Почему выходной день по-английски будет «rest day»? То есть, я хотел спросить: слова «rest» и «restaurant» ведь явно общего корня, да? А почему? Взять для сравнения русский язык: слова «отдых» и «ресторан» в нем хотя и близкие, но все же не однокоренные. Да и близкие – не сказать, чтобы всегда. Иногда близкие, иногда... так отдохнешь, что ни с какой работой не сравнится. Наверное, у англичан все не так. У них уж если «rest», значит, «rest». Пришел в приличное заведение – сиди тихо, не бузи. Отдыхай, но в меру. Половинь, не части, закусывай пудингом. А захотел побузить – снимайся с якоря, уходи из «restaurant» прямиком в какой-нибудь «pub». Говорят, такие же фокусы проделывал пьяный Есенин. Обедать ходил в дорогой фешенебельный ресторан. А затем шел в ресторан попроще – сквернословить и драться. Все-таки русский язык гуманнее. Язык стихийной философской мысли. Англичанам невдомек, что отдых – не место, а состояние души. Можешь пойти в курительную. Или в поительную. Или в едательную. Но будешь ли там отдыхать или, наоборот, напрягаться, русский язык предоставляет решать тебе самому. Язык тебя уважает. Знает, что ты и на скамеечке можешь отдохнуть, и в подъезде. Захотел отдохнуть – отдохнешь! Совсем припрет – на газетке разложишь. Не надо никакого «restaurant». Какие могут быть «отдыхательные»? Что за буржуйские выдумки?! Русский язык хороший. Мы с ним ладим. Нам вдвоем хорошо. Может, и английский язык тоже ничего. Я не знаю. Участники Мемориала Таля уходили на отдых кучно. Первое место от последнего отделяло всего полтора очка. Но главное не это, а то, что на турнире появился единоличный лидер. Им стал Владимир Крамник. В репортаже с открытия Мемориала я приводил слова Игоря Бурштейна, бизнесмена и мецената. «Володя выиграет, причем легко. Он хорошо отдохнул после Мехико». К тем словам я отнесся скептически. Хотя и понимал, что деловые люди такого ранга в прогнозах не ошибаются. Похоже, что прогноз сбывается. Крамник – из тех спортсменов, что догоняют натужно. Но уж если сам захватил бровку – никому ее не отдаст. Тем более в турнире, где «+3», вероятно, обеспечат чистое первое место. Это любимые турнирные расклады Владимира Борисовича: «+2» – первое место в дележе, «+3» – чистое первое. О том, как добиваться нужного результата при таких раскладах, Крамник может диссертацию написать. Это же не безумные «+5» или «+6». Это все родное, знакомое. Другая новость не в пример хуже. Главный судья, голландец Герт Гийссен сломал ногу. Криминальные версии не рассматриваются. Просто шел человек вечером по Сивцеву Вражку, поскользнулся и упал. Очень неудачно. Боль дикая. На счастье – если в такой ситуации может быть счастье – подбежавшая женщина знала французский, а подошедший мужчина был на колесах. Гийссен, как мог, объяснил, кто он и откуда. Женщина перевела, мужчина довез до гостиницы. Там уже вызвали скорую. Отвезли в Боткинскую. Диагноз – перелом шейки бедра. Серьезный диагноз, а если учесть, что Гийссену 72 года, то серьезней некуда. Врачи говорят, как минимум неделю его будут готовить к операции, и недели 2-3 – если операция пройдет успешно – подержат в стационаре под наблюдением. В эти дни решается вопрос о приезде родных и близких. Может, уже решился. Ну, что тут скажешь? Во-первых, надо пожелать выздоровления. Пусть не скорейшего, но капитального. Пусть все косточки срастутся как надо. Потом – попросить, чтобы Гийссен не затаил на нашу страну, куда в последние годы он приезжал часто и охотно. И в калмыцкой степи судил, и на Севере судил – ничего плохого, кроме хорошего, с ним никогда не случалось. Понятно, что размышляя, может быть, о своей судьбе, он меньше всего ожидал поломаться именно на Сивцевом Вражке. Но на то она и судьба. Ее наперед не узнаешь. Я, кстати, совсем не удивлен. Центр столицы убирается из рук вон плохо. Кроме, разумеется, тех маршрутов, по которым тузовые люди ходят... не знаю, куда. Куда им надо. Вот эти минимальные отрезки пути свободны от снега и льда. И присыпаны песочком. Сахарным. А так – везде каток: ушибы, переломы. У меня в Зюзино узбеки скребут асфальт с шести утра – я еще не ложусь, а они уже выходят на работу. Наверняка за сущие копейки. И все равно скользко. Хотя и не так, как в центре. В центре, небось, их не нанимают – чтобы не мозолили глаза кому не надо. Своим полезным нелегальным трудом. А из коренных жителей Сивцева Вражка что-то не растет очередь в дворники записываться. Ну, вот, пока все не попадают, ничего не изменится. Вернемся к шахматам. Что у меня есть для репортажа? Фотографии – их немного. То есть их штук двести, но показать хоть как-то можно не более полутора-двух десятков. Затем зарисовки у демонстрационной доски. Плюс блиц-ответы на блиц-вопросы. Чего у меня нет – так это желания предаваться каким бы то ни было формальным изыскам. Поэтому пусть все будет просто. Сперва фото, затем диаграммы.
