают, потому что играют через не могу, более сплоченно. Кроме того, что-то выиграть – это же не просто сыграть, должно быть некое мановение с небес. Сборные Армении и Азербайджана много лет шли к своим успехам; наверное, больше заслужили, чем мы. Руководители шахмат в этих странах очень многое делают для того, чтобы убедить шахматистов играть с полной отдачей.

– Какими методами пользуются руководители этих стран?

– Не знаю. Но мы тоже что-то выигрывали, когда были голодными. Есть много составляющих.

– Как опытный человек, знающий дело изнутри, ты бы хотел попасть в тренерский состав сборной?

– Каждый должен заниматься своим делом. У нас есть квалифицированные тренеры, которые ведут команду к успеху, вот пусть они и продолжают этим заниматься. Я не вижу косметических методов; на мой взгляд, давно требуется хирургическое вмешательство.

– Что же пора отрезать?

– Маша, не заставляй меня отнимать хлеб у профессионалов!

– Не хватает в тренерском составе такого человека, как Борис Постовский, который своим оптимизмом вдохновлял бы игроков?

– Борис Наумович в свое время с любовью относился к спортсменам, всегда готов был поддержать, принести кофе, чай. Рискну предположить, даже с составом лучше угадывал.

– Он и сейчас, по-моему, болеет за нашу команду, хоть и не работает с ней.

– Все мы болеем за нашу сборную. Я всегда буду болеть за россиян, потому что живу в этой стране.

– А здесь на турнире я вижу среди россиян много болельщиков у того же Карлсена.

– Это выбор каждого. Но я никогда за Карлсена болеть не буду. За Крамника, Свидлера или Морозевича – пожалуйста!

Редакция ChessPro попросила гроссмейстера Яна Непомнящего высказать свою точку зрения относительно инцидента в финале Кубка России, а также рассказать о причинах его исключения из школы Бареева.

Вот его ответы:

Я подошел к главному арбитру Болотинскому, чтобы сразу начать вторую быструю - нигде в регламенте не было написано, что между быстрыми партиями существует перерыв. А соперник ушел куда-то, и минут 5-6 пришлось его ждать Про очко без игры - это явно гипербола.

Про то, что исключили из школы - опять гипербола Школа Бареева - это ежедневное решение позиций. Фактически, тем же можно заниматься самостоятельно со сборником комбинаций или этюдов

Про метание ботинок в тренеров - тоже какой-то трэш Расстояние между тренером и траекторией летевшего в раздевалку ботинка было более чем почтительное.

Большое интервью с Яном Непомнящим наш сайт планирует опубликовать в декабре.