Этого человека мы на турнире больше не увидим. А мобильники все равно отключать надо.
Гийссена на посту главного судьи сменил Анатолий Быховский. На снимке он наблюдает за партией Бориса Гельфанда. Не хочу каркать и наводить порчу. Уж если так случилось, что работа главного судьи оказалась травмоопасной, желаю Анатолию Авраамовичу тихо и спокойно доработать до конца срока. Приходилось слышать и от футбольных комментаторов, и от баскетбольных, что лучший судья – это судья незаметный. Вряд ли шахматы являются исключением из общего правила.
Из этого снимка видно, что интерес зрителей в пятом туре распределился неравномерно. Взгляды простых болельщиков были направлены в основном на партию Яковенко – Леко. Ладья на е3, конь на f5, слон на а2 – еще со времен противостояния Каспарова с Карповым эти приметы в испанской партии означали одно: мат не за горами. Встреча Иванчука с Карлсеном также привлекла к себе повышенное внимание. Заслуга в этом целиком и полностью принадлежит Иванчуку. Когда великий шахматист пальцами одной руки что есть силы расковыривает себе нос, а пальцами другой в то же самое время пытается отодрать у себя бровь – это всегда интересно. Телевизионные камеры направлены на партию Крамник – Широв. Пусть позиция из тех, от которых мухи дохнут на лету, магия авторитета делает свое дело. Камера брала лица крупным планом – на лицах отображалась игра страстей. Что еще в телевизоре надо? Партии Мамедьяров – Гельфанд и Алексеев – Камский ажиотажа в турнирном зале не вызвали. Хотя у Камского с Алексеевым, например, кони некоторое время располагались на h5 и h4. Но это не стало сенсацией.
Девушка, выглядывающая из-за спин, – София Леко. В шахматы она не играет, но, как Надежда Смыслова, позицию оценить может.
Без зрительского ажиотажа, наверное, даже лучше. Можно спокойно подумать. А подумать в партии Алексеев – Камский есть над чем. Камский, конечно, производит впечатление. Даже снял для верности пиджак. А какая посадка за доской! Правда, видали мы и другого Камского. Когда уронил флаг в партии с Шировым, он метался по пресс-центру как... нормальный человек. У которого душа уязвлена и болит. К нему даже можно было испытывать какие-то чувства. Но потом собрался, включил регенеративную функцию и снова стал Терминатор.
Можно подумать, у Шахрияра позиция так себе, а у Алексея все под контролем. Реальность, увы, отличается от изображения на картинке.
А здесь – полное впечатление, что Карлсен думает над ходом, а Иванчук релаксирует после манипуляций с бровями и носом. И вновь – обман. Приглядитесь: Карлсен только что отвел слона на h6, а это значит, что ход белых. Через мгновение Иванчук цапнет пешку а5! Только ее и видели. Лицо Василия Михайловича при этом будет выражать простые эмоции... «С каким пацером приходится сидеть за одним столом» – это еще не самое жесткое выражение, которое можно прочесть на его лице. Что, кстати, отнюдь не бесспорно. Ведь, если верить официальной статистике, счет результативных встреч до сего дня был 3:0 не в пользу Иванчука. Забегая вперед, скажем, что счет он в итоге так и не размочил. Перемещаемся в пресс-центр.
На орбите – Юрий Алексеевич Васильев. Классик отечественной журналистики. Глаза Шахрияра Мамедьярова прикрыты. Может, от вспышки фотоаппарата, но, может, и от удовольствия. Как-никак, интервью берет Мэтр.
Виктор Львович Корчной, как всегда, добр, кроток и очень мил. Все его любят, и он платит тем же. Наверняка приготовил очередной комплимент выступающим у демонстрационной доски. Только еще не решил, какой именно. Их у него так много.
А так улыбается Мамедьяров. Чуть снисходительно. На другой половине экрана Гельфанд в это время объясняет зрителям и журналистам какие-то тонкости меранского варианта. «Говори, говори, – как бы показывает своей улыбкой Шахрияр, – я в десять раз больше могу сказать. Но не скажу».
«Между нами, профессорами...» Справа – Александр Матрос, когда-то шведский, потом английский, а теперь вот питтсбургский профессор экономики. Московской шахматной тусовке его представлять не надо. У меня до сих пор болит тот участок мозга, который отвечает за защиту Пирца-Уфимцева. В 1994 году в клубе «Октябрьский» Саша нанес ей непоправимый удар. В центре – Володя Смирнов, тоже профессор экономики, но только университета Сиднейского. Саша и Володя приезжали в Москву, читать лекции. Кому?! О чем?! Как стянуть у людей нефтяную вышку и вставить себе золотые зубы?! Завтра уезжают обратно. А слева – Борис Наумович Постовский. Если и не профессор, то достоин этого звания как минимум Honoris causa.
Свирепая челюсть Александра Хузмана (слева), как и предполагал в одном из предыдущих репортажей, оказалась элементом грима. Наподобие усиков, что наклеивал Штирлиц, выходя на сеанс связи. Стоило гроссмейстеру Хузману улыбнуться – и вопрос, почему именно с ним долгие годы работает Борис Гельфанд, отпал сам собой. Константину Сакаеву (справа) работа секунданта, может быть, в новинку. Он приехал из Серпухова на помощь Жене Алексееву. Раньше не мог – играл в Кубке России. Честно говоря, Женя его заждался. Я просто не хотел об этом писать раньше срока.
Постовский вручает Крамнику книгу в качестве какого-то приза. Честно говоря, в сюжет этой истории я не вникал. Какой приз, что за книга... И что за дядя на заднем плане, тоже не пойму. Но когда Постовский просит сделать кадр – как откажешь?!
Этот кадр я делал с удовольствием. Воспользовался, можно сказать, служебным положением. Саша Щетинин (слева) – замечательный детский тренер. Люди его склада чаще всего остаются в тени. И когда ученики берут медали и кубки, обязательно найдется кто-то, кто и одет иначе, и говорит живо и весело. Камера как-то сама высветит его лицо. А Саша тихонечко отойдет в сторонку. А какие стихи он пишет? А было ли хоть раз так, что Сашу о чем попросишь, а он не сделает? Здоровья, Саша. Талантливых и порядочных учеников. Вменяемых родителей. И хоть немножко славы – которую давно заслужил и которую носят другие, ни к чему не годные люди. Но прежде всего – здоровья. Справа – сербский мастер Филип Костич.
Петр Леко. Никак не может уйти из ЦШК. Он давно одет, София и Аршак одеты, до двери два шага, а – никак. Сперва французские телевизионщики пытали, потом я со своими вопросами... Теперь вот какой-то ненасытный любитель шахмат захотел узнать, почему Леко пешку не съел. Потому и не съел, что он Леко. Съел бы – мат получил. И любителя не посылает на любом из известных ему шести языков тоже потому, что он – Леко. «Вы знаете, какой он добрый? – давеча втолковывала мне София. – Но, кроме того, что он добрый, он еще, знаете, какой? Он – ровный. Он – все равно, кто перед ним, начальник или совсем простой человек – никогда не позволит себе ничего такого. Вот он какой!» Теперь вижу. Все ушли. Остались Карлсен, Иванчук и пара-тройка журналистов. Снимать больше нечего и некого. Все камеры – на них. Василий Михайлович мог выиграть битых два часа назад. И час назад мог выиграть тоже. Наверное. И сейчас у него все еще выиграно. Но его трясет. Его трясет, и трясет, и трясет. Как будто под его стулом провели электрический ток не самой малой мощности. Смотреть на это больно, прекратить – нельзя. Карлсен ведет себя идеально. По часам не стучит, ходы записывает даже тогда, когда на часах остается меньше минуты. Сериями не играет, ходы делает подчеркнуто аккуратно. Он все прекрасно понимает. Шансов нет, но они есть. Они – не на доске, а там, в душе его соперника. Карлсен, как лягушка из сказки Гаршина, делает еще ход, и еще... Сдаться он всегда успеет. Мне трудно передать словами то, что я видел. Зрелище было ужасное. Никакие шахматы этого не стоят. В первую очередь имеют ценность физическое здоровье и душевное равновесие, а потом уже спортивные достижения и все остальное. Что я видел в эти минуты? Только то, что шахматы действуют разрушительно. Много снимал. Давать в эфир эти кадры – значит, делать контрпропаганду шахматам. Отобрал три снимка, самых-самых нейтральных. На них – Иванчук пытается обрести себя. Ведь на доске всего-то по ферзю, слону и наши две пешки! Тщетно. Он делает ход, который так и не станет для него победным. Для чего все это?!
